и при недопущении рабов и чужаков — определенного возраста мужчины.

Собранию рода принадлежит право избрания на все должности, включая военное предводительство. Относительно ирокезов хорошо известно, что существовавшие в каждом роде вожди избирались путем свободного голосования сородичей и так же легко могли быть смещены.

Народное собрание служит и судебным органом; к нему обращаются с жалобами; оно обладает некоторой — большей или меньшей — компетенцией в делах кровной мести; собранию принадлежит решающее слово в делах об измене, трусости, противоестественных пороках, например кровосмешении, преступлениях против религии, колдовстве, убийстве внутри рода.

3. Советы старейшин, членами которых были главы семейных общин, входивших в род, возникали сначала в качестве эпизодических сходок, на которых предварительно обсуждались вопросы, подлежавшие решению на общем собрании рода.

С возникновением фратрий (союз родов) и племен (союз фратрий) появляются соответственно советы старейшин фратрий и советы старейшин племен.

Решение совета племени было у ирокезов окончательным и обязательным для всех входивших в его состав родов так же, как решения совета ирокезской «федерации» были обязательными для всех пяти составлявших ее племен.

Римский сенат (образованный, по предположению Нибура, на предводителей 300 римских родов) был, без сомнения, избираемым органом, пока его члены — главы немногих знатных фамилий, утвердивших свое преобладание, не добились для себя и своих наследников права состоять в сенате независимо от народного выбора.

3. Военная демократия

1. Предгосударственный период истории родоплеменного строя Маркс и Энгельс называют «военной демократией». Термин этот был введен американским историком Л. Морганом для характеристики древнегреческого общества в период его перехода от родовой общины к так называемой соседской и был без особой критики воспринят Марксом и Энгельсом. «Короче, слово basileia, -писал Маркс, — которое греческие писатели употребляют для обозначения гомеровской, так называемой царской власти (потому что главный отличительный признак ее — военное предводительство), при наличии наряду с ней совета вождей и народного собрания означает только военную демократию»‘.

В согласии с этим и Энгельс справедливо соединяет воедино три непременных элемента военной демократии: военного вождя (наделенного еще судебными, но совершенно лишенного административных полномочий), совет вождей и народное собрание.

Народное собрание, каждый участник которого одновременно с тем воин, ополченец, — столь же важный и столь же непременный орган власти, как и оба другие. Какую бы политику ни проводило собрание, было ли оно (по Гомеру) послушным инструментом в руках знати и базилевса или, как это не раз случалось, выходило из под этой власти, — ни военный вождь, ни совет не имели никаких средств насилия по отношению к нему, никаких средств принуждения, кроме тех, которые были созданы традицией, влиянием, опорой на сородичей, личным авторитетом.

Военная демократия приходится, как можно полагать, на тот период истории, когда мы видим древнюю родовую организацию еще в полной силе, но вместе с тем когда появилось уже имущественное неравенство с наследованием имущества детьми (в противовес роду), зародилась знать и царская власть, стало обычным превращение военнопленных в рабов.

Вожди ахейских племен (по рассказу Гомера) неоднократно похваляются и своим богатством (в особенности стадами), и своим происхохэдением, и своей удалью; они уже научились вести счет деньгам и соответственно с тем прикидывать, скольким волам и талантам соответствуют жеребая кобыла, треножник, молодая рабыня.

Они неохотно говорят о народе или говорят о нем с презрением, но вот слова, сказанные самим Одиссеем: «Когда же грозно гремящий Зевс учредил грозный для ахеян путь… от критян был избран я с кораблями итти к Иллиону: и было отречься нам невозможно: мы властью народа окованы были.

Строй военной демократии отличается большим разнообразием форм. В одних случаях он находится в зависимости от полисного устройства, как то было повсеместно в Греции, в Месопотамии, на Западе и Северо-Западе Индии и т.д. В других случаях военная демократия возникает в условиях кочевого или полукочевого образа жизни, как то было у славян и германцев.

4. Обычаи

1. Указывая на множество общих дел, присущих древним обществам, Энгельс пишет об ирокезах, что у них «домашнее хозяйство ведется рядом семейств сообща и на коммунистических началах, земля является собственностью всего племени… тем не менее нет и следа нашего раздутого и сложного аппарата управления. Все вопросы решают сами заинтересованные лица, и в большинстве случаев вековой обычай уже все урегулировал».

Самые же важные обычаи первобытного общества не могли быть ни открыты, ни изобретены, ни даже порождены повторением известных процессов. Равенство членов общества, как оно тогда понималось, вытекало из отношений первобытнообщинного строя как естественно-исторический результат объединения индивидов в первоначальные формы коллектива.

Только последующие процессы, порожденные главным образом имущественной дифференциацией, с неизбежностью привели к замене равенства людей в обществе их неравенством.

Когда мы читаем у Гомера: «…Как два человека, соседи, за межи раздорят, Оба с саженью в руках на смежном стоящие поле, Узким пространством делимые, шумно за равенство спорят», — сама собой возникает картина общественного поля, делимого на части, пока еще равные.

Не существует, однако, сколько-нибудь единого критерия распределения земли. Диодор говорит об испанских вакцеях, что они переделяли землю ежегодно: каждый получал свою долю урожая, так как последний считался общинной собственностью. Присвоение (самовольное) каралось смертью. Тот же принцип действовал повсюду при разделе добычи; каждый, кто участвовал в набеге или войне, получал равную долю. Даже на пиру полагалось получать равную со всеми часть, и потому Плутарх не без оснований замечает, что первоначально греческое слово «пир» означало «дележ».

У гомеровских греков каждый член общины имеет равное право на часть земли и получает ее в составе семейного надела; сама же семья должна положиться на жребий, который определит для нее, где и какой будет надел. И только так же «сыны израилевы», как о том говорится в Книге чисел, должны были делить по жребию, завоеванную землю, с тем чтобы большие семьи получали большие участки, меньшие семьи — меньшие участки.

Каким же образом возникает обычай преимущественного наделения землей аристократии, предоставления добавочных участков базилевсу (греческое «теменос»)? Как возникает обычай неравенства?

Но существует и другое истолкование описанной Гомером сцены, и от него не так-то просто отмахнуться: что если речь идет о соседях, приобретших земельный участок (куплей-продажей, дарением, наследованием) и не могущих по тем или иным обстоятельствам (овраги, заболоченные места и т. д.) договориться о справедливом разделе их общей собственности? Мы, как видно из нашего комментария держимся иной позиции.

Первые проявления неравенства мы видим в пищевых запретах, которые у охотничьих племен обеспечивают взрослым мужчинам и старикам лучшую пищу, предоставляя худшую женщинам и детям.

Причины такого предпочтения понятны. Но было непросто утвердить все это. На помощь — и притом вполне сознательно — была призвана первобытная магия с ее заклинаниями и проклятиями. А так как ее было все же недостаточно, возникают тайные обряды, тайные сообщества, оберегающие привилегии, применяются насильственные меры. Возникают хорошо известные тайные мужские союзы, главной целью которых является устрашение женщин, возникают даже тайные мужские охотничьи языки, весьма распространенные запреты, предупреждающие женщин против прикосновения к орудиям охоты и т. п.

Индивидуализация труда, рожденная новыми орудиями, приручение стад, военная добыча и т.п. — все это создало условия, при которых происходит необычайно быстрое (и в значительных размерах) накопление движимого имущества в немногих руках, а вместе с тем и углубление неравенства.

Тем, кто уже и до того добился для себя известных отличий и преимуществ, предоставлялись великолепные возможности упрочить, расширить их. Так возникает добавочная часть военной добычи (чаще всего скот), которой похваляется Одиссей у Гомера. Глава дома, как и председательствующий на пиру, равно претендуют на лучший кусок и смертельно обижаются, если их обходят вниманием. Постепенное развитие указанных начал ведет к добавочному наделу для главы рода, а отсюда естествен переход к добавочному земельному наделу для «царей» или «героев».

На известной ступени развития, с выделением судебной власти и усложнением судебного процесса, с отделением обычая от религии и искусства, с которыми он находился в самом ближайшем родстве, возникает уже то, что можно с известным основанием называть «доправовой культурой». Обычаи находят более или менее точное формулирование, устанавливаются по обсуждении вопроса и при известной процедуре, могут даже систематизироваться и фиксироваться на доске, камне и т. д.

То обстоятельство, что правило поведения, пусть даже такое, какое с неизбежностью вытекает из трудового процесса (как условие его эффективности), должно пройти через сознание, даже и опутанное ложными представлениями о силах природы и т.п., создает бесконечное разнообразие одного и того же обычая.

2. Каковы же наиболее существенные черты обычая по сравнению с правом? На это можно ответить следующим образом. Как родовой строй, так и обычай представляют собой свойственную данным историческим условиям естественно выросшую структуру, не знающую отношений господства и порабощения; соответственно с тем не существует никакого другого способа принуждения к выполнению обычая, кроме тех, которые созданы самим обычаем, не существует еще никакого различия между правами и обязанностями. Для индейца, пишет Энгельс, не существует вопроса, является ли участие в общественных делах или кровная месть его правом или его обязанностью; такой вопрос показался бы ему столь же нелепым, как и вопрос, являются ли правом или обязанностью сон, еда или охота.

5. Переход к государству

1. По современным представлениям, земледелие и скотоводство возникают приблизительно на одном и том же историческом этапе. В зависимости от почвы и климата в одних районах мира могло преобладать земледелие, в других, — наоборот, скотоводство, приручение животных. Древнейшие нильские поселения (Египет), равно как и те, которые открыты в Месопотамии, Иране, Средней Азии, некоторых областях Европы и т.п., указывают на преимущественно земледельческий характер возникших здесь культур. Можно полагать, что в ранней истории великих цивилизаций Древнего Востока земледелие должно было играть преобладающую роль. Вместе с тем не вызывает сомнений, что только с появлением упряжки, бывшей результатом древней скотоводческой культуры, стало возможно распространение и упрочение самого земледелия. Мотыга не вытеснена, ибо обладает своими особенными полезными свойствами, но она, без сомнения, уступает первенство упряжке, влекущей за собой плуг или соху.

В то время как обрабатываемая земля оставалась еще собственностью племени и передавалась в пользование сначала роду, позднее — домашним общинам и наконец отдельным лицам (но так, что и эти последние могли иметь известное право владения, но не собственности), стада уже перешли в обособленную собственность домашних общин или отдельных семей. При условии, что земля все еще равномерно разделена между семьями, главное богатство стало заключаться не в ней, а в скоте. И первые рабы, с которыми мы встречаемся в истории, — пастухи и скотоводы, наподобие описанного Гомером Эвмея.

Как люди научились выплавлять металл, мы не знаем, но несомненно, что уже в III тысячелетии до н.э. был изобретен воздуходувный мех, а вслед затем выделились в особо почитаемое «сословие» кузнецы. Можно предположить, что выплавка металла произошла сначала в гончарной мастерской: кусок малахита (минерала, содержащего медь), используемый для глазурования, попал в гончарную печь, и таким образом явился на свет многоцветный кусок медной руды. Вслед затем был изобретен плуг, а вместе с ним упряжь для волов.

«Увеличение производства во всех отраслях, — резюмирует Энгельс, — скотоводстве, земледелии, домашнем ремесле — сделало рабочую силу человека способной производить большее количество продуктов, чем это было необходимо для поддержания ее. Вместе с тем оно увеличивало ежедневное количество труда, приходившееся на каждого члена рода, домашней общины или отдельной семьи. Появилась потребность в привлечении новой рабочей силы. Война доставляла ее: военнопленных стали обращать в рабов».

2. Отделение ремесла от земледелия, вызванное успехами обработки металлов, особенно железа, приходит вслед за отделением скотоводства от земледелия. Обособляются не только земледелие и ремесло в целом; обособляются отдельные виды ремесленной деятельности, некогда совпадавшие в домашнем ремесленном труде. Появляются разнообразные предметы ремесла, а вместе с тем и разнообразные товары для обмена. Идет непрекращающийся рост производства. Рабство, носившее спорадический характер, становится теперь существенной составной частью общественной системы. Возникает производство непосредственно для обмена и даже заморская торговля.

Наряду с различиями между рабами и свободными углубляется пропасть между богатыми и бедными семьями; старая коммунистическая домашняя община взрывается. Пахотная земля переходит (через опосредствующие ступени) в частную собственность отдельных семей. Не только между рабами и не рабами, но та же и между самими свободными возникают различия и противоречия.

Власть военного начальника, поначалу не очень значительная, усиливается главным образом в результате грабительских войн. Она становится наследственной. Вместе с тем закладываются основы наследственной королевской власти и наследственной знати.

3. Исчезает затем и самый род. С общественным разделением труда, с распространением ремесел и обмена родовые поселки теряют свое старое единство, они становятся местом поселения пришлого населения — иноплеменников, в том числе иностранцев, рабов, разного рода посторонних старому роду людей вообще. Аттический закон VI столетия до н.э. уже не позволяет, но обязывает фратрию принимать в качестве полноправных членов не только кровных, но и всех тех посторонних людей, которые поселились на ее территории. Вселение постороннего человека в «виллу» узаконяет (на известных условиях) Салическая правда. Англосаксонским правдам принадлежность человека к роду вообще безразлична, лишь бы он осел и «нашел себе господина».

Уходят и не возвращаются коренные жители родовых поселков. Одни — из-за отчуждения принадлежавшей им земельной собственности, другие — потому, что занятие ремеслом или торговлей потребовало перемены местожительства (переселения в город), Третьих выгнали какие-нибудь другие причины, в том числе война, кровная месть, притеснения и пр.

Интересы ремесленников не совпадают с интересами купцов, и обе эти новые общественные группы во многом враждебны деревне. Ни о каких родовых связях не может быть и речи: и купцы и ремесленники принадлежат к разным родам, фратриям, племенам, а их интересы, их цели, как и их единство, обусловлены уже не столько происхождением от общего предка, сколько профессией.

Ко всему этому сами родичи оказались разделенными на бедных и богатых. Функционирование родовых органов должно было поневоле прекратиться.

Возникло общество, расколотое на эксплуататоров-богачей и эксплуатируемых бедняков, укоренилось рабство иноплеменников, а вместе с ними и долговое рабство. Такое общество могло существовать только в непрекращающейся открытой борьбе между классами или же «под господством третьей силы, которая, якобы стоя над взаимно борющимися классами, подавляла их открытые столкновения и допускала классовую борьбу самое большое только в экономической области, в так называемой законной форме. Родовой строй отжил свой век. Он был взорван разделением труда и его последствиями — расколов общества на классы. Он был заменен государством».

Часть первая Рабовладельческое государство и право

Глава первая История государства и права стран Древнего Востока

А. Возникновение древневосточных государств

1. Наши знания об обществах Древнего Востока восходят к V-IV тысячелетиям до н.э. К этому времени относятся обнаруженные раскопками древнейшие поселения человека в Азии — в Древнем Шумере (в районе, где реки Тигр и Евфрат достигают Персидского залива), в Палестине (близ Иерихона), на юге нынешней Турции (в Анатолии).

Открыв погребение V тысячелетия до н.э. в Древнем Египте, археологи обнаружили глиняные сосуды, помеченные одним и тем же знаком, что может свидетельствовать о принадлежности этих вещей определенным лицам. А рядом лежали статуэтки пленников.

Проходят столетия, и вот уже хорошо заметно различие между богатыми и бедными погребениями. Изображения, покрывающие предметы, взятые из могильников так называемых герцейских раскопок в Египте, повествуют о сражениях: вокруг поселений возводятся стены для защиты от врагов. Малозаметный значок на предметах, изображающий канал, говорит о начале ирригации и одновременно о тех необходимых, но изнурительных работах, на которых стал широко применяться труд рабов как в Древнем Египте, так и на всем Древнем Востоке.

На рубеже IV-111 тысячелетий до н. э. складывается в Древнем Египте «40 номов», или областей. Древним основанием нома должно было служить племя. Во главе каждого нома стоял «царь», он же верховный жрец местного культа и обладатель титула «начальника канала».

Объединение сорока областей происходит не сразу. Сначала возникают два отдельных царства — Верхний Египет и Нижний Египет. В период так называемого Раннего царства -XXX-XXVHI веков до н.э. — они, по-видимому, насильственно объединяются фараоном -Нармером.

Знаменитое изображение подвигов Нармера на шиферной пластинке для хранения мази («палетка Нармера») служит вещественным основанием этой гипотезы. На одной стороне пластинки фараон изображен в короне царей Верхнего Египта поражающим жителя дельты Нила (Нижнего Египта); на обратной стороне он же в короне, принадлежащей царям Нижнего Египта. Фараон идет в сопровождении свиты чиновников среди обезглавленных трупов: число их изображено знаком — 6 тысяч.

Последующая история Древнего Египта распадается на три основных периода, каждый, из которых занимает многие сотни лет, — Древнее царство (XXVII-XXIV вв. до н. э.), Среднее царство (конец III тысячелетия — XVI в. до н. э.), Новое царство (XVI-XII вв. до н. э.). Начало Древнего царства открывает собой период победы классового общества и государства.

2. В конце 20-х годов нашего столетия археологи предприняли раскопки старинного города Ура в Древнем Шумере, расположенного близко от места слияния Тигра с Евфратом.

Обнаруженные здесь «царские погребения» относятся к глубокой древности — началу III тысячелетия до н. э. В могильниках Ура найдены прекрасной работы золотые и серебряные сосуды, инкрустированные перламутром украшения. Военные сцены дают представление об армии. Она вооружена уже не только копьями, но и боевыми колесницами, сыгравшими роль танков древности. Длинной вереницей идут пленные. Наконец, самое «поразительное открытие» — десятки принесенных в жертву людей.

Лежат стражники, с ними их копья и шлемы. Рядом с остатками карет — возничие, немного поодаль — слуги и т.п. Все эти люди были убиты, чтобы, по тогдашним верованиям, служить своим господам в загробном царстве.

Наличие социального неравенства и сильной, поднявшейся над обществом власти столь несомненно, что позволяет заключить: в начале III тысячелетия до н. э. шумерийское общество вступает в период государственного существования. Первобытнообщинный строй, может быть, еще не разрушен полностью — и даже скорее всего так, — но уже побежден.

Как происходила экспроприация народной земли и устанавливался гнет немногих над многими, можно видеть из сообщения о восстании народа в Лагаше — другом большом городе Шумера. Известно имя вождя этого восстания: его звали Урукагина (около 2370 г. до н. э.).

Народ Лагаша был недоволен тем, что земли, считавшиеся храмовыми, были расхищены. До того они сдавались крестьянам в аренду за небольшую плату. Когда их захватила знать, крестьянину была отведена роль поденщика за небольшое довольствие.

Расхищению подверглись и те земли, которые принадлежали сельским общинам. Значительная часть их становится собственностью царского дома, раздается в виде наделов землевладельческой и чиновной знати. Собственно крестьянские наделы уменьшаются до половины гектара, но и их, нарушая старинные обычаи, начинают продавать, закладывать, сдавать в аренду.

Стоя во главе восставшего народа, Урукагина возвратил храмам их прежнюю собственность. Он увеличил месячные выдачи, полагавшиеся крестьянам за работы на храмовой земле. Насильственное отчуждение крестьянской земли было запрещено.

Урукагина вернул старинные постановления. Он удалил надсмотрщиков. Никакой жрец уже не входит в сад бедняка… Если у подданного родился хороший осел и его начальник скажет: «Я хочу его купить у тебя», а хозяин не жещает этого, пусть его за то не преследует начальник» (как то было раньше) и т.д.

Стремление народа восстановить прежнее положение было, однако, неосуществимым. Реформы не затронули землевладения знати, не отменили права продажи крестьянских земель, не ликвидировали долговой кабалы — превращения свободного человека в раба за неуплату долга.

Тем не менее опасный пример, поданный Лагашем, встревожил знать соседних городов; спустя шесть лет после победы восстания режим Урукагины был ликвидирован вторжением города Уммы.

События в Лагаше не были чем-то исключительным. Поразительное сходство с ними обнаруживается в рассказе о реформах царя Ур-Намму, одного из царей III династии Ура. Табличка, сообщающая об этих реформах, относится приблизительно к середине XXI столетия до н. э. Как и Урукагина, Ур-Намму устранил взяточников и обманщиков, захватывавших быков, овец и ослов, принадлежавших бедным людям. Он позаботился о том, чтобы «человек одного шекеля» не был притесняем «человеком мины», то есть богачом (в мине 60 шекелей).

В последующие столетия то один, то другой из городов Шумера добивался господства над Двуречьем, пока царь Вавилона Хаммурапи (1792-1750 гг. до н. э.) не подчинил себе земли, простирающиеся от Персидского залива на юге вплоть до старой Ниневии на севере, то есть верхнего течения реки Тигр. Наступает новый этап в многовековой истории Двуречья — этап возвышения и господства Вавилона.

3. Возникновение государства в Древнем Китае связывают обыкновенно с тем, что в XVIII столетии до н. э. союз племен, известный под названием Шань или Инь, завершил покорение другого племенного союза. Глава победителей сделался «царем».

Археологические данные свидетельствуют, что в Иньском государстве широкое распространение получают все виды земледельческой техники той эпохи: соха и плуг (с металлическим сошником), борона, мотыга и пр. Земледелие стало основной отраслью деятельности. Существуют ремесла, торговля и денежное обращение.

«Ныне в Поднебесной, — сообщает древний китайский автор, все стало частным, каждый стал считать родителями только своих родителей, сыновьями только своих сыновей, ценностями и трудом стали пользоваться только для себя, установился обычай, по которому власть сановников стала передаваться по наследству; были устроены валы в качестве укреплений».

4. В середине II тысячелетия до н. э. Ha севере Индии после продолжительного движения с Запада на Восток появились племена, говорившие на языке, родственном основным европейским языкам — греческому, латыни, германским, славянским. Принадлежавшие к этим племенам люди называли себя ариями (арьями), что следует переводить как «полноправный». Священные книги ариев — Веды — рассказывают, что, вступив в Индию, арии выдержали трудную борьбу с ее коренными жителями. Были уничтожены какие-то «бронзовые города» и их население.

Этому сообщению не придавали особого значения, пока в начале 20-х годов нашего столетия не были обнаружены скрытые под землей развалины двух больших городов. Их стали называть Мохенджо-Даро и Хараппа (по нынешним названиям местностей). Они построены из обожженного кирпича, действительно напоминающего своим цветом бронзу.

Оба города имели широкие улицы, застроенные двухэтажными домами, канализацию с магистральными каналами и отстойниками, общественные купальни и пр. К тому и другому примыкают цитадели с дворцами и храмами. В Хараппе, кроме того, были раскопаны хранилища для продуктов. Рядом с ними невзрачные хижины — обиталища рабов, прислуги.

Кем был народ этих загадочных городов, мы не знаем. Оставленные ими письмена не поддаются прочтению. Но многое наводит на мысль, что культура Мохенджо-Даро родственна культуре Шумера. Существование торговых связей между этими двумя районами несомненно. Известно также, что шумеры пришли в Двуречье, принеся с собой культуру, гораздо более высокую по сравнению с местной. Выяснению всех этих трудных вопросов служила одна из экспедиций знаменитого норвежского ученого Тура Хейердала.

Основательна ли гипотеза, связывающая сообщения Вед с судьбой Мохенджо-Даро, покажет будущее. Высказаны и весьма серьезные возражения против этой гипотезы. Но несомненна связь между культурой Хараппы и последующей историей индийского народа.

Основным занятием ариев было скотоводство. Земледельцами они сделались уже на новой родине. Расселяясь по течению рек, они оседали родовыми коллективами и племенами, которыми управляли вожди-раджи и советы старейшин.

В ходе завоевания и расселения происходит обогащение и усиление родовой и военной знати ариев. Обширные пространства земли и многие тысячи военнопленных сделались ее добычей.

Должность раджи из выборной становится наследственной. Одновременно с раджами выдвигаются, образуя замкнутые сословия, старейшины и жрецы племен. На другом полюсе оказывается все свободное, но незнатное население, главным образом крестьяне и ремесленники, еще ниже их, вне общества, находятся рабы и близкие к ним элементы из среды покоренного населения.

5. Какую же роль сыграло завоевание в процессе образования государства? Вопрос этот относится не только к Древней Индии, но и к Египту, Вавилону, Китаю. Мы должны будем возвратиться к нему, изучая историю Спарты и Рима, историю германцев-франков. Речь идет не об исключении из правила.

Всякий раз, когда происходит завоевание, покорение, мы встречаемся с народами — в какой бы роли они ни выступали, находящимися на такой стадии исторического развития, когда возникает, так сказать, экономическая «целесообразность» грабительских войн. Захват добычи имеет место не ранее того времени, когда создаваемые трудом ценности (зерно, скот, одежда и т. д.) могут накопляться в виде некоего излишка над количеством, необходимым для ежедневного потребления; захват рабов — не раньше, чем когда трудом человека становится возможным производство такого рода излишка.

С началом формирования классов военные экспедиции из эпизодических становятся постоянными. Особую заинтересованность в них проявляет родовая знать. Рабы и военная добыча служат для нее немалым источником обогащения, а постоянное начальствование над войском — решающим условием политического возвышения.

Завоевание бессмысленно, если не существует экономической выгодности эксплуатации. Но она возникает тогда, когда: а) достаточно разовьются орудия и средства производства, земледелие, начнется сооружение каналов и дамб, раскорчевка лесов под пашню, в особую отрасль деятельности превратится ремесло; б) возникнут пусть самые простые, самые примитивные, но все-таки достаточно эффективные средства для того, чтобы заставить раба трудиться на условиях, которые были ему навязаны.

Не раз случалось, однако (как это было в Шумере), что народ-победитель стоял на более низкой ступени социального развития, нежели народ покоренный. В данном случае, как это ни парадоксально, именно высокий уровень развития покоренного народа облегчает дело противника. Различие в вооружении является для той ступени не столь существенным, как в наше время. Зато классовая борьба, социальный протест низов против эксплуатации и их готовность примкнуть к победителю, если за этим стоит облегчение их участи, многократно усиливают «агрессора», для которого социальная отсталость становится благом, ибо в его среде не существует еще резкого различия в положении людей, а значит, и борьбы между ними.

Вместе с тем следует, конечно, учитывать, что при всей своей отсталости народ-победитель должен был иметь хорошую военную организацию и твердое руководство; слишком большая отсталость сделала бы для него невозможным овладение городами-крепостями или борьбу с хорошо обученным, часто профессиональным войском. Таким образом, и в данном случае мы почти всегда сталкиваемся с племенами, находившимися, по крайней мере, на стадии перехода к классовому обществу.

Покорение чужого народа не проходило бесследно для завоевателя. Чтобы держать в покорности завоеванный народ и принуждать его к труду на завоевателей, необходимо было иметь постоянно действующий аппарат власти, опирающийся на разнообразные орудия подавления. Им может быть только государственный аппарат. Победитель создает его заново и сравнительно быстро: он не может воспользоваться аппаратом народа покоренного, а первобытнообщинный строй не знает такого рода власти в принципе.

Таким образом, завоевание способно играть важную роль. Не будучи решающим условием возникновения государства, оно активизирует, убыстряет процесс его появления и утверждения.

Б. Общественный строй древневосточных государств

1. Господствующий класс древнеегипетского общества составляли рабовладельческая знать и жречество. Положение знатного человека определялось тремя условиями: древностью рода, величиной землевладения, значением занимаемой должности.

В конце Древнего царства, воспользовавшись ослаблением центральной власти, светская аристократия, особенно провинциальная (номовая), добивается почти полной независимости. Благодаря разного рода «защитительным» (иммунитетным) грамотам, испрашиваемым у правительства, собственники провинциальных имений приобретают освобождение от тягот и повинностей в пользу государства. Особенно преуспевают в этом провинциальные правители-номархи. Наступает распад Древнего царства.

В период Среднего царства, несмотря на выдающиеся успехи централизации, номовая аристократия сохраняет и упрочивает привилегии. Свои имения она называет «отцовскими», то есть наследственными, и, значит, не зависящими от воли правительства. Наследственными становятся перешедшие от предков титулы и даже должности (в особенности должность номарха).

В период Нового царства положение светской аристократии меняется к худшему. Оставаясь господствующим классом, она должна была примириться с деспотическим господством фараона и его правительства, с одной стороны, выдвижением жречества — с другой.

Огромное значение жречества, непосредственное вмешательство жрецов в судебные дела и управление не составляет какой-либо особенности египетской истории. То же самое мы видим во всех государствах Востока, включая Вавилон и, конечно, Древнюю Индию. И все-таки то положение, которое замкнутое жреческое сословие приобретает в период Нового царства, заслуживает особого внимания. Храмы и жрецы в отдельности становятся собственниками огромных богатств — земли и драгоценностей всякого рода. Жреческое звание становится наследственным в определенных семьях. Назначение на церковные должности стало производиться независимо от правительства.

Доступ к государственным должностям не был в принципе закрытым. Удачливый чиновник или офицер не раз делали блестящую карьеру, добиваясь заметного положения, чинов и богатства.

Автобиография чиновника Метена, жившего 3000 лет до н. а. (Древнее царство), сообщает о последовательном замещении должностей и соответствующем накоплении богатств: первый писец пищевых складов — начальник этих складов -еще какая-то должность — наконец управитель Бычьего нома (номарх): отец Метена, провинциальный судья, оставил сыну только «людей (рабов) и мелкий скот»; «ни земли, ни зерна». В конце карьеры Метен уже собственник 200 аур поля «с многочисленными царскими людьми», на него работавшими, огромного дома, «построенного, снабженного», сада, пруда и пр.

Карьера чиновника была нелегкой, нелегок был сам путь к знанию — умению писать и считать. И тем не менее многим она казалась пределом мечтаний. Единственный в своем роде документ, составленный в виде поучения сыну (Среднее царство), с редкой откровенностью указывает на выгоды государственной службы (так называемое Поучение Ахтоя).

Вот его содержание. «Я не видел кузнеца посланником и ювелира посланным, но видел кузнеца за работой у печи. Его пальцы были подобны крокодиловой коже, он издавал запах хуже, чем гнилая икра. Каждый ремесленник, работающий резцом, утомляется больше земледельца. А ночью разве он свободен? Он работает больше, чем могут сделать его руки, поэтому ночью он зажигает огонь. У земледельца всего одно платье. Его здоровье как человека, лежащего подо львом… Ткач в мастерской слабее женщины. Его ноги на желудке, он не вдыхает воздуха. Если он не доделает днем положенного, его бьют как лотос в болоте».

В таких же выражениях автор говорит о других профессиях. И заключает страстным призывом идти в школу и стать чиновником (писцом). Ибо все должности имеют над собой начальника, и только чиновник «сам начальник» над другими. И не говорят писцу: «Поработай на этого человека». Наоборот, он «сам будет посыпать многих», и «нет писца, лишенного пропитания от достояния царского дома».

Основная масса сельского населения Древнего Египта, сохраняя личную свободу, жила в деревнях, представлявших собой (в отдельности или в некоторой совокупности) то, что принято называть сельской общиной.

Существовавшая у всех народов древнего мира, сельская община возникает вместе с разложением рода и под влиянием этого процесса. От родовых порядков сохраняется коллективная собственность на землю: покупать, продавать, обменивать ее возможно только с согласия всех участников общины. В отличие от порядков, существовавших в роде, каждая принадлежащая к сельской общине семья владеет особым участком вначале временно, на условиях более или менее регулярного передела, а затем постоянно.

В общем пользовании общины остаются свободные земли, включая нераспаханную целину, луга, леса и пр. Нередко случается, что общины обрабатывают часть земли .сообща, предназначая полученный урожай на взнос налога, на создание запасов.

Большая часть членов общины связана между собой родством, происхождением от общего предка. Однако с течением времени в ее среду проникают и неродственники, чужаки. Некоторые же общинники, напротив, вынуждены покидать ее в поисках заработка.

Управление общиной осуществляется общим собранием, советом, старейшиной.

По своему характеру сельская община является переходной формой от коллективной собственности на землю, коллективного пользования ее плодами к частной собственности, к индивидуальному хозяйству. Однако в условиях Древнего Востока сельская община сохранилась и после того, как возникло классовое общество. Это объясняется тем, что земледелие здесь было возможно только как орошаемое.

При тогдашних орудиях труда сооружение и поддержание оросительных систем требовали коллективного труда. Коллективным было, как легко понять, и пользование каналом, регулирование воды в нем, само распределение этой воды между отдельными полями и т.д. В этом главная причина того, что сельская община не погибла, что, мало изменяясь, она сохранялась в течение столетий и тысячелетий.

Зависимость от данной системы ирригации мешала богатым крестьянам разорвать с общиной, хотя многие из ее порядков были для этих крестьян стеснительными. Они находили выход в том, что прибавляли к своему исконному наделу новые земли, лежавшие за пределами общинного орошения (так называемые высокие поля), устраивая колодцы за собственный счет.

Но таких крестьян было мало. Большая же часть общинников беднела по мере дробления хозяйств между наследниками и по другим причинам. В хозяйствах египетской знати, на храмовых землях было занято много таких крестьян, которые, потеряв свои общинные наделы, существовали на довольствие. Жили они в принадлежавших землевладельцу селениях и управлялись надсмотрщиками.

Это обычная картина для эпохи Среднего царства. Упоминания о покупке земли разбогатевшими крестьянами, чиновной и военной знатью становятся весьма многочисленными. Идет разорение сельской общины, усиливается неравенство в ее среде.

В эпоху Нового царства работа на чужой земле, государственной и храмовой по преимуществу, становится уделом большей части египетского крестьянства. Забота об орошение является делом центрального правительства. Старой общины уже, по-видимому, нет.

Работавший на государственной земле крестьянин («царский человек») не имел ни семян, ни волов; и тем и другим его снабжало государство. Полученный урожай подлежал строгому учету, и большая его часть отбиралась.

Периодически проводились смотры населения, имевшие целью насильственное причисление людей к тому или иному разряду работников; большую часть обязывали к работам на государственных и храмовых землях.

Система принудительного труда была связана с системой насильственного прикрепления людей к определенным профессиям. Платой за труд, в том числе труд ремесленника, служили продовольственные выдачи и выдачи одежды. Многочисленные изображения на стенах египетских гробниц и храмов дают отчетливое представление о характере и распространенности рабства. Среди рабов фигурируют негры, выделяющиеся своим внешним видом азиаты, захваченные во время военных экспедиций, сами египтяне. Вот они сгибаются от натуги, сидя на веслах или таща на себе грузы, или черпая воду из колодцев.

Знаменитая пирамида Хеопса (Древнее царство), выстроенная для одного человека, думавшего, что таким путем он может обеспечить себе вечное существование, стоила жизни сотням тысяч рабов, не удостоившихся простого погребального обряда.

В период Нового царства, с распространением системы принудительного труда, различие в положении рабов и свободных тружеников стало все больше стираться. Так же, как и свободные крестьяне, рабы массами заняты в дворцовом хозяйстве, выполняя дневной урок, или наделяются землей. В последнем случае наблюдается некоторое приближение к начальным формам феодализма.

Рабский труд конкурировал с трудом свободных и вытеснял его из многих сфер деятельности, особенно в ирригации. Он занял господствующее положение в некоторых непроизводительных отраслях, например, в строительстве усыпальниц, в личном услужении. Рабский труд, положение раба, его бесправие, налагая отпечаток на все общество, в особенной степени сказались на судьбе крестьянина-общинника и ремесленника. Их эволюция была эволюцией от свободного состояния к зависимости, и весь ход этой отмечен сильнейшим влиянием рабовладельческих

эволюции порядков.

2. В своих основных чертах древневавилонское общество подобно египетскому. Мы находим здесь светскую и церковную знать, чиновничество, профессиональное воинство, сельских общинников, ремесленников, купцов и торговцев, наконец, разные категории рабов.

При всем том различия между этими обществами весьма существенны. Прежде всего обращает на себя внимание разделение свободных людей на две категории. Одни назывались «сынами мужа» — «авилум» (или, в ином чтении, «сынами человека»), что должно было подчеркивать их свободное, полноправное состояние; другие — «мушкенум». Определение того, что это значит, остается до сих пор предметом спора. Одни исследователи склонны относить мушкенум к разряду отпущенных на волю рабов, другие видят в них особый разряд неполноправных граждан — «подданных».

Различия в положении авилум и мушкенум не совсем обычны. Когда речь идет о развитом частном хозяйстве и частном рабовладении, мушкенум выступает как полноправный гражданин, но как только речь идет о наказаниях за обиду, за причинение вреда или увечья, там в безусловно привилегированном положении оказывается авилум; его защищают и более крупный штраф, и более суровое наказание, угрожающие обидчику.

Гипотеза, которая некоторым образом объясняет это противоречие, состоит в следующем. Авилум — это та часть населения Вавилона, которая принадлежала к семитам — объединителям Двуречья (амореям); мушкенум же — его шумерийское население. Известно, что шумеры намного опередили семитов в своем развитии. Поэтому у них имеется и частное хозяйство, и частное рабовладение. Но в политическом отношении именно семиты могли обладать существенными привилегиями.

Некоторое основание указанная гипотеза находит в истории других народов, например, как мы увидим ниже, в истории франков после покорения ими Галлии. В то же время имеются основания полагать, что в разлагающейся сельской общине амореев (с укоренившимся обычаем продажи и купли земель) частное хозяйство было делом не менее обычным, чем у мушкенум.

В недавнее время в советской исторической литературе высказано не менее серьезное предположение. Мушкенум — это те бывшие общинники, которые вынуждены были сделаться арендаторами царских (государственных) земель. Особая защита их имущества вполне понятна, ибо отвечает непосредственным интересам законодателя. К тому же эти люди не могли рассчитывать на помощь соседей-общинников. Но почему, становясь царским арендатором, человек терял в своем «достоинстве»?

Несмотря на необыкновенно высокие урожаи, которые давала прекрасно орошенная земля Двуречья, положение крестьянина-общинника было тяжелым. В юридических документах конца II тысячелетия до н. э. общинники выступают главным образом закладывающими свои земельные участки ростовщикам (при денежном займе и натуральном, то есть продуктами, зерном); закладывающими жену и детей, если нет другого имущества; продающими своих детей за деньги; арендующими чужую землю (на условиях уплаты 1/3 и даже 1/2 урожая); продающими земельные участки, сады, скот; нанимающимися на поденную работу и т. д.

Основную массу рабов составляли иноплеменники, захваченные на войне. Это главным образом мирное население, становившееся, по обычаям того времени, полной собственностью захватчика.

Рабов имели все состоятельные элементы вавилонского общества, включая разбогатевших общинников и ремесленников. Сельские общины имели их в коллективной собственности. Тысячи рабов были заняты в царском и храмовых хозяйствах.

О положении рабов рассказывает одна табличка из шумерийского города Ум-мы (III тыс. до н. э.): из 185 рабынь, находившихся на работах в данном хозяйстве, 57 умерли в течение одного месяца. В течение следующих четырех месяцев погибли еще 38.

Закон разрешал рабу дворца и рабу-мушкенум иметь семью, а также дом и имущество, но убийство чужого раба влекло за собой простое возмещение его стоимости.

Особую группу рабов составляли неоплатные должники — те граждане Вавилона, которые, взяв долг, не смогли выплатить его в положенный срок. По законам Вавилона, они отдавались кредитору для работы в его хозяйстве, но на срок, не превышающий трех лет.

Если иметь в виду, что основная масса займовых операций, ради которых бедный человек решался на риск долговой кабалы, касалась небольшой суммы денег, семян для посева и пр., следует признать трехлетний срок рабства достаточным не только для возмещения убытков, понесенных кредитором, но и для обогащения за счет прибавочного труда должника.

Долговое рабство свойственно истории всех народов древности. Происхождение долгового рабства может быть объяснено коллективным характером земельной собственности. Принадлежа всему данному роду, данной общине, земля не могла служить залогом при частных сделках займа. И то же, по-видимому, относится к скоту, к орудиям труда. Единственной действительной ценностью, могущей гарантировать интересы кредитора, был сам должник, его личность.

Став ранее всего господином в собственной семье, мужчина приобретает право продажи детей и жены в рабство. Когда отец продавал своих детей в рабство, он продавал их навсегда, без права истребования. Можно себе представить, сколько трагедий было связано с этим правом.

Принцип временной долговой кабалы был усвоен и древнееврейским законодательством, находившимся под заметным влиянием вавилонского права. Только здесь — в так называемых Законах Моисея (IX в. до н. э.) — установлены шестилетний срок и дополнительное правило: «Но если раб скажет: я люблю моего господина, мою жену и моих детей (в случаях, когда господин дает рабу жену); я не хочу выйти на волю, то… подведут его к створу или косяку двери, и его господин проколет ему ухо шилом, и раб тогда будет служить вечно».

3. Ни египетская, ни вавилонская история не сохранила сведений о правительственных мерах, преследующих общинные порядки или стимулирующих их прекращение. Пример такого рода дает нам история Древнего Китая (в так называемом Циньском царстве). В середине IV века до н. э. по инициативе сановника Шан Яна была проведена реформа, которой была узаконена свободная продажа и покупка земли; мужчинам, живущим в одном доме и ведущим общее хозяйство (сыновьям, оставшимся после отца на одном общем хозяйстве), было предписано разделиться.

Той же реформой были ликвидированы прежние территориальные деления, идущие от первобытнообщинного строя, и повсеместно введено новое деление — на уезды. В интересах правительственного контроля над населением была сохранена и упрочена круговая порука. Каждые пять крестьянских семей составляли первоначальную ячейку — пятидворку. Во главе ее стоял староста, ответственный перед государством за поведение каждого из своих людей; пять пятидворок составляли «деревню», пять «деревень» — клан и т. д. вплоть до округов и областей.

Шан Ян перенес принцип «пятерок» на армию, и солдаты были связаны круговой порукой, как и все остальное население: за провинность одного отвечали все пять.

В китайском уголовном праве окончательно утвердился принцип групповой ответственности: наказание было распространено на невиновного.

Древняя китайская история дает нам примеры грандиозных по своим масштабам крестьянских революционных войн. Одно из них, восстание 209 года до н. э., привело к свержению династии (Циньской) и проведению важных реформ. Было облегчено положение крестьян, осуществлено освобождение рабов, отменено обращение в рабство целыми семьями, общинам было возвращено право выбирать себе старост, смягчен уголовный кодекс.

Торжество крестьян было, однако, недолгим. Спустя некоторое время правительство, оставшееся в руках аристократии, взвалило на них прежнее бремя с помощью подушного, поземельного и ряда других налогов — прямых и косвенных.

Новые народные выступления вынуждали правительства к новым реформам. Важнейшей из них является реформа императора Ван Мана (1 в. н. э.): продажа земель была запрещена, все земли были объявлены государственными; никто не мог иметь больше определенного количества земли (100 му); все безземельные могли получить землю по закону. Одновременно с тем было запрещено покупать и продавать рабов.

Намерения были, может быть, добрыми, но утопическими. Хотели предотвратить разорение крестьян, помочь им сохранить землю. Но ни прежние формы эксплуатации, ни даже закон об обращении в рабство преступника и тех семей, которые были связаны с ним круговой порукой, не были отменены. Крупные землевладельцы саботировали проведение реформы. Правительство же не могло (или не хотело) преодолеть это сопротивление. Через три года свободная продажа земли и рабов была восстановлена.

Китайское общество в последние века до нашей эры и в первые века нашей эры развивалось по пути превращения в общество феодальное: рабы сажались на землю, крестьяне переходили в разряд арендаторов и зависимых работников. Крестьянское восстание (так называемое восстание «Красных бровей») 18 года н. э. вынудило правительство к освобождению части работ и изданию закона о запрещении убивать рабов без суда. Рабовладение было подорвано.

Реформы Шан Яна имели успех. Разложение общины было неизбежно и закономерно. Государство помогло этому процессу. Реформы Ван Мана не удались и были отменены — они были вынужденными, противоречили историческому процессу, оказались нежизнеспособными. Сила закона не безгранична. Он не может навязать экономическим и социальным процессам то, что противоречит их природе.

4. Значительным своеобразием отличается общественный строй Древней Индии. Своеобразие это связано с существованием особых «сословий» — вари. Их было четыре. Первой по важности и привилегиям считалась варна жрецов — брахманов. Ко второй принадлежала вся военная знать. Это — кшатрии. Обе эти варны составляли господствующий класс. По официальным представлениям, брахман — высший из людей. Его занятие — изучение священных книг, участие в суде и управлении, выработка законов и предписаний. Ему принадлежит все, что он видит, он может «потребовать все, что захочет» (по крайней мере, в законе). Изгнание и острижение — единственные наказания, которые могут быть применены к брахману.

Кшатрии — это светская аристократия. Из ее среды выходили цари, военачальники, сановники.

Две другие варны — непривилегированные. Принадлежавшие к третьей варне вайшьи были крестьянами, ремесленниками, торговцами. Четвертую варну составляли шудры. В их среде — обнищавшие, оставившие общину крестьяне, чужаки, отпущенные на волю рабы. Шудра мог иметь семью, его дети наследовали имущество, путь к обогащению не был ему закрыт каким-либо запрещением. И тем не менее он не свободен.

Шудру можно продавать и покупать. Даже отпущенный своим господином, он не освобождается от обязанности услужения, «ибо они врождены для него». Он тот, «чье имущество может быть отобрано хозяином». В глазах закона шудра нечестив, общения с ним надо избегать, его свидетельство всегда вызывает подозрение, его наказывают строже, ему запрещены религиозные обряды.

Положение раба (даса) немногим отличалось от положения шудры. Судя по древнейшему сочинению индийской литературы Артхашастре раб так же, как и шудра, может иметь семью, имущество, право наследования после отца, может требовать освобождения за плату.

Но как член варны шудра на ступень выше раба. То, что для раба может быть фактически счастливым исключением (семья, имущество), для шудры — обычное его состояние. Он может прибегать к суду, давать свидете^1ьские показания, его нельзя убить безнаказанно. Шудра — полураб, полусвободный. Эксплуатация его, могла осуществляться в формах скорее полуфеодальных, чем рабовладельческих (испольщина, оброк).

Принадлежность к варне определялась рождением. Переход из одной варны в другую был строго воспрещен.

Закрепленное законом неравенство было свойственно многим народам древности, но такого законченного, как в Индии, не было, пожалуй, нигде. Оно было наилучшим в тогдашних исторических условиях способом узаконения классового господства брахманов и кшатриев.

Происхождение варн не вполне ясно. Весьма вероятно, что завоевание и пребывание среди враждебного народа способствовали ранней специализации двух основных политических «профессий» -жреческой и военной. Военачальники и администраторы осуществляли завоевание и порабощение чужого народа, жрецы наблюдали за чистотой «расы», препятствуя смешениям ариев с коренным населением. Вайшьи вобрали в себя весь основной народ завоевателей, шудры же образовались из каких-то частей местного населения (сдавшихся, добровольно покорившихся?).

В первоначальных варнах все было проще, чем впоследствии; браки между брахманом и шудрянкой не воспрещались, хотя и не поощрялись; брахманы могли выполнять работу, которая затем была признана позорящей, — охранять караваны и пр.

В первых веках нашей эры в Индии стали складываться феодальные отношения. В этот период происходит процесс преобразования варн в касты. Возникшие первоначально внутри непривилегированных варн, они превратились в замкнутые общественные группы. Объединялись они принадлежностью к одной и той же профессии. Принадлежность эта была пожизненной и переходила к детям. Произошло насильственное прикрепление людей к их профессиям, их роду занятий (касты ремесленников, купцов, домашней прислуги и пр.). Наименее привилегированными были касты пастухов, гончаров, ткачей (они считались принадлежащими к варне шудр).

Презираемые профессии (могильщики, поденщики и пр.) стали участью так называемых неприкасаемых. Всякий, кто принадлежал к «чистым кастам», не мог иметь с ними общения.

В. Государственный строй древневосточных государств Восточная деспотия

1. Во все периоды истории Древнего Египта был царь, которого мы вслед за древними греками называем фараоном. Египтяне предпочитали не называть ни имени фараона, ни даже его титула. Они говорили: «во дворце решили», «во дворце сказали» и т. д.

Религия, которая была в Древнем Египте государственной, то есть общеобязательной, причисляла его к богам. Как глава культа, как «сын бога» фараон считался посредником между землей и небесами: жрецы отправляли свои обязанности по его поручению.

«Божественное происхождение» давало фараону право на особый ритуал — и здесь, вероятно, начало всех прочих исторических церемоний.

Наследование престола осуществлялось в пределах одной и той же царствовавшей фамилии (от отца к старшему сыну). Вполне законным (легитимным) считался только тот фараон, который родился от брака между принцем и принцессой царствующего дома.

Брак с единоутробной сестрой был в Древнем Египте обыкновенным делом. Царицы были почти всегда родными сестрами своих мужей.

Власть фараона была в принципе неограниченной. Осуществлялась она через чиновников.

Центральное управление возглавлялось сановником, которого принято называть (по-арабски) «визирем» (древнеегипетское наименование — «джати»). Один из визирей Древнего царства так перечисляет свои обязанности: издавать законы, повышать в чинах, устанавливать пограничные знаки (размежевывать владения), творить суд и осуществлять высшие полицейские функции. Особо упоминается о том, что визирь являлся также председателем шести судебных палат.

Инструкция визирю, составленная в период Нового царства, рисует нам бюрократический ритуал: визирь сидит на седалище со спинкой, в своей особой зале, по бокам его сановники, направо начальник его приемной, слева стоит докладчик, рядом — секретарь и т. д.

Степень централизации власти огромна. Визирю докладывают все начальники, он должен знать обо всем, что «имеет доступ во дворец», об открытии и закрытии в урочное время запоров, о состоянии крепостей; он отводит земельные участки: он посылает окружных чиновников «проводить обнесенные плотинами каналы по всей стране»; у него хранятся завещания, он рассматривает жалобы на беззакония; он должен знать о каждом аресте; он ведает внесением быков в податные списки и т. д.

Помимо визиря источники называют в качестве одного из самых важных сановников государства главного казначея («заведующего всем, что дает небо, земля и воздух»). Затем идет «начальник работ», обязанностью которого было наблюдение за оросительной системой. В одном ряду с ними стоит сановник, управляющий «домом оружия» (комплектование и снабжение армии).

Египетская история знакомит нас с целым рядом исконных форм всякой бюрократии: иерархия чиновников и порядок прохождения службы, внеочередные прохождения ступеней, присвоение званий и титулов, связанное с награждениями землей и крестьянами, приемы и доклады, специальные одеяния (форма), цепи на шее (знак отличия) и т. д. с трудом верится, что все это имело место много тысяч лет тому назад.

В практику управления рано вошли всякого рода советы и совещания (вроде военного совета), объезды областей (в том числе царские объезды), переписи населения, податные списки. Особые инструкции предписывали правила обращения с секретными документами, правила приложения печатей, устанавливали ответственность за разглашение государственной тайны, определяли сроки прохождения жалоб.

Инструкция визирю, относящаяся ко времени Среднего царства, является своего рода образцом бюрократической мудрости и опытности: наиболее безопасно действовать по инструкции; просителю приятнее внимание к его словам, чем исполнение того, за чем он пришел; царь любит скорее опасливого, чем дерзкого; окружи себя страхом, чтобы тебя боялись, но не приходи в ярость попусту, а только ради того, что действительно заслуживает гнева… и т. д.

Аппарат подавления состоял из армии и полиции. Основное ядро армии составляли со времени Древнего царства профессиональные части. Для военных экспедиции за пределами страны продолжают набирать ополченцев. В период Нового царства почти вся армия становится профессиональной, ее отборные войска комплектуются из иностранцев.

Древний Египет был страной развитого полицейского аппарата. Египетские правители заметили всю недостаточность одной полиции. Были созданы полиции явная и тайная, пограничная стража, специальные охранные отряды, поставленные наблюдать за безопасностью каналов и других важных сооружений, наконец, служба охраны фараона и высших сановников (телохранители).

Мы мало знаем о классовой борьбе в Древнем Египте. Но один документ, каким бы ни было его происхождение, — «Речение Ипусера» (по иному чтению, Ипувера) — свидетельствует о том, что картины всесокрушительной народной революции не были чужды египетской литературе, а значит, и действительной истории. Есть основания думать, что восстание, о котором говорится в указанном документе, произошло около 1700 года до н. э. Восставшие захватывали города и имения, землю и скот, уничтожали податные списки, сжигали судебные дела, разрушали присутственные места, расправлялись с ненавистными чиновниками.

«Воистину чиновники убиты. Взяты их документы… писцы по учету урожая, списки их уничтожены… свитки законов судебной палаты выброшены, по ним ходят на перекрестках… Бедные люди выходят и входят в великие дворцы… Царь захвачен бедными людьми… приступлено к лишению царя царской власти немногими людьми, не знающими закона…»

Судебное устройство в Древнем Египте не совсем ясно. В период Древнего царства суд не был еще отделен от администрации. Чиновник, ведавший тем или иным делом, осуществлял и суд в отношении подчиненных ему людей. Высший суд находился в ведении специального учреждения — шести палат, главой которых был визирь. Все судебные дела решались здесь коллегиально.

Местное управление было сосредоточено в руках номарха и его чиновников. Положение номов было в разное время различным. В иные периоды, например в период Среднего царства, каждый из них был государством в миниатюре во главе с номархом, сосредоточившим в своих руках административную и судебную власти, а также высшее руководство делами местного культа. Каждый ном имел своего особого бога-покровителя, свое провинциальное чиновничество, свои публичные работы, подати, войско.

2. Установление монархического строя в Древнем Шумере произошло не ранее середины III тысячелетия до н. э. До этого времени шумерийские города представляли собой, по-видимому, своеобразные республики с выборным и подотчетным собранию граждан вождем.

Тогда семиты начали свое проникновение на юг Двуречья и знаменитый царь Саргон (3000 г. до н. э.) — основатель аккадской династии — во главе отборной дружины (5400 воинов) отправился на завоевание богатого Шумера, наступил новый период в многовековой истории этого района — период гегемонии семитов. Шумерийские города, ослабленные распрями аристократических клик и междоусобными войнами, сделались легкой добычей завоевателя, впервые в истории человечества провозгласившего идею всемирной монархии и сумевшего осуществить ее на огромном пространстве земель — от Средиземного моря до Персидского залива.

Особенного расцвета государство семитов (амореев достигает при знаменитом Хаммурапи (1792-1750 гг. до н. э.). Из своей великой столицы Вавилона он управлял колоссальной по тем временам империей — от Персидского залива на юге до далекой Ниневии.»

Царствование Хаммурапи было ознаменовано успешными войнами, великолепными сооружениями, кодексом законов. Власть Хаммурапи в принципе была неограниченной. Он называет себя, по обычаю, «царем четырех стран света». Чиновники и судьи действуют по его поручению и от его имени. Старший из них носит шумерийское название «нубанды», что значит «меньший человек».

Управителями городов и районов страны царь Вавилона назначает своих сановников, наделяя их административными и судебными функциями.

По крайней мере, три города — Вавилон, Ниппур и Сиппар имели во времена Хаммурапи автономию и привилегии. Царь и его чиновники не имели права ареста, постоя и принудительных работ в этих городах. Одна из жалоб, написанных жителями Вавилона, настаивает на праве «двадцаток», каких-то обществ, свободно собираться и передвигаться; в ней говорится о неприкосновенности собственности граждан и о том, что никакая женщина не может быть здесь обращена в рабство.

Собрания именитых людей в городах во главе с избранным ими градоначальником рассматривали дела по управлению и судебные споры.

Особой заботой правительства окружена армия. Старой дружины уже давно нет. Профессиональные воины наделяются землей, которая является для них платой за службу. Купля-продажа земельного участка воина — илку — была строго запрещена. Взрослый сын воина, если он желал стать солдатом, сохранял за собой участок отца.

3. Управляемый ваном-царем и огромной массой иерархически организованного чиновничества, Древний Китай являет собой типичный пример восточной деспотии. Со времени известного императора Циньской династии Цинь Ши-хуанди (Ш в. до н. э.) Китай был разделен на области и уезды, во главе которых были поставлены два чиновника — гражданский и военный губернаторы. Вмешательство центрального правительства в дела управления стало повсеместным; его инспекторы, наезжая из центра, контролировали деятельность властей. Казначейство выпускало единую монету (впервые металлическую). Налоговое обложение и налоговая политика отличаются необыкновенной разработанностью.

В следующий период, при правителях Ханьской династии (II в. до н.э.-II в. н.э.) в государственную практику вводится продажа должностей (задолго до того, как до этого додумались европейские феодальные монархи) и продержавшаяся в течение многих веков система замещения должностей после сдачи экзамена. Обе эти меры облегчали купцам, ростовщикам, разбогатевшим ремесленникам возможность проникновения в государственный аппарат в ущерб старой знати (в которой сильная центральная власть видела в некотором роде оппозицию) и навсегда закрывали доступ к управлению людям из народа.

4. Войдя в пределы северо-западной Индии, воины Александра Македонского (IV в. до н. э.) были немало удивлены, увидев здесь ожившие предания своей родины: общинную собственность за землю и равенство в пользовании ею, обособленность городов-полисов, свойственный им дух независимости. Северо-запад Индии предстал перед завоевателями страной племен, управлявшихся вождями-раджами. Племена эти объединялись в союзы, которые греки называли царствами.

Завоевания Александра Македонского ускорили объединение индийских княжеств. В конце IV века до н. э. из них создается государство Маурья, глава которого, известный Чадрагулта, стал основателем династии.

Империю Маурьев рассматривают обычно как государство, обладающее типичными чертами восточной деспотии. В последнее время эта точка зрения встречает возражения. Некоторые исследователи склонны считать государство Маурьев ранней рабовладельческой монархией с еще значительными элементами первобытнообщинной демократии.

Известная нам Артхашастра указывает не столько на права, сколько на обязанности царя: следить за отчетами о доходах и расходах, наблюдать за делами населения, давать письменные указания собранию своих советников, устраивать смотры армии, получать секретную информацию от шпионов и т. д.

В законодательстве и суде помимо светских чиновников большую роль играли брахманы. Получившие широкую известность древнеиндийские Законы Ману (принадлежащие уже другой эпохе) были составлены одной из брахманских школ.

Замещение всех высших должностей было привилегией небольшой группы аристократических семей, что, конечно, немало ограничивало царскую власть.

Многочисленные чиновники страны были разбиты на две главные категории — столичных и провинциальных чиновников, все они строго специализированы (одни надзирают за промышленностью, другие — за иностранцами и т. д.).

Местное управление строится на основе десятичной системы, в основе которой лежит объединение семей (селений) в десятки, двадцатки, сотни, тысячи.

Армия была профессиональной и в, мирное Время распределялась по гарнизонам.

5. Когда говорят о «восточной деспотии», имеют в виду обыкновенно такую форму государственной власти и одновременно такой политический режим, когда: а) полномочия главы государства не ограничены; б) светская и церковная власти объединены в одном лице; в) осуществление власти является делом многочисленного бюрократического аппарата; г) подавление личности, отсутствие свобод, самое унизительное раболепие делают всякого человека, в том числе формально свободного, рабом «порядка», традиции, веры. Все это, однако, не является чем-то специфическим для восточной деспотии. В том или ином виде указанные черты вместе или порознь можно обнаружить в истории императорского Рима, феодально-абсолютистской Европы и даже в более позднее время.

Своеобразие восточной деспотии создается, прежде всего, ее социальной базой — сельской общиной, тесно связанной со своей ирригационной системой и от нее зависящей. Своим консерватизмом, своей отчужденностью от внешнего мира, своим нежеланием вмешиваться в «заоблачные сферы политики» сельская община, несомненно, способствовала превращению центральной власти в деспотию. Подавление человека, его инициативы, его личности, его воли начиналось и осуществлялось уже в пределах того коллектива, к которому он принадлежал по рождению.

В то же самое время сельские общины не могли обходиться без организующей, дающей им единство центральной власти; хороший или плохой урожай зависел здесь от того, каким было правительство, от того, заботилось ли оно об орошении или нет.

В дополнение к таким вездесущим ведомствам, какими являлись финансовое и военное, на Древнем Востоке неизменно фигурирует ведомство публичных работ, как раз и занятое строительством и поддержанием оросительных систем, дорог и пр. Финансовое и военное ведомства служат в известном смысле его дополнениями: военное ведомство поставляет рабов-иностранцев, финансовое изыскивает средства, необходимые на содержание весьма развитого управленческого аппарата, для пропитания массы людей, занятых в строительстве, и т.п.

В своей совокупности все три ведомства — военное, финансовое и публичных работ — составляют государственный бюрократически организованный аппарат власти, в свою очередь нуждающийся в связующем звене, каковым и являются для него фараон, патеси и т. д.

Г. Основные кодификации стран Древнего Востока

1. Законник Хаммурапи

В 1901 году французская археологическая экспедиция, раскапывая г. Сузы в Эламе (к востоку от Вавилона), обнаружила базальтовый столб, со всех сторон покрытый клинописью. Эта уникальная находка была открытием древнейшего на земле свода законов. Он был составлен в царствование Хаммурапи, царя Вавилона, в XVIII столетии до н. э.

На самом верху столба изображен сам Хаммурапи. Он стоит перед троном, на котором восседает верховный бог Вавилона — Мардук. В руках Хаммурапи жезл -символ судебной власти, врученный царю самим богом.

Стремление представить законы исходящими от бога было в обычае у всех древних законодателей. Таким образом пытались придать им большую силу. У древних евреев бог Ягве самолично является на гору Синай, чтобы вручить Моисею скрижали законов. В другом случае еврейские законодатели пытались представить составленные ими законы наожиданно найденными в храме. Древние египтяне верили в то, что их легендарный царь — законодатель Сесострис получил законы из рук самого бога.

Законник Хаммурапи состоит из 282,.статей. Из них полностью сохранилось 247. Остальные оказались стертыми. Некоторые из них удалось, впрочем, восстановить по документам знаменитой библиотеки ассирийского царя Ашурбанипала.

Законник оказался в Эламе скорее всего в виде трофея. Захваченный и вывезенный из Вавилона каким-то победоносным эламским царьком, он должен был напоминать о поражении Вавилона. Для этого на очищенном от старых надписей месте предполагалось начертать что-нибудь хвалебное. Но дни славы Элама были, очевидно, слишком короткими.

В отличие от римлян и славян, писавших свои законы на деревянных досках, древневосточные народы использовали камень. Дерева здесь мало, камня много. Выставленный на городской площади «столб законов» должен был служить правосудию, совершавшемуся здесь же, и одновременно напоминать: никто не может отговариваться.

Хаммурапи испытывал, по-видимому, особую страсть к правосудию. Дошли документы о нем как о судье. В одном из своих писем он дает инструкцию насчет допроса взяточников, в другом — требует явки очевидцев.

Статьи Законника Хаммурапи составлены совсем в другой манере, чем это принято сейчас. Мы стремимся изложить норму закона так, чтобы, оставаясь достаточно конкретной, она в то же время охватывала не один какой-нибудь случай, а всю совокупность аналогичных явлений. Древний законодатель мыслил себе закон иначе. Выросшая из судебного решения по конкретному делу, норма права формулировалась так же, как формулируют решение суда: как решение частного случая, казуса. Например: «Если человек выбьет зуб равного» себе по общественному положению), то должно выбить его зуб». Такую форму изложения называют «казуальной». Авторы Законника стремились группировать статьи по их содержанию, но строгого различия, между правом уголовным,. гражданским или процессуальным они не проводили. Это различие, обыкновенное для современного права, в то время, да и много столетий позже, не осознавалось.

В некоторой своей части Законник восходит к более древним — шумерийским законам. Много общего имеется между ним и недавно найденным Законником царя Билаламы из города Эшнуны, который составлен на 200 лет раньше. Можно предположить, что, объединив в единое государство разные народы, Хаммурапи стремился дать им всем общее законодательство.

Законник не может считаться всеохватывающим. В нем не упоминаются многие государственные и религиозные преступления, основные виды убийства и др. Наказания за них были, по-видимому, столь обычными в практике, что Хаммурапи счел ‘, излишним говорить о них в своем кодексе.

Главными источниками кодекса были судебные решения самого Хаммурапи и судов вообще.

‘»Право шумерийских городов-государств заслуживает особого внимания. «Закон и правосудие, — пишет известный шумеролог С. Крамер, — были основополагающими понятиями для древних шумеров как в теории, так и на практике… археологи обнаружили тысячи глиняных табличек со всевозможными юридическими текстами: договоры, соглашения, завещания, векселя, расписки, судебные постановления.

В Древнем Шумере ученики старших классов посвящали немало времени изучению законов и усердно осваивали трудные и специфические юридические формулы, а также переписывали своды законов и судебные решения». В недавнее время С. Крамер расшифровал текст шумерийской таблички III тысячелетия до н.э. В нем говорится о денежном возмещении за телесное повреждение и др. Одно это доказывает, как должно было отличаться шумерийское право от позднейшего семитического с его принципом «око за око». К сожалению, шумерийские законы дошли до нас в отрывках.

Некоторые статьи Законника наводят на мысль, .что немаловажной причиной кодификационной деятельности Хаммурапи было желание смягчить социальные противоречия вавилонского общества, вызванные крайними формами эксплуатации деревни богатыми землевладельцами-арендодателями и ростовщиками. Кодекс в некоторой степени ограничивает возможности этого круга стяжателей, заботясь главным образом о податных и военных интересах государства: плательщиком налогов и солдатом был крестьянин, и потому следовало предотвратить его разорение.

Вместе с многочисленными деловыми документами своей эпохи, дошедшими до нас благодаря тому материалу, на котором они были написаны, то есть глине (купчие, долговые расписки и пр.), Законник, Хаммурапи свидетельствует о значительной хозяйственной активности вавилонского общества. Продажа земли и строений, аренда пахотного поля и сада, наём быков для работы в поле, заклад имущества при сделках займа — денежного и натурального — все это подробным образом регламентируется в кодексе.

Для наиболее распространенных сделок, например купли-продажи, Законник предусматривает три условия действительности: чтобы имущество не было изъято из оборота (например, илку, земли воинов); чтобы продавец был действительным- собственником вещи и мог гарантировать нового приобретателя от эвикции, то есть истребования проданной вещи ее настоящим собственником; чтобы оформление сделки происходило в присутствии свидетелей.

Если оказывалось лицо, заявлявшее, что оно является действительным собственником проданной вещи, покупатель обязывался привести продавца и свидетелей сделки. Если он не мог этого сделать, то наказывался смертной казнью «как вор». Если он мог это сделать, продавец должен был назвать прежнего собственника вещи или доказать свое право на вещь иным образом, иначе ему грозила смерть. Если, наконец, заявитель не мог привести свидетелей, знающих его «пропавшую вещь», наказывался смертью он сам, ибо он «лжец, который возводит клевету».

Малоземелье, явившееся результатом роста населения, разграбления общинной земли и тесных пределов орошения, вызвало необычайное распространение арендных отношений. Условия. аренды вследствие большого спроса были тяжелыми. Арендатор платил хозяину определенную долю, не зависящую от урожая: весь риск падал на арендатора. Доля эта была значительной и колебалась в среднем между 1/3 и 1/2 того, что может принести поле.

Не лучшими были условия договора займа. Проценты составляли 20 годовых по займам и 30 для займа зерном. Заботясь об обеспечении долга, кредитор имел право требовать в залог обработанное и засеянное должником поле.

Исполнение обязательств было непременным для обеих сторон. Только при их обоюдном согласии разрешалось «смочить договор», то есть размягчить глину, на которой он был написан, стереть ненужное, вписать новое.

В древневавилонской семье господствует муж. Он ведет общее хозяйство семьи. Он представляет ее в деловых отношениях. Ему принадлежит право распоряжения женой и детьми. В случаях крайней нужды отец вправе продать своих детей всякому, кто их захочет купить, продать безвозвратно, в «пасть собаки», как тогда говорили.

Жену, которая «позорит» своего мужа или «расточает его имущество», разрешается «отвергнуть» и выгнать из дома. Во власти мужа оставить ее в доме на положении рабыни и жениться вторично.

Бездетная жена может дать мужу наложницу, оставаясь хозяйкой в доме. Но муж и в этом случае имеет право на развод. Для него не существует юридических препятствий к разводу. Они существуют для жены. Одновременно действуют два принципа: свобода развода для мужа и ограничение права на развод для жены. Для нее установлены три законных основания к разводу: прелюбодеяние мужа; оставление им дома и местности проживания; неосновательное обвинение в супружеской неверности.

В то же время, как это ни странно, жена вправе распоряжаться своим собственным имуществом, нажитым ею в браке: полученным по наследству, дарению и пр’.; заключать сделки купли-продажи и займа, наживать деньги, приобретать землю, рабов. Мужу запрещалось расточать имущество жены или распоряжаться им без согласия последней.

Закон стремится примирить между собой два требования: а) сохранить за детьми имущество их матери и б) не изымать его при этом из оборота.

Весьма вероятно, что для замужней женщины практические возможности независимой хозяйственной деятельности были невелики. Но незамужняя женщина могла при известных условиях (если она пользующаяся привилегиями жрица, если она не состоит под опекой и пр.) действовать вполне самостоятельно и с широким размахом. Во всяком классовом обществе огромную роль играет институт наследования. С его помощью богатства, накопленные поколениями родственников, остаются в руках одного и того же класса.

Различаются два вида наследования — по закону и по завещанию, ли6о они существуют одновременно: когда умерший (наследодатель) не оставляет завещания, в котором выражена его воля, имущество (наследственная масса) переходит к тем, кто на него имеет право по закону. Первым возникло наследование по закону. Имущество оставалось в роде, затем, с распадом рода, оно сосредоточивается в семье и является ее общей собственностью. Наследование по завещанию появляется на более высоком этапе развития частной собственности: право распоряжаться своим имуществом вопреки традиции, по своей воле, передавать его не родичу не было известно в глубокой древности.

Законник Хаммурапи говорит главным образом .о, законном наследовании. Завещательная свобода находится еще в зародыше. Отец вправе отказать сыну в наследстве, но не по произволу, а в наказание за «тяжелый грех», да и то по разрешению судей, которые исследуют дело.

Первоначально право завещания было не столько выражением свободы усмотрения наследодателя, сколько ограничением этой свободы. Законодатель раньше всего хочет обеспечить детей. В Законнике Хаммурапи дети наследуют в равной доле: сестры получают столько же, сколько и братья. Это — важная особенность семитических законодательств. «Ничего подобного нет ни в старом афинском, ни в старом китайском праве».

Долю умершего сына получают его дети. Усыновленные наследуют на равных основаниях с «законными» детьми. Дети, прижитые от наложницы, наследуют, если отец признает их своими (и только движимое имущество).

Уголовное право Законника отличается, подобно всем другим древневосточным кодексам, значительной суровостью.

В основе уголовно-правовых представлений авторов Законника находится идея талиона: наказание есть возмездие за вину, и потому оно должно быть «равным» преступлению. Эта доктрина выражается обычно афоризмом: «око за око, зуб за зуб».

В древнееврейском Второзаконии идея талиона выражена так: «И да не сжалится глаз твой: жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, рука за руку».

Так называют в правоведении некоторую совокупность норм, близких по характеру осуществляемого ими регулирования. Мы часто усматриваем в талионе одну жестокость. Между тем для древних это был наиболее логический способ ограничения наказания: не больше того, что сделано тебе. Выросшее на основе первобытных представлений о справедливости, оно питалось понятным стремлением ослабить врага настолько, насколько он ослабил тебя, твой род, твое племя. Первоначальный счет был очень простым. Одно из племен Новой Гвинеи вело свои войны до тех пор, пока число убитых не сравняется с обеих сторон. Каждая новая жертва включалась в счет, который противник должен был оплатить. То же наблюдается у некоторых североамериканских индейцев: пока число убитых не сравняется, мира нет.

Прямолинейное применение принципа «равным за равное» исключает установление субъективной стороны действия — умысла, неосторожности, случайности.

«Если, — говорится в Законнике, — строитель построит человеку дом и сделает свою работу непрочно и дом обвалится и причинит смерть домохозяину, должно строителя убить». Статья предполагает установление халатности строителя и осуждение на основе талиона. Но вот ее окончание: «Если же он причинит смерть сыну домохозяина — должно убить сына строителя». Как видно, закон допускает применение смертной казни к лицу, которое никакого отношения к совершенному преступлению могло и не иметь. В современном праве такого рода ответственность без вины называется объективным вменением.

Широкое распространение объективное вменение получает в древнем китайском праве. Одним из указов Ханьских императоров (III в. до н.э.) предписывалось истребление трех поколений родственников виновного. При этом они, гласил указ, должны быть сначала татуированы клеймом, затем должны быть отрезаны их носы и ноги; после этого они будут забиты до смерти палками. Их головы будут сняты, их кости и мясо будут разрублены на части на базарной площади и т. д. Наказание распространялось на отца, мать, детей, братьев, сестер виновного, причем независимо от возраста. Мучительной казни предавались малые дети и дряхлые старики. В иных случаях понятие трех поколений толковалось расширительно, и тогда наказанию подвергались также родственники по линии жены виновного.

Не следует думать, что объективное вменение похоронено вместе с режимами, которые его породили. Непревзойденные в своем роде образцы объективного вменения показали гитлеровские полицейские и генералы (уничтожение г. Орадура, расстрелы заложников, уничтожение тысяч людей в отместку за действия партизан и т. д.).

Своеобразным выражением талиона в Законнике Хаммурапи служило правило, согласно которому всякий ложный обвинитель (клеветник) должен был нести ответственность в той мере, которая грозила обвиненному: кто неосновательно обвинил другого в убийстве, должен умереть сам.

Когда по характеру преступления применение принципа «равным за равное» в точном значении было невозможно, прибегали к фикции: непослушному рабу отрезали ухо; сыну, оскорбившему отца, отрезали язык; врачу, сделавшему неудачную операцию, отрезали пальцы и т. д. Это называют обыкновенно талионом символическим.

Талион так же древен, как кровная месть. Но сохраняется он долго. В Законнике Хаммурапи кровной мести уже нет.

Безраздельное господство кровной мести — этого поистине всемирно-исторического института, возникшего вместе с самим человеком, — продолжалось до той поры, пока единственной платой за жизнь человека могла служить жизнь другого человека. Появление избыточного продукта меняло дело. На смену мести приходит выкуп, сначала натуральный, потом денежный штраф.

На самой ранней ступени развития классового общества выбор между местью и выкупом был делом пострадавшего или его семьи (рода). Об этом можно судить по хеттскому законнику, разрешавшему «хозяину крови» определить, должен ли виновный умереть или заплатить. «Царю же до этого дела нет». То же самое можно сказать и о размере выкупа. О нем договаривались в каждом отдельном случае, пока обычай или закон не установили общие нормы (и даже после этого).

Законник Хаммурапи знает только денежный штраф в строго определенных размерах: Величина штрафа может быть большей или меньшей. Она зависит как от тяжести преступления, так и социального положения сторон.

‘ Вот соответствующий пример: «Если человек ударит лицо, занимающее более высокое положение, чем он сам, должно ударить его… 60 раз плетью из воловьей кожи. Если авилум ударит по щеке равного себе… он должен отвесить одну мину серебра (500 граммов); если мушкенум ударит по щеке мушкенума — он должен отвесить 10 сиклей серебра» (в б раз меньше).

Старый обычай искупительного штрафа вплетается здесь в общую ткань правовой системы Вавилона (но в каком виде!). Другой пример дают ст.ст. 23-24 Законника. Первая из них обязывает сельскую общину возместить убыток, нанесенный человеку грабителем, если преступление совершено на территории общины, а виновный не найден; вторая устанавливает дополнительный штраф, «если при этом загублена жизнь». Обычай этот, напоминающий «дикую виру» Русской правды, гораздо древнее Законника Хаммурапи, но сохранен в целях установления круговой ответственности членов общины.

Классовое содержание Законника не вызывает сомнения. Достаточно ознакомления с теми его статьями, которые угрожают смертной казнью за оказание помощи бежавшему рабу, за покушение на священный принцип собственности и т. д.

Кража скота или лодки каралась огромным штрафом (в 10-30 раз больше стоимости украденного). «Если же вору нечем отдать — его должно убить». Если управитель станет расточать имущество хозяина, «должно разорвать его на этом поле с помощью скота» и т. д.

Законник Хаммурапи почти не говорит о государственных преступлениях Главный девиз вавилонских литературных памятников {«Диалоги между простолюдином и рабом») мы читаем: «Не поднимай восстания. Человека, поднявшего восстание, или убивают, или ослепляют, или схватывают и кидают в темницу».

Другой литературный памятник Вавилона, так называемая Исповедь-заклинание, указывает и на другие преступления: на оскорбление богов, согрешение против предка и др. Автор вопрошает: «Не обвешивал ли, не обсчитывал ли фальшивыми деньгами, не лишал ли законного сына наследства и отдавал незаконному, не проводил ли неверной межи…?» и т. д.

Смертная казнь упоминается в Законнике в 30 случаях, и это при умолчаний о государственных преступлениях и многих других. Была она, как правило, мучительной: это сожжение, утопление, посажение на кол и т.п.

В Древнем Египте способы смертной казни были, по-видимому, не менее мучительными: сожжение, посажение на кол. Очень широко применялись палочные удары, отрезание носа и ушей, нанесение рваных ран и пр.

Различия между исполнителем преступления и его соучастниками (укрывателями, подстрекателями) законник Хаммурапи не знает. Не различают стадии развития умышленного преступления то есть приготовление, покушение. Вместе с тем Законнику не чуждо представление о смягчении наказания. Штрафом, а не смертью наказывается, например, убийство в драке, если будет доказано, что убийца не имел намерения убить. Здесь зародыш столь существенного для современного уголовного права различения умышленного и неумышленного преступления.

Следует, впрочем, оговориться, что шумерийские законы уже различают выкидыш от нечаянного удара и выкидыш от злостного избиения, назначая за эти преступления разные наказания.

-О судебном процессе Законник Хаммурапи говорит мало. Судебные функции осуществлялись, как правило, специальным чиновником, побыли и какие-то судебные коллегии, составленные из «старейших и именитых людей города». Жрецы участвовали в процессе только тогда, когда они принимали клятву свидетелей.

Дело возбуждалось по частной инициативе потерпевшего, поэтому его речью начиналось обыкновенно и само судоговорение. В качестве доказательств выступают главным образом свидетельские показания. За лжесвидетельство полагалась смертная казнь (если она грозила обвиняемому).

В затруднительных случаях судьи прибегали — как и в других странах — к клятве перед статуями богов (Шамаша и Мардука).

Судья не мог .изменить уже вынесенное решение. Изобличенный в этом, он платил штраф и свергался с судейского кресла (скорее в буквальном смысле слова). После этого ему навсегда запрещалось занимать должность судьи. Высшей судебной инстанцией был сам царь. Картина вавилонского общества, государства и права будет неполной, если мы не приведем нижеследующий древний текст:

2. Законы Ману

По своему значению и известности Законы Ману не уступают Законнику Хаммурапи. Их составление относят к 1 столетию до н. э.

Авторами Законов Ману были, по-видимому, мудрецы одной из древнеиндийских брахманских школ. Они же дали этой кодификации имя Ману, одного из мифических прародителей человека»

Написаны Законы Ману в форме двустиший (шлок), ритмической прозой, что должно было облегчить их запоминание. Всего в Законах 2685 статей.

Язык, на котором написаны Законы Ману, называется санскритским, язык древних индусов.

По своему словарному фонду и грамматическому строю санскрит находится в тесном родстве со всеми основными европейскими языками — греческим и латынью, германскими и славянскими языками. Общность так называемых индоевропейских языков давно уже привела исследователей к выводу о праисторической территориальной близости всех тех народов, потомками которых являются древние греки и римляне, германцы и славяне, кельты и литовцы. Районом их первоначального совместного проживания называют обыкновенно Южную Европу, включая Украину, Кубань, Поволжье. Естественно предположить, что языковая общность была для них не случайной, как не случайной была и их территориальная связь. 06 этом же свидетельствуют обычаи, многие из которых объединяют указанные народы удивительным совпадением некоторых подробностей, обрядов и т.п. и которые не могли быть просто-напросто заимствованы или возникнуть независимо друг от друга.

Содержание Законов Ману выходит за пределы права. Они трактуют и о политике, морали, религиозных предписаниях благочестивому человеку.

Правовая санкция дополняется часто угрозой неблагоприятного последствия плохого поступка в потустороннем мире. И не только для самого правонарушителя.

Лжесвидетель предупреждается, например, что когда он говорит неправду «относительно мелкого скота», то «убивает пять своих родственников», относительно коров — десять, относительно лошадей — сто и тысячу — относительно людей. Законы Ману были написаны в период, когда основная масса арийского населения Индии жила в условиях патриархального быта. Типичной была большая семья, объединявшая под одной кровлей всех нисходящих родственников ее главы: сыновей с их женами, детьми, женами их детей и их детьми. Имущество этой семьи было ее общим достоянием, но управлялось главой. Сельская община выделяла ей участок земли. Отчуждать его было возможно не иначе как по единодушному согласию всей общины.

Английский исследователь М. Эльфингстон следующим образом характеризует земельные отношения в индийской сельской общине в том виде, как они сохранились еще в XIX веке: «По общепринятым понятиям, сельские землевладельцы все происходят от одного или нескольких лиц, основавших селение, и единственным исключением являются лица, получившие свои права покупкой или каким-нибудь другим способом от членов коренного братства… Все землевладельцы пользуются коллективным правом собственности, и, хотя они всегда получают более или менее определенные участки, между ними никогда не бывает совершено раздела. Землевладелец может, например, продать или заложить свои права, но он должен предварительно получить на это согласие селения. Если семья вымирает, ее доля опять становится общим достоянием».

Распоряжение же всей прочей собственностью семьи, в особенности собственностью благоприобретенной (не наследственной), было делом самой этой семьи.

Всякое фактическое обладание спорной вещью следовало при необходимости обосновать указанием на его происхождение: куплю-продажу, переход по наследству, распределение по жребию (когда речь идет о земельном наделе) и т. д. Ссылка на одно только длительное добросовестное владение была недостаточной. Однако, если собственник «молча наблюдает», как другой пользуется его вещью, и это продолжается 10 лет, «он не имеет права получить ее обратно» (гл. УШ, ст. 147).

Как только право признало существование владения, оно должно было изобрести приобретательную давность. Так и случилось. Нельзя было допустить, чтобы находящиеся во владении вещи были навеки изъятыми из оборота или чтобы владелец, опасаясь изъятия, относился к этим вещам как к второсортным и потому воздерживался от их поддержания (если это было, например, строение и т.п.).

Регламентируя институт договора, Законы Ману устанавливают важное правило, сохранившееся в принципе до настоящего дня: не может считаться действительной сделка, которая заключена с безумным, малолетним, одряхлевшим, пьяным. Недействительна и такая сделка, которая заключена с применением насилия или обмана.

Непременным условием всякого договора была его публичность. Только свидетели могли спасти от наказания в случаях, когда требовалось представить продавца, а он не был известен или отсутствовал.

Считалось, что всякая тайная сделка заключает в себе какую-то противоправность: иначе зачем секретничать? В одном из философско-политических и юридических трактатов Древней Индии Артхашастре говорится: «Сделки, заключенные тайно, келейно на дому, ночью, в лесу, сопряженные с вероломством и заключенные по тайному сговору, запрещаются».

Много внимания уделяют Законы Ману договору займа. Устанавливается максимальный размер процентов (2% в месяц для брахмана, 3% — для кшатрия, 4% — для вайшьи и 5% — для шудры). Указываются средства обеспечения и среди них поручительство другого лица, а также залог. Если должник оказывается несостоятельным, долг переходит на поручителя. Если долг уплачен, залог подлежит возврату.

В случае смерти должника обязанность уплаты переходит на сына и даже на других родственников. Невозможность уплаты приводила к долговому рабству.

В одной старой брахманской книге в числе законных способов побудить к уплате долга называется задержание жены должника, его сына, его животных, а также постоянное ожидание у дверей дома должника («осада»).

Помимо того, Законы Ману разрешали кредитору действовать силой. Захватив должника и приведя его в свой дом, кредитор имел право морить его голодом и даже избивать, пока тот не уплатит долг.

В семейном праве вполне утвердилось господство мужчины (мужа, отца), однако пережитков старого группового брака еще много. Браки заключаются по воле родителей, но когда умирает муж, вдова, по обычаю, становится женой деверя; муж, потерявший жену, женится на ее сестре.

Артхашастра различает несколько форм брака (почти в точности совпадающих с соответствующими римскими обычаями): правильный или торжественный брак (при этом приданое жены переходит в собственность мужа); брак с выкупом (покупкой жены): брак, основанный на свободном соглашении супругов, и, наконец, похищение жены — умыкание, возникшее из обычая брать женщин в бою, как берут трофей.

В принципе признавалось, что женщина должна всегда находиться под опекой мужчины: отец охраняет женщину в детстве, муж — в молодости, сыновья — в старости: «женщина никогда не пригодна для самостоятельности».

По Артхашастре, «муж обязан учить жену поведению и может ударить ее 3 раза по спине: расщепленной тростью, веревкой или рукой».

Развод для жены невозможен: «ни продажей, ни разводной платой жена не освобождается от мужа». Муж может оставить жену, «если она его ненавидит»; «жена, не рожающая детей, может быть переменена на 8-м году, рожающая мертвых — на 10-м, только девочек — на 11-м, но сварливая — немедленно».

Супружеская верность поддерживается суровыми карами. В то же время допускается самая широкая добрачная половая свобода девушек. Сын, которого девушка родит в доме своего отца, будет считаться «сыном замужней девушки». После он станет сыном того, кто на ней женится. Такие дети не были препятствием к браку.

Наследство делится между всеми сыновьями поровну, и ни один из них не может быть обойден. Наследники могут и не разделяться. В таком случае они живут все вместе на старом отцовском хозяйстве, управляясь старшим братом как своим главой.

Известная доля наследства выделялась дочерям, но только в виде приданого.

Отец, не имевший сына, побуждал дочь выйти замуж, с тем чтобы рожденный в этом браке мальчик вошел в состав семьи деда, стал его собственным усыновленным ребенком. Объяснение этому следует искать в обычаях заупокойного культа древних индусов. Существенным его элементом были разного рода заупокойные дары и обряды, без которых умерший, как верили, был обречен на страдания в загробной жизни. Наследуя имущество усыновителя, соответствующее лицо было обязано совершать обряды заупокойного культа. Не исключено также, что между наследованием по закону и наследованием по завещанию — в качестве промежуточной формы — находится усыновление. Оно было не чем иным, как искусственно созданным кровным родством (особенно когда дело касалось постороннего человека).

В уголовном праве, как оно представлено в Законах Ману, различаются умысел и неосторожность, первое правонарушение и рецидив, тяжкое преступление и легкое.

Самым же важным для определения наказания было то, к какой варне принадлежит потерпевший и правонарушитель. Здесь безраздельно господствует несправедливейший из принципов: снисходительность к тому, кто попирает низшего, беспощадная расправа над посягающим на высших.

Брахман или кшатрий, оклеветавший низшего, отделывался штрафом. Шудре, выбранившему кого-нибудь из членов высшей варны, вырезали язык. А если он пытался «учить брахманов их долгу», в рот и уши ему вливали кипящее масло.

Суровы наказания за воровство. Вор, застигнутый на месте преступления, мог быть убит немедленно. Ночная кража каралась посажением на кол. В других случаях предписывалось членовредительство, 11-кратный штраф от стоимости украденного и пр. Наказание возрастало при рецидиве.

Разрешение убивать вора, застигнутого в момент кражи, и всякого ночного вора мы находим и в законах Рима, Русской Правде, германских судебниках. Англосаксонские кодексы разрешают такое убийство, но угрожают тому, кто убьет вора ускользнувшего.

В особый состав преступления выделяется грабеж, довольно точно определяемый с чисто юридической стороны: открытое похищение имущества, совершенное в присутствии потерпевшего (в отличие от воровства как тайного хищения).

Наказанием за умышленное убийство была смертная казнь. Искалечение наказывалось искалечением, но не вполне так, как это предписывается талионом.

«Человеку, который искалечил Другого человека, не только отрезают ту же часть тела, но также отрезают руку. Если его преступление привело к потере работником руки или глаза, то его осуждают на смерть» (Артхашастра).

Вообще говоря, талион не свойствен старому индийскому праву так же, как он не свойствен старому афинскому, римскому, германскому и славянскому праву.

Среди других преступлений Законы Ману указывают на изнасилование, караемое телесным наказанием, мошенничество, вымогательство, продажу недоброкачественных товаров и др.

Всякое посягательство на государственный и общественный строй каралось смертью. Посажение на кол, утопление и отрубание головы — таковы главные виды смертной казни. Членовредительные наказания распространялись на «половые органы, чрево, язык, две руки, две ноги, глаз, нос, два уха, все тело».

За одно преступление могло быть назначено несколько наказаний. Дополнительным наказанием было клеймение: на лбу пьяницы выжигали знак продавца спиртного, лоб вора украшали изображением собачьей ноги и пр.

Переходя к суду и судебному процессу, следует раньше всего отметить то несомненное предпочтение, которое .отдается коллегиальному решению дел.

«Царь, желая рассмотреть судебные дела, пусть является подготовленным в суд с брахманами и опытными советниками… Но если царь не делает разбора дела лично, тогда следует назначить ученого брахмана для их разбора… Тот, придя в высокий суд, окруженный тремя судьями, пусть разбирает дела царя, сидя или стоя» (гл.УШ, ст.ст. 1,9,10).

Не менее трех свидетелей требуется и для изобличения ответчика, отрицающего свою вину (гл. VIII, ст. 60).

Главными средствами установления судебной истины по Законам Ману были свидетельские показания и разного рода испытания. Какие-то предварительные действия, особенно в делах о государственных преступлениях, имели место, но, как правило, расследование начиналось и заканчивалось в самом судебном заседании (судебное следствие).

В оценке показаний свидетеля господствует критерий качества свидетеля. Это неизбежно для общества, разделенного на резко отграниченные касты. Свидетеля себе никто не готовит: им становятся по воле случая. Но чтобы шудра был свидетелем по делу «высшего», считалось недопустимым. Отсюда формальная оценка доказательств. Важно не столько то, что говорится, сколько то, кто говорит.

Люди низших варн не могут свидетельствовать против людей высших вари. Показания «рабов, родственников и детей» «ненадежны», и потому лучше к ним не прибегать. При разногласии между отличным и хорошим свидетелем предпочтение должно быть отдано показаниям отличного и т. д.

Существенной чертой Законов Ману является правовой формализм. Его нет или почти нет в семитических кодификациях, но он непременный элемент старого римского процесса. Независимо от имеющихся доказательств и даже без их рассмотрения судьи могли объявить истца проигравшим дело, если, например, оказывалось, что он привел свидетеля, не присутствовавшего при сделке, или если его свидетель запутывался в показаниях. Истец, безусловно, проигрывал дело и тогда, когда его свидетель в течение семи дней после показаний заболевал или с ним случалось несчастье от огня, или умирал его родственник: во всем этом видели кару богов.

В тесной связи с указанным верованием находился обычай судебных испытаний, или ордалий. Когда отсутствовали достоверные свидетельства и судьи, исследовавшие дело, не знали, как его решить, прибегали к клятве.

Брахман клялся «правдивостью», кшатрий-воин — «колесницами и оружием» (ср. римские, германские и славянские клятвы на оружии), вайшья — коровами, зерном и золотом, шудра — «всеми преступлениями».

В некоторых случаях клятва могла быть признана недостаточной, и тогда обвиняемый должен был «взять огонь» или погрузиться в воду. «Тот, кого пылающий огонь не обжигает, кого вода не заставляет подняться вверх и с кем вскоре не случается несчастья, должен считаться чистым в клятве».

Оправдание этого обычая Законы Ману видят в примере богов. Один из мифических святых мудрецов был обвинен младшим братом в том, что он находился в связи с шудрянкой.

Обвиненный прошел через огонь, и «наблюдатель мира» не сжег на теле невинного ни единого волоса.

В другом месте Законы Ману объясняют смысл ордалия — злодеи думают: «никто не видит нас», но их видят боги.

Испытание огнем могло существовать в разных формах. Самой распространенной было, по-видимому, прохождение через костер. Испытание водой состояло в следующем: испытуемый, связанный определенным образом, погружался в реку; если он шел ко дну, то, как это на первый взгляд ни удивительно, считался оправданным. Вода, обожествляемая в качестве «чистой стихии», его не выталкивала, она его принимала и тем самым очищала (ft обвинения. Но плохо было тому, кто оставался на поверхности.

Затрудняясь в выборе средств доказывания, судьи требовали вещественных доказательств — поличного. Справедливый царь, говорится в Законах Ману, не казнит вора, если у него не найдено краденого. Пойманного же с краденым или с воровским инструментом следует казнить не колеблясь. Деревня должна была спешить на помощь при каждом зове, особенно когда грабят на дороге: пойманного таким образом вора судить было уже несложно.

Но поличное имеется не всегда. И тогда остается следить за тем, как показывает свидетель, как отвечает обвиняемый: голос, которым даются показания, цвет лица, движения, взгляд, жест и т.п. должны помочь найти виновного.

Автор Артхашастры (Каутилья) поучает судью: вот основания, указывающие на недостоверность показания: опрашиваемый уклоняется от обсуждаемого предмета и переходит на другой: сказанное им ранее не вяжется с последующим: подтвержденное свидетелями не признает; беседует со свидетелями в неположенном месте.

Конечно, впечатление, которое способен произвести обвиняемый или свидетель своим поведением на следствии, имеет значение и в настоящее время (особенно в суде присяжных). Но ни одна современная правовая доктрина не позволяет судье основывать приговор только на этом, часто весьма ошибочном, впечатлении.

В древнем суде считалось особым достоинством вынудить ответчика (обвиняемого) к такому психологическому действию, которое бы его с очевидностью разоблачило. На этом построены известные легенды о судейской мудрости царя Соломона.

Среди поучительных примеров, собранных в одном старом китайском судебном сборнике, фигурирует, например, такой «бродячий» сюжет. В одном доме правили два брата. У обоих одновременно родились мальчики. Но у жены старшего брата ребенок родился мертвым. Тогда она захватила сына, рожденного женой младшего брата, и объявила его своим. Судья, к которому поступило дело, взял мальчика в суд и предложил женщинам захватить его силой. Старшая тотчас кинулась за ребенком, но младшая, боясь причинить ребенку повреждения, отступила. Судья сказал старшей; ты заботилась об имуществе (наследстве), а она о самом ребенке. И отдал сына матери.

Рассматривая древневосточные правовые кодификации, исследователь неоднократно сталкивается с декларациями, провозглашающими начала «справедливости», «правды», «нравственности» и т. д. Возникает воззрение, что законодательство покоится на собственных основах, на правилах «справедливости», «нравственности», «правды» или религии, что его источником является свободная воля законодателя.

А когда к тому же появится наука права, когда юристы, сравнивая между собой различные кодексы или системы права, обнаружат общее между ними, представление о праве, содержание которого дано в нем самом, о некоем естественном праве, данном самой природой, о некоей вневременной справедливости получит теоретическое обоснование.

Между тем, как мы видели, и Законник Хаммурапи, и Законы Ману считают рабство справедливым. Точно так же феодальное право будет исходить из справедливости крепостничества. А когда французская буржуазная революция отвергнет и рабство и крепостничество, основной аргумент будет тот же -справедливость!

Мы ознакомились с государственностью и правом древневосточных народов. Конечно, мы увидели немало общих черт и черт особенных. Иначе и не могло быть. Но главное прослеживается повсюду: государство — восточнодеспотическое, право — при всех своих даже и существенных различиях — стоит на стороне богатства и знатности. Тем не менее именно здесь, на Востоке, возникли и развились земледелие, скотоводство, ремесла, архитектура и т.д., а вместе с тем государственность и право, юридическая литература и культура вообще, оказавшие, как мы теперь знаем, непреходящее влияние на культуры Древней Греции и Древнего Рима, а значит, и на их юридическую культуру — юридическое мировоззрение, кодификации права, суди процесс вообще.

Вместе с тем нельзя не видеть, что все основное, что происходило в хозяйственной или правовой жизни стран Древнего Востока, не может быть понято вне рабства как главного фактора в жизнедеятельности древневосточных обществ.

Вне рабства, вне того, что связано с рабством, нет никаких сколько-нибудь существенных правовых отношений вообще. Имеем ли мы дело с семьей, тотчас выступают наружу отношения, связанные с наложницей-рабыней и ее детьми; с правом продажи в рабство членов семьи; с рабыней, которая, обманув хозяина, отдает своего ребенка свободной женщине; с «дворцом», когда обнаруживается незаконно отданный на сторону ребенок дворцовой рабыни: с домашним рабством в его разных формах и т. п. Имеем ли мы дело с воином и его службой, тотчас возникают проблемы, связанные с его возможным выкупом из плена — рабства. Имеем ли мы депо с договорами купли-продажи, мены или найма, мы должны быть готовы к тому, что в качестве «предмета» договора появится раб или рабыня и их дети. Исследуем ли мы судоустройство и судопроизводство, особое отношение к рабу-ответчику станет непременной существенной частью вопроса. Грани между свободным состоянием и рабством и очень резки, и очень условны. На всяком свободном, исключая, может быть, самых привилегированных, лежит неотвратимая печать рабства.

Глава вторая Древняя Греция

А. Афинская рабовладельческая демократия

1. Во II тысячелетии до н. э. греческие племена заселили юг Балканского полуострова. Отгороженные друг от друга естественными преградами горной страны, они с тем большом рвением стали оберегать свою обособленность. В тесных пределах каждого из таких районов вырастет с течением времени столица: Коринф, Мегары, Фивы, Спарта и др.

В конце II тысячелетия греки, соединившись в единое войско и избрав себе одного вождя, осадили малоазиатский город Трою. О событиях этой известнейшей из войн повествуют поэмы гомеровского эпоса — «Илиада» и «Одиссея».

В древнегреческом обществе, как его рисует Гомер, происходят сложные процессы. Классов еще нет, но разделение на простой народ и родовую знать глубоко укоренилось. Лучшие земли, большие стада, все основные посты находятся в руках последней.

Государства еще нет. Племенем управляют народное собрание, совет старейшин, вождь — базилевс. Народное собрание -вместе с тем войско, а базилевс и старейшины — главным образом военные предводители. Американский историк прошлого века Л.Г. Морган назвал этот строй военной демократией.

По всем своим признакам период военной демократии есть последний период первобытнообщинного строя. Земледелие становится главной отраслью хозяйства, оттесняя скотоводство. Ремесло выделяется в самостоятельную отрасль. Обмен товарами принимает регулярный характер. Появляются купцы. Рабство все более укореняется, и уже не только в домах и хозяйствах знати. Образуется семья с господством мужчины. Древняя родовая организация еще существует, но уже подорвана. На территории фратрий и племен селились во множестве чужаки, то есть хотя и соотечественники, но принадлежащие к другим племенам, фратриям и родам. Население смешивалось и оттого становились невозможными старые формы управления. Все это, вместе взятое, служит основой для перехода к государству как новой, высшей ступени общественного развития.

Наиболее интересным и вместе с тем наиболее изученным представляется процесс образования государства в двух известных греческих полисах — древних Афинах и Спарте. Первая являла собой образец рабовладельческой демократии, вторая -аристократии.

2. Ионийцам, как назывался союз четырех племен, досталась во время переселения малоплодородная область, омываемая морем, — Аттика. Земледелие здесь было ограничено сравнительно небольшим районом, зато имелись благоприятные условия для ремесла и морской торговли.

Сельская община, столь устойчивая на Востоке, не нашла здесь благоприятных условий и стала быстро разлагаться. Земельные наделы сделались частной собственностью отдельных фамилий.

В УШ столетии до н. э. в. Аттике вырос (вокруг древней крепости) город, которому предстояло сделаться величайшим центром античной и мировой культуры. Его назвали в честь богини-покровительницы Афинами.

Город стал средоточием людей, принадлежащих к разным племенам, родам, фратриям: вместо простого соседства племен происходит их слияние в единый народ. На смену старому делению приходит новое. Знатные образуют сословие эвпатридов («благородных»), мелкие земледельцы получают общее для них название геоморов, ремесленники — демиургов.

Замещение всех важных должностей стало привилегией эвпатридов. В результате этого совет старейшин превращается в чисто аристократическое собрание, никем не выбираемое и ни перед кем не отчитывающееся. Оно заседало на холме бога войны Ареса, и потому его назвали ареопагом. Ареопаг законодательствует, осуществляет высший суд, наблюдает за действиями должностных лиц, первое место среди которых принадлежит коллегии, состоящей из 9 старейшин — архонтов. Они избираются ареопагом сроком на год.

Господство земельной аристократии пагубным образом отразилось на положении народа. «Бедные, — пишет Аристотель, -находились в порабощении не только сами, но и их дети и жены. Назывались они… шестидольниками, потому что на таких условиях обрабатывали поля богачей (то есть получали за свой труд одну шестую часть урожая. — 3.4.). Вся же вообще земля находилась в руках немногих. При этом если бедняки не отдавали арендной платы, можно было увести в кабалу и их самих и их детей».

Всюду на полях стояли закладные камни. На них было написано, кому и на какой срок заложен участок. Такая форма залога — ипотека — была ранним изобретением Греции. Земля отдавалась в пользование должника, но при просрочке платежа -столь обыкновенной — переходила к кредитору.

«…Развивающееся денежное хозяйство, — справедливо пишет Ф. Энгельс, — проникало в сельские общины, воздействуя, точно разъедающая кислота, на их исконный, основанный на натуральном хозяйстве образ жизни»‘.

Начиная с VI века до н.э. в политическую жизнь афинского общества все более активно включался новый социальный элемент. Относительно высокий уровень производительных сил, достигнутый в районе Средиземного моря в VIII-VI веках до н. э» и особенно благоприятные природные условия самой Аттики (с ее небольшим земельным фондом и удобным для торговли местоположением) способствовали появлению значительного ремесленного и торгового населения. Боевую часть его составляли матросы многочисленного афинского флота. В отличие от аристократии все эти новые люди (а также крестьяне) называли себя «демосом» -«народом».

Демос находился в постоянной вражде с презиравшей его аристократией. Шаг за шагом вырывал он у нее политическую власть. Когда это ему удалось, в Афинах установилась рабовладельческая демократия, а значит, и государство в его начальной, еще не завершенной форме.

В 594 году до н. э. всеобщее недовольство вылилось, по словам Аристотеля, в «великую смуту». «Огромное большинство, и к тому же люди большой физической силы, — пишет греческий историк Плутарх в своих «Сравнительных жизнеописаниях», — собирались и уговаривали друг друга не оставаться равнодушными зрителями, а выбрать себе одного вожака, надежного человека, и освободить должников, пропустивших срок уплаты, а землю переделить и совершенно изменить государственный строй».

Оказавшись в столь сложной ситуации, борющиеся стороны сошлись на кандидатуре поэта и политического деятеля Солона. Было известно, что он не является «сообщником богатых в их преступлениях» и в то же время «не угнетен нуждою». Избранный архонтом, Солон был наделен чрезвычайными полномочиями, среди которых самым важным было право законодательства. Испытывая давление одних, стремившихся к установлению единовластия, и других, рвавшихся к самому широкому народоправству, Солон выбрал политику «золотой середины».

Первым делом он отменил долговую кабалу и аннулировал все поземельные долги. Закладные камни были убраны с полей,

граждане, ставшие рабами за долги, — отпущены на свободу, а те, кто был продан за границу, — выкуплены за счет государства.

Со времени Солона рабами в Афинах могли быть только иноплеменники, захваченные на войне или купленные на мировом рабовладельческом рынке того времени.

Чтобы предотвратить разграбление крестьянских наделов в будущем, Солон установил максимальный размер землевладения, находящегося в частных руках.

Одновременно с тем была санкционирована широкая завещательная свобода. Родовые владения, подобно крестьянским дворам, могли переходить наследникам по воле завещателя. Земельные владения знати — опора ее власти — включались в общий гражданский оборот.

Важнейшей политической реформой Солона было установление имущественного ценза. Самые богатые были причислены к первому разряду. Просто богатые — ко второму. Оба эти разряда граждан получали право замещения всех важнейших постов в государственном аппарате, но архонтами и казначеями могли становиться лишь представители первого разряда.

Таким образом, вместо принципа аристократического (принадлежность к определенным родам) был утвержден принцип имущественный, принцип богатства. От этого выигрывали купцы и ростовщики, проигрывала родовая знать.

Третий разряд составили граждане среднего достатка. Все прочие — феты — были зачислены в один четвертый и последний разряд.

За единицу исчисления богатства был избран медимн — мера сыпучих тел (приблизительно 50-60 л). Для зачисления в первый класс требовался доход в 500 медимнов зерна ежегодно (или соответствующий эквивалент); для зачисления во второй — триста, для зачисления в третий — двести медимнов.

Первые два разряда служили в коннице. Служба эта требовала больших расходов, но зато была менее опасной на войне. Третий разряд — тяжеловооруженные гоплиты — пехотинцы сделались истинной славой афинского войска. Четвертый разряд, первоначально отстраненный от военной службы, составил затем легковооруженную пехоту.

Высшим органом власти сделалось, по конституции Солона, афинское народное собрание. В противовес ему были созданы два новых органа: совет четырехсот и так называемая гелиэя -суд присяжных заседателей.

Совет четырехсот избирался старыми ионическими племенами, продолжавшими существовать, несмотря на все перемены. Каждое из них посылало в совет 100 человек. Играя важную роль в законодательной процедуре, заведуя всеми текущими делами, совет четырехсот оказывал сдерживающее влияние на народное собрание и прямо ограничивал власть ареопага.

Гелиэя была судебным и законодательным органом одновременно.

В народном собрании участвовали все разряды свободного населения, включая фетов. Это было явной уступкой демосу. Зато выборы в совет четырехсот были в руках тех, кто распоряжался в старых племенах, то есть в руках родовой знати. Гелиэя с ее широким кругом участников учреждалась к большей выгоде демоса. Но оставался нетронутым ареопаг.

Реформы Солона казались верхом политической мудрости, триумфом политики компромисса. Вместе с тем именно реформы Солона убедительно доказывают недолговечность политики компромиссов.

Борьба между демосом и родовой знатью не закончилась полюбовной сделкой. Афины переживают острый политический кризис, завершившийся установлением тирании. Наконец через 90 лет после Солона, в 509 году до н. э., демократы, объединившись вокруг своего вождя Клисфена, наносят решающий удар по остаткам родового строя, мешавшим функционированию государства как такового.

Реформа 509 года окончательно ликвидировала старые племена. Взамен родоплеменного деления граждан было введено их территориальное разделение.

Аттика делилась на десять территориальных «племен» (фил). Каждая фила состояла из трех частей — триттий. Одна из триттий должна была принадлежать к сельскохозяйственной равнине, где до того господствовала знать (здесь были ее имения), другая — к приморскому району, форпосту демократически настроенной матросской массы, третью составлял один из кварталов столицы.

В новых филах граждане были перемешаны таким образом, что преобладание сосредоточилось в руках горожан — ремесленников, купцов, матросов. Землевладельческая «равнина» была оттеснена на второй план.

Помимо этого, страна была поделена на наименьшие районы — демы. Их было около ста.

Сущность введенного Клисфеном деления станет более понятной, если прибавить, что аристократический род Аминандритов. например, оказался разделенным на 26 демов, принадлежащих к разным триттиям и филам, род Керкиров — к 19 демам и т. д. Естественно, что выступать, как препаде, единым фронтом они уже не могли. Так, между прочим, впервые в истории была введена в практику «избирательная география». Совет четырехсот был ликвидирован. Вместо него стали выбирать совет пятисот -по 50 человек от каждой новой филы.

В чем же значение реформы Клисфена? Почему ее называли так же, как и реформу Солона, «политической революцией»? Ответ на этот вопрос очевиден.

Общественное развитие привело к сосредоточению богатств в руках значительного числа неродовитых граждан, составивших имущий класс Афин. Политическая власть должна была отныне служить их целям. Родоплеменное деление препятствовало этому: в органах родового строя господствовала родовая аристократия. Территориальное разделение сокрушило это господство. Вместе с тем окончательно побеждает государство рабовладельцев — знатных и незнатных.

Клисфену же принадлежит изобретение остракизма. Так называлось изгнание из государства, применяемое в качестве политической меры, а не наказания. Остракизм применялся по тем соображениям, что тот или иной политический деятель своим авторитетом, своими связями может способствовать возникновению смут. Изгнание назначалось обыкновенно на 10 лет и не влекло за собой ни лишения прав, ни конфискации имущества. Решение об остракизме принадлежало только народному собранию.

Теперь на пути афинской демократии находился один ареопаг. Неписаная афинская конституция сохраняла за ним право отменять решения народного собрания и привлекать к ответственности должностных лиц. Во время знаменитых греко-персидских войн (492-479 гг. до н. э.) ареопагу удалось увеличить свое значение. Между тем время не повлияло ни на его состав, ни на его политическую линию. В 462 году до н. э. афинская демократия, руководимая Эфиальтом, провела наконец закон о лишении ареопага всех политических функций.

Борьба была очень острой: глава аристократической партии, потерпевшей по-, ражение, отправился в изгнание; Эфиальт пап от руки своих противников.

К середине V века до н. э. уходят в прошлое солоновские разряды. Замещение должностей стало доступно всем гражданам независимо от их имущественного положения. Производилось оно по жребию (за некоторым исключением).

Оставалось последнее: ввести вознаграждение за службу, без чего граждане, живущие повседневным трудом, не могли занимать общественные должности.

По предложению стратега Перикла стали получать жалованье члены совета пятисот, присяжные заседатели, солдаты, матросы военного флота и все должностные лица вообще, за исключением самых высших — стратегов.

Таковы причины и формы возникновения государства в Афинах. Энгельс справедливо замечает: «Афины представляют собой самую чистую, наиболее классическую форму: здесь государство возникает непосредственно и преимущественно из классовых противоположностей, развивающихся внутри самого родового общества»*.

3. Всей совокупностью прав и привилегий пользовались (по закону Перикла) только те лица (мужского пола), у кого и отец и мать были природными и полноправными гражданами Афин.

Гражданство приобреталось с 18-летнего возрасту: Затем в течение двух лет юноша проходил военную службу. С 20 лет ему разрешалось участвовать в народном собрании.

Завершив двухлетнее обучение военному делу, гражданин оставался военнообязанным до 60-летнего возраста. В случае войны народное собрание устанавливало число военнообязанных, подлежащих призыву; в крайних случаях прибегали к всеобщему набору (панстратии). Члены каждого племени (филы) составляли отряд под командованием особого лица, избираемого самим народом.

Формальное равенство полноправных граждан не исключало их фактического неравенства, определяемого неравенством имуществ. Основную массу граждан составляли люди среднего достатка. Их земельные наделы не превышали 10 га. Небольшое число граждан обладало значительными состояниями. Сотни семей влачили жалкое существование, предпочитая откровенный паразитизм любой форме производительного труда.

Физический труд, за исключением земледельческого, признавался недостойным гражданина. «Позорящие» профессии были уделом иностранцев-метэков, вольноотпущенников, рабов.

Метэки могли заниматься своим профессиональным делом, покупать и продавать (все, кроме недвижимостей), но участвовать в народном собрании и занимать должности им запрещалось. Однако в армии они служили, платили налоги. Меток, уклонившийся от уплаты налогов, продавался в рабство. Браки между метэками и гражданами запрещались.

Положение отпущенных на волю рабов было близко к положению иностранцев.

Несмотря на все ограничения, метэк и вольноотпущенник были в глазах закона лицами. За ними признавалось человеческое достоинство. Иное дело, раб.

Раб был только вещью, ее живым подобием. Его можно было продать и купить, отдать внаем. Он не мог иметь семью. Дети, прижитые им от связи с рабыней, были собственностью хозяина.

Единственное, что закон запрещал хозяину, — убийство раба. Когда раб совершал преступление, заслуживавшее казни, суд и наказание становились делом властей.

Государство, можно думать, опасалось, что собственник раба, заинтересованный в нем как в своем имуществе, пощадит его. Несмотря на формальный запрет, убийство раба хозяином не впекло за собой наказания для последнего.

За этим исключением, все другие виды наказаний были правом господина. Допрос раба производился только под пыткой. Это считалось справедливым и «истинно демократическим».

Обычными способами наказания рабов были заковывание в кандалы, в железный ошейник, истязания, клеймение и пр. Пытали дыбой, заливанием уксуса в ноздри, прикладыванием к телу раскаленной черепицы, растягиванием членов («кобылой»).

Никакого имущества раб иметь не мог. Все, что он зарабатывал, было собственностью господина.

Отпущенный на свободу раб подпадал под двойной надзор государства, относившегося к нему как к «иностранцу», и бывшего хозяина, по отношению к которому вольноотпущенный был обязан некоторыми повинностями.

Основная масса рабов добывалась на войне, когда в неволю попадали не только солдаты враждебного войска, но и мирное население противника. Эта участь не раз постигала и самих афинян. Заклейменные знаком лошади, они были сотнями проданы в рабство после неудачной сицилийской экспедиции (во время Пелопоннесской войны). Множество рабов поставляли на рынок морские разбойники. При покупке с рабом или рабыней обращались, как со скотом: раздевали, заставляли бегать, смотрели зубы и пр.

Особого упоминания заслуживает положение женщины в Афинах. Ни политических, ни гражданских прав она не имела.

Афиняне, по обыкновению, похвалялись тем, что их жены выходят на улицу не иначе как по большим праздникам (то есть направляясь в храм) или что их жены так хорошо воспитаны, что стыдятся видеть любого постороннего, в том числе родственников. Жила жена в особой половине дома.

Брачный договор был делом отца невесты. После свадьбы законным представителем жены становился муж. Чтобы развестись с женой, ему достаточно было призвать свидетелей.

Закон требовал от жены строгого целомудрия, но не препятствовал мужу иметь любовниц. Неверную жену разрешалось попросту выгнать из дому, а приданое присвоить. В своей последующей жизни эта женщина не могла ни украшаться, ни входить в храмы. В противном случае любой встречный мог разорвать на ней платье, снять украшения, побить.

Дети находились во власти отца уже по одному тому, что завещание находилось в его воле. Достаточно было непочтительного отношения к отцу, чтобы лишение сына наследства стало законным.

4. Афинский государственный строй V века до н. э. оставил. важный след в мировой истории, конкурируя с другими достижениями этого универсально одаренного народа — искусством, архитектурой, философией, наукой. С началом буржуазной эпохи в особенности принципы афинского политического устройства стали орудием в борьбе с силами реакции. Что привлекало к ним идеологов буржуазного Просвещения в их борьбе с абсолютизмом? В немногих словах на этот вопрос можно ответить так: народоправство; выборность, коллегиальность и подотчетность властей; суд присяжных.

Первый принцип — народоправство — был полнее всего отражен в процессе издания законов.

Афины были небольшим государством. От столицы до крайней его точки было несколько десятков километров. Это то, что принято называть «полисом» — городом-государством. Граждане полиса представляли собой общину, основанную на совместном праве пользования и распоряжения землей, совместном управлении общими делами.

Верховный орган Афин — народное собрание. Оно созывалось четыре раза в месяц. На собрание стекались все те граждане, которых интересовала (заранее объявленная) повестка дня. Главными участниками собраний были, конечно, жители самого города. Кворум (не менее шести тысяч человек} требовался только при решении особых вопросов, например, об остракизме. В обыкновенное время собиралось две-три тысячи человек и менее.

Народное собрание не только принимало законы, но и обсуждало вопросы продовольственного ‘снабжения, ‘обороны, слушало чрезвычайные заявления о государственных преступлениях, рассматривало просьбы частного характера и т.д. Но основным делом народного собрания было, конечно, законодательство.

Считалось, что каждый гражданин Афин имеет право предложить проект нового закона и свободно участвовать в обсуждении законопроекта, выдвинутого другими. Инициатива эта существенно ограничивалась, однако, системой сдержек:

а) автор законопроекта нес уголовную ответственность (вплоть до смертной казни), если оказывалось, что его предложение противоречит существующим законам и об этом не было определенно заявлено;

б) всякий законопроект должен был предварительно рассматриваться советом пятисот. Собрание выслушивало мнение совета;

в) окончательное решение принадлежало гелиэе, игравшей в таких случаях роль второй палаты. Обсуждение велось в форме обычного судебного процесса. Автор законопроекта выступал обвинителем старых законов. Их защитников назначало народное собрание. Решение принималось большинством присяжных с помощью тайного голосования.

Наличие системы сдержек легко объясняется стремлением воспрепятствовать законодательству «снизу», инициативе масс. Всякий раз, когда эта инициатива пробивает себе дорогу, это происходит при исключительных обстоятельствах (война, смута). В обычное же время законодательная инициатива исходила, как правило, от совета пятисот, от коллегии стратегов или других властей.

Возможно, впрочем, и другое толкование столь сложной процедуры законодательства: не допустить реакционного (антинародного) пересмотра афинской конституции.

В соответствии с воззрениями своего времени Аристотель советует осторожность в законодательстве: «Если польза изменения законов невелика, между тем как привычка нарушать законы — дело вредное, то очевидно уж лучше допустить некоторые ошибки», чем изменять старый закон. В так называемый эллинистический период истории Греции, во II веке до н. э., многие города вообще запретили пересмотр своих конституций.

Голосование в народном собрании было открытым, поэтому далеко не всякий мог голосовать так, как на самом деле хотел.

Народные собрания не один раз принимали бурный характер, выходили из под влияния стратегов и совета пятисот, навязывали им свою волю.

Плутарх рассказывает, что со времени Солона в Афинах действовал закон, по которому гражданин, не примкнувший во время междоусобиц ни к той, ни к другой партии, лишался гражданских прав. Солон хотел, по-видимому, прибавляет Плутарх, «чтобы гражданин не относился равнодушно и безучастно к общему делу… не дожидался без всякого риска, кто победит».

Следующим _по значению, органов, государственной власти была гелиэя — Она решала вопрос о наделении правами гражданства; она наблюдала за законностью замещения должностей и имела право отвода; она утверждала международные договоры.

Главным же ее делом было участие в законодательстве, а также суд по политическим, религиозным и многим другим делам.

B сocгав Гелиэи входило100 тысяч человек /Все они избирались жребием по 600 человек от каждой филы. Из общего числа гелиастов составлялось 10 судебных коллегий по 501 человеку каждая. Состав коллегии определялся жребием в самый день суда так, чтобы никто из гелиастов не мог знать заранее, когда его призовут к деятельности. Этим стремились избежать подкупа судей.

То, что Солон разрешил фетам становиться присяжными, казалось вначале ничего не значащим правом, пишет Плутарх, но впоследствии стало в высшей степени важным, потому что большая часть важных дел попала к судьям. Всякий раз, когда следовало толковать конституцию, обращались в гелиэю, отчего гепиасты сделались некоторым образом господами над законами. Очень существенным было и то, что гепиэя имела право пересмотра (в порядке апелляции) приговоров, вынесенных должностными лицами.

От «гелиос» — солнце: заседания начинались с восходом солнца и закрывались с заходом (не позднее).

В компетенцию совета пятисот входили дела непосредственного управления, внешние сношения, финансы. Действовал совет не в полном составе,, а через притании, секции. По числу фил притании было десять. Каждая из них правила одну десятую часть года.

Верные принципу сдержек, афиняне не решились вручить совету пятисот всю исполнительную власть. Ее делили с ним две коллегии — стратегов и архонтов.

В отличие от всех других властей стратеги избирались открытым голосованием в народном собрании. Должность стратега не оплачивалась, и потому занимать ее могли состоятельные лица. Специальной компетенцией стратегов считалось командование армией и флотом, но в действительности они ведали и многими другими делами, относящимися к внутренней и внешней политике. Стратеги считались равными друг другу, но фактическое руководство всегда поручалось одному из них — по выбору народного собрания. Таким лицом на протяжении 15 лет, из года в год перизбираемым, был знаменитый Перикл.

Три первых архонта ведали, каждый в своей области, жалобами по семейным делам, надзором за иностранцами, религиозными вопросами и пр. Архонты-фесмофеты (шесть человек) подготовили для слушания дела в суде присяжных, производили жеребьевку судей, председательствовали в коллегиях. Фесмофе-ты должны были ежегодно докладывать народному собранию о противоречиях и пробелах в законах. Фесмофетам же подавались заявления о злоупотреблениях должностных лиц. Они имели право ставить вопрос о смещении последних. Таким образом, в руках одного и того же органа власти соединились вопросы культа, юстиции, «прокурорского надзора».

Раз в месяц в Афинах созывалось особое народное собрание, считавшееся главным. На нем производилась проверка деятельности властей. Собрание после открытого обсуждения решало, была ли эта деятельность правильной.

Такая форма контроля снизу была, по-видимому, достаточно эффективной.

Вступлению в должность предшествовала проверка благонадежности (докимасия) избранного. Выясняли, кто его родители (а если хотели придраться, то и самые отдаленные предки), как исполняет избранный гражданские обязанности, чтит ли богов и пр.

Все должностные лица избирались сроком на год без права переизбрания (исключение — коллегия стратегов). Каждый, кто хотел быть избранным, должен был сам выставить свою кандидатуру. Несколько слов следует сказать об Афинском морском союзе. Он возник после греко-персидских войн, в которых Афинам выпало на долю сыграть роль спасителя Греции. Воспользовавшись обстоятельствами, опираясь на свою военную мощь, Афины навязали многим другим полисам и островным республикам греческого мира военный и политический союз. Афины взяли на себя оборону объединившихся государств (их было около 200) с тем, однако, что последние будут оплачивать военные расходы.

Поначалу Афины должны были терпеть самостоятельность своих союзников. Союзная казна была сосредоточена на острове Делос, и распоряжались ею по общему согласию.

Но так продолжалось недолго. Не останавливаясь перед военными экзекуциями против непокорных, Афины добиваются бесконтрольного господства в союзе. Казна переносится в Афины, и распоряжается ею Афинское народное собрание. Союзники сделались данниками. Решения афинских властей стали для них обязательными. Деньги союза стали тратиться на великолепные постройки, на вознаграждения и подкуп афинских граждан, на содержание паразитического античного люмпен-пролетариата. Отсюда проистекают стремление к ограничению числа граждан как ассоциации привилегированных, «проверки лояльности», ограничения для выходцев из других городов и т. п.

Афинский государственный и военный аппарат был весьма многочисленным. В V веке до н. а. он состоял из (имея в виду всех тех, кто получал жалованье): 6000 судей гелизи, 1600 стрелков, 1200 всадников, 500 стражников верфей, 500 членов совета и т. д.- всего около 20 тысяч человек (при общей численности полноправных граждан около 35 тыс.).

Какого бы уважения ни заслуживала афинская демократия, мы должны забывать того, что это была .демократия для немногих и держалась она на рабстве.

Б. Древняя Спарта

1. В противоположность демократическим Афинам Спарта была своеобразной аристократической республикой. Причины этого уходят в глубокое прошлое.

В ХП-Х1 веках до н.э. в небольшую область на полуострове Пелопоннес — Лаконику вторглись дорические племена. Область эта была уже занята ахейцами. После ожесточенной борьбы оба племени заключили союз, образовали совместную общину. Возглавлялась она двумя царями — дорийским и ахейским.

Маленькая Лаконика (300 км’) оказалась тесной для новой общины. Началась война за овладение соседней Мессенией. Она продолжалась целое столетие и окончилась победой Спарты.

Земли Мессении стали общей собственностью победителей. Ее население было обращено в рабов — илотов.

Завоевание поставило перед спартанской общиной новые задачи. Следовало создать органы власти, до того времени не известные ни дорийцам, ни ахецам. Но первобытнообщинный строй еще не был разрушен. Результатом этого явился своеобразный сплав сильной, террористической по своим приемам государственной власти и пережиточно сохранившихся элементов родового устройства. В этом своеобразии — главная особенность Спарты.

2. В отличие от Афин Спарта оставалась на протяжении всей своей истории земледельческой Общиной. Ремесла и торговля были делом неполноправных периэков. Свободному спартиату обе эти профессии были строго запрещены. Их занятие -.военная служба. Свободное же время посвящалось «хороводам, пирам, празднествам,’ охоте, гимнастике».

Земля в Спарте была поделена на 10 тысяч равных участков — по числу полноправных граждан. Число это должно было оставаться неизменным. Не было участка — не было гражданства.

Обрабатывали землю илоты. Они имели семьи, наделялись двором и земельным наделом. Обязанности их ограничивались определенной податью.

На эту подать существовали вся община и каждый ее участник в отдельности. Законы Спарты предписывали простоту быта и умеренность в пище. Граждане имели одинаковую одежду и вооружение. Социальное равенство подчеркивалось ежедневными коллективными трапезами, на устройство которых спартиат отчислял часть своего дохода.

Основателем спартанских порядков считался Ликург. Ему приписывалось издание ретр — так назывались в Спарте некоторые ее основные законы. Одна из ретр, направленная против роскоши, требовала, чтобы в каждом доме кровля была сделана только топором, а двери только пилой. Законодатель рассчитывал, что это простое жилище никто не пожелает украсить ложами на серебряных ножках или роскошными покрывалами.

Деньги предписывалось чеканить в виде больших и тяжелых железных монет, чтобы предотвратить их накопление и затруднить оборот. Золотая и серебряная монеты были запрещены.

Чтобы перевезти сравнительно небольшую сумму денег (10 мин), пишет Плутарх, требовалась упряжка волов, а для их хранения — большой склад. По мере распространения новой монеты пропала охота воровать, брать взятки или грабить, «коль скоро нечисто нажитое и спрятать было немыслимо».

Семья в Спарте как бы заморожена на стадии парного брака, а в некоторых отношениях напоминала еще более раннюю ступень — брак групповой. Заключение и расторжение брака не представляло трудностей. Можно было иметь две жены. Несколько братьев могли иметь общую жену. Человек, которому нравилась жена его друга, мог делить ее с ним.

«Муж молодой жены, — говорит Плутарх, — если был у него на примете порядочный и красивый юноша… мог ввести его в свою опочивальню, а родившегося от его семени ребенка признать своим». Чувство ревности «Ликург изгнал» как недостойное. Вместе с тем .не стало и прелюбодеяний. Невест все еще брали уводом, но этот увод был фактически узаконен.

Мужчина уже предпочитает одну, определенную женщину, и эта последняя, тяготясь обязанностью принадлежать многим, ищет любви одного. Но и то и другое следовало еще скрывать как нарушение традиции, как отступление от правил. Победа парного брака определилась постепенно, и долгое время он соседствует с групповым.

Похищенную, рассказывает далее Плутарх, наряжали в мужскую одежду и оставляли в темной комнате. В течение длительного времени молодожены не должны были видеть друг друга при дневном свете. Побыв некоторое время с молодой женой, муж удалялся, чтобы, по обычаю, спать вместе с остальными юношами, как будто ничего не произошло. И в последующем он проводил день среди сверстников, а к молодой жене наведывался тайно, «с опаскою, как бы кто-нибудь в доме его не увидел. Со своей стороны, и женщина прилагала усилия к тому, чтобы они могли сходиться, улучив минуту, никем не замеченные». Все, таким образом, имитирует настоящее похищение.

Существенную часть деятельности государства составляло воспитание молодежи: оно вырабатывало в юноше смелость, дисциплинированность, беспрекословное подчинение.

С семилетнего возраста и до 20-летнего мальчики и юноши жили вне своих семей, вместе ели и спали, вместе занимались физическими упражнениями и военным делом. Им давали грубую одежду, заставляли ходить босиком зимой и летом, поручали трудные работы. Их плохо кормили, чтобы возбудить сметливость, и строго наказывали за обнаруженное воровство. Малейшее недовольство сурово подавлялось. Всякая ошибка наказывалась. Доходило до настоящих истязаний, замаскированных под религиозный обряд. Говорить кратко, а больше молчать считалось непременной добродетелью.

Юношам стремились привить восхищение спартанскими порядками, выработать у них высокомерное презрение к илотам.

Илоты отдавали своим господам половину урожая. Остальное было их собственностью. Этим они отличаются от рабов в строгом значении этого понятия и приближаются к крепостным. Илоты считались собственностью государства так же, как и земля.

Они носили особую одежду из шкур животных: она, как клеймо, должна была подчеркивать их бесправие. Каждый год илот должен был перенести некоторое число ударов: чтобы не забывал о своем положении. Илота, отличавшегося своей физической силой, убивали.

Каждый год Спарта объявляла илотам войну. За этим следовали криптии: молодые спартанцы, вооруженные кинжалами, убивали всякого илота, попадавшегося на дороге, в лесу, в поле.

Однажды спартанские власти, обеспокоенные, очевидно, какими-то сведениями, объявили, что намерены дать свободу тем илотам, которые оказали спартанцам наибольшие услуги (во время войны каждого воина сопровождало несколько легковооруженных илотов). «Этим, — пишет древнегреческий историк Фукидид, — лакедемоняне (другое название спартанцев) испытывали илотов, полагая, что все, считающиеся наиболее достойными освобождения, скорее всего способны осмелиться восстать против угнетения. Таким образом отделено в первую очередь было около двух тысяч человек. С венками на головах, как бы уже освобожденные, эти илоты обходили храмы, но вскоре исчезли, и никто не знал, какой конец постиг каждого из них».

В отличие от прочих рабов Греции илоты были коренным населением своей страны. Земля, которую они обрабатывали, была некогда их землей, жили они в своих домах, в своих старинных поселках. Управлялись своими людьми.

Илотов в Спарте было около 200 тысяч, в несколько раз больше числа спартиатов. Но каждый раз поднятое ими восстание терпело неудачу. Тем не менее Спарта постоянно чувствовала грозящую ей опасность.

3. ‘По своему государственному строю Спарта была аристократической республикой.

От первобытнообщинной эпохи здесь уцелели народное собрание, совет старейшин и, как уже говорилось, два царя (точнее, два вождя).

Первый из этих органов — народное собрание — сохранил старинное демократическое устройство, но с течением времени утратил реальную власть. Выступать в собрании, предлагать законы или кандидатов для избрания могли только должностные лица. Когда собрание выходило из подчинения властей, оно распускалось, а его решения считались не имевшими силы.

Голосование в собрании было примитивным: граждане расходились в разные стороны, после чего на глаз определяли большинство. Избрание должностных лиц производилось криком: за кого громче кричали, тот и считался избранным.

В темной избе, стоявшей на самой площади, наглухо запиралось несколько человек. Они должны были отмечать по порядку силу крика. По окончании «голосования» эти наблюдения сопоставлялись с порядковыми номерами баллотировавшихся. Аристотель, проводя сравнение этого способа с обычным для Афин поднятием рук, называет спартанские выборы «детскими».

Совет старейшин, или герусия, состоял из. 28 членов-геронтов, избиравшихся в собрании. Они занимали места пожизненно и не были ответственны за свои действия. Геронтом можно было сделаться не ранее чем по достижении 60-летнего возраста.

Герусия рассматривала и подготовляла законопроекты, осуществляла суд по уголовным делам.

Цари были членами герусии. Как таковые они должны были подчиняться ее решениям. Функции царей ограничивались военными, религиозными и некоторыми судебными делами. С течением времени в Спарте появилась и приобрела решающее влияние на дела государства коллегия эфоров, состоявшая из пяти человек, избиравшихся народным собранием сроком на год.

Эфоры созывали народное собрание, совет старейшин и предлагали им вопросы для обсуждения. Они руководили всей внутренней и внешней политикой. Они следили за неуклонным исполнением законов. Они могли предавать суду не только граждан, но и должностных лиц. Судебные тяжбы по гражданским делам были их непосредственной компетенцией (с этого, между прочим, началась сама история эфората). Отчитывались эфоры только перед своими преемниками.

Чем можно объяснить особенности общественного и государственного строя Спарты? Укажем на самое главное:

а) живя в окружении численно превосходящей, остро враждебной массы илотов, спартанцы вынуждены были. превратить свой город в постоянно действующий военный лагерь. Власть в лагере должна была принадлежать немногим;

б) той же опасностью было вызвано упорное стремление спартанской общины предотвратить возникновение имущественного неравенства (а значит, и несогласий);

в) земледельческий характер общины и примитивность ее внутреннего устройства препятствовали до известного времени появлению той социальной силы, которая могла бы взять на себя переустройство общества и государства на демократических началах и ускорить ликвидацию остатков первобытнообщинного строя (как это было в Афинах).

В. Основные черты афинского права

Судебное устройство и судопроизводство

1. Основным источником афинского права в период расцвета демократии был закон. Его строгое соблюдение признавалось непременным элементом демократии.

В гражданской присяге молодого афинянина говорилось: «И я буду слушаться власти… и повиноваться установленным законам… и если кто-нибудь будет отменять законы или не повиноваться им, я не допущу этого, но буду защищать их один и вместе со всеми».

Древнейшей систематизацией афинского права считаются законы Драконта, относящиеся к VII веку до н. э. Известны они своей непомерной жестокостью; укравшие овощи и плоды несли то же наказание, что и отцеубийцы, — смертную казнь.

«Когда Драконта спросили, — пишет Плутарх, — почему он за большую часть преступлений назначил смертную казнь, он, как говорят, отвечал, что мелкие преступления, по его мнению, заслуживают этого наказания, а для крупных он не нашел большего».

При Солоно законы Драконта были отменены, за исключением нескольких постановлений об убийстве. С тех пор афинское право оставалось несистематизированным. Значительная часть его была, как и в прежние времена, неписаным обычаем. Производя суд, гелиэя могла создавать каждый раз новую- норму, руководствуясь убеждением.

После того как Греция была завоевана Филиппом Македонским (отцом Александра), Афины и многие другие полисы потеряли свою независимость. Тем не менее каждый город имел собственное право, во многом отличавшееся от права других городов. Как бы ни рассматривались судебные споры, они должны были решаться на основе местного права.

Когда в результате объединения Греции под властью Македонской монархии аттический (афинский) язык стал господствующим, оттеснив другие диалекты, законы и указы стали писаться на этом языке и притом по одной и той же «общей форме».

Публиковались декреты на специальных стелах — вертикально поставленных каменных досках — или на табличках. Хранились они в здании городского управления. Можно было заметить, пишет историк эллинизма В. Тарн, что, чем декреты были незначительнее по своему содержанию, тем они были многословнее.

С этого же времени появляются в Греции настоящие, то есть профессиональные, юристы, поскольку требовалось знание права всех основных ее городов, а это было делом нелегким.

2. Имущественные правоотношения достигли в древних Афинах высокой степени развития. Собственник имущества имел ничем не стесненное право распоряжения землей, скотом, рабами и прочим своим добром. Широкое распространение денежных отношений, особенно ростовщичества, позволяло накоплять большие состояния.

В IV веке до н. э. самым богатым человеком в Греции считали некоего Дифила. У него было 160 талантов. Средним состоянием было приблизительно 1/5-1/4 таланта.

Частная собственность, возведенная в ранг «священной и неприкосновенной», охраняется самыми суровыми мерами. Воровство наказывается, как правило, смертной казнью.

Термин «священный и неприкосновенный» возник в Древней Греции. Он был применен первоначально к тем городам и храмам, которые добились признания их земли и собственности неприкосновенными во время войны, свободными от ареста и пр.

Особую разработку получают обязательственные правоотношения, главным образом способы обеспечения займов: залоги (в том числе ипотека), задаток, поручительства третьих лиц и т. д.

3. Уголовное право Афин по сравнению с гражданским правом было менее развито. Ранее всего это проявляется в пережиточном сохранении институтов и представлений доклассовой эпохи, особенно кровной мести.

Афинский гражданин Эвфилет (IV в. до н. э.) узнал от служанки о неверности своей жены. Застигнутый на месте преступления ее любовник Эратосфен бросился к семейному очагу, чтобы, ухватившись за него, быть (по обычаю) в безопасности, но Эвфилет сбил его с ног. В присутствии свидетелей Эратосфен был связан и сознался в вине. Он просил взять выкуп. Но разгневанный муж, уповая на закон, его оправдывающий, хладнокровно убил Эратосфена.

Речь Эвфилета в суде присяжных, написанная знаменитым оратором Лисием, поражает сознанием правоты поступка и его полной безнаказанности.

Дела о ранениях, увечьях, оскорблениях, кражах, а также все дела об убийствах и прелюбодеяниях могли быть предметом рассмотрения в суде не иначе как по заявлению заинтересованной стороны.

Оскорбление и даже убийство посла считались преступлениями против религии: личность посла находилась под защитой богов.

Среди государственных преступлений наиболее тяжкими считались: государственная измена, покушение на демократический строй правления и безбожие. Виновные в этих преступлениях наказывались смертью.

Строго различались убийства умышленное, которое влекло за собой смертную казнь, и неосторожное, или случайное, наказанием за которые было изгнание из государства.

Крайне разнообразны применявшиеся судами наказания. Среди них четвертование, разрывание деревьями и животными, осуждение на голодную смерть. Самым гуманным было, по-видимому, отравление — способ, которым был казнен философ Сократ.

Древнегреческий драматург Эсхил перечисляет в трагедии «Эвмениды» наказания:

тут храм — не место лобное, где плетью бьют, Выкалывают очи, рубят головы, Камнями поражают, четвертуют, рвут, Скопят, увечат, с долгим воем корчатся Посаженные на кол…

Тюремное заключение было только предварительным. Тюрьмами, как об этом пишет Плутарх, служили подземелья, куда не проникал ни свет, ни воздух, без окон и дверей.

Широко применялись бесчестящие наказания, лишение прав гражданства.

В некоторых полисах, например Гортине (О.Крит), прелюбодея увенчивали венком из шерсти в знак его распущенности (намек на козлоногих сатиров). Он лишался, кроме того, имущества и гражданских прав.

В наказании видели главным образом страдание, мучение. Страх перед мучением — главное, что должны внушать человеку закон и суд. В этом — путь к справедливости.

Эсхил в трагедии «Агамемнон» пишет: «Страданьем учит нас правды суд по божьи жить».

Определение наказания зависело от тяжести преступления, а также таких характеристик участия в преступном деянии, как покушение, приготовление, подстрекательство, соучастие. Афинскому уголовному праву хорошо известно понятие смягчающих вину обстоятельств. Все это было показателем относительно высокой юридической культуры, немыслимой без тех успехов, которых достигли в Афинах философия, искусство, науки.

В известном деле Ореста, убившего из мести мать, хор, непременный участник древнегреческой трагедии, упрекает Аполлона в том, что это он подстрекал сына убить мать: «Единый ты преступник».

4. Рассмотрению дела в афинском суде предшествовало предварительное следствие. Обвинитель и обвиняемый могли давать показания, требовать допроса свидетелей, представлять вещественные доказательства. Показания запечатывались в специальный сосуд и в таком виде представлялись в суд.

Основным элементом судебного следствия были речи сторон. Стороны обычно требовали прочтения показаний, данных на предварительном следствии, или оглашения соответствующего закона. «Прочти показания такого-то», «Прочти закон», — говорили они секретарю суда.

Составить судебную речь было непросто. Адвокатуры в нашем понимании не было. Следовало даже скрывать помощь квалифицированного лица. Однако она была неизбежной.

Написанную кем-либо речь заучивали наизусть. Требовалось, чтобы она была лишена ненужных украшений, насыщена фактами, а главное — логическими заключениями.

Считалось признаком правоты и искренности закончить речь до истечения регламента, предоставив оставшееся время противнику.

Свои показания стороны давали под присягой. Судьи-присяжные выслушивали доводы сторон и свидетелей. Председательствующий делал заключение и напутствовал судей.

Присяжные могли принять любое решение. Так, в случае с Орестом они избирают оправдание, хотя самый факт преступления никем не отрицался.

Их убеждение, свободное от посторонних влияний, должно было основываться на «испытании улик», на доказательствах. При этом они могли входить в оценку качества самих показаний. Не исключено, что при неясности дела сомнение толковалось в пользу обвиняемого.

Об этом свидетельствует так называемая Гортинская правда (составлена на О.Крит в V в. до н.э.), сохранившая сведения о правовых институтах, присущих всему греческому миру той эпохи. Так, в случае спора о рабе предписывается судьям: «Если же один будет спорить, что это свободный, а другой, что это раб, тогда пусть будет преимущество за тем, кто будет утверждать, что это свободный».

Вначале решался вопрос о виновности лица («виновен» -«невиновен»). Если вердикт присяжных был обвинительным, приступали к определению меры наказания. Голосование было тайным. При равном счете голос председательствующего давал перевес.

Особой торжественностью отличался процесс в ареопаге. Здесь все дышало стариной. Судили ночью, чтобы судьи не видели лиц (недаром богиню правосудия Фемиду изображали с завязанными глазами). Присягали на освященных внутренностях животных. Камень, на котором стоял обвинитель, назывался камнем непрощения, камень обвиняемого — камнем обиды. Приговор постановлялся на третий день. До его обнародования обвиняемый мог избавить себя от наказания, добровольно покинув Афины.

В середине V века до н. э. соперничество Афин и Спарты привело к войне, захватившей жизнь целого поколения (Пелопоннесская война). В 404 году Афины вынуждены были поит-1 на заключение унизительного мира, одним из условий которого было уничтожение демократического строя. Наступил период террористической диктатуры (тирания «тридцати»). Падение демократии в Афинах имело катастрофическое значение для всех других греческих полисов с демократической формой правления.

В конце концов демократия была восстановлена в Афинах. Восстановлен был и Афинский морской союз (но уже на основе равенства). Тем не менее Афины лишились былого величия, переживают глубокий экономический и политический кризис.

В 338 году до н. э. Афины, примкнув к антимакедонской коалиции, были разбиты (при Херонее) и волей-неволей вынуждены были признать гегемонию Македонии. В 86 г. до н.э. Афины были взяты штурмом римскими легионами под командованием Суллы и в конце концов вместе с остальной Грецией вошли в состав римской провинции Ахайя.

При всем том Афины еще долго сохраняют значение главного культурного центра для всей Римской империи.

Глубокий кризис коснулся и Спарты. Вскоре после Пелопоннесской войны приходит конец ее прежнему социальному устройству, основанному на равенстве имуществ. Через одно-два столетия почти вся земля Спарты, а вместе с ней и управление государством оказываются в руках нескольких фамилий.

В 338 году до н. э., как уже говорилось, Македония захватывает Грецию. Спарта сохраняет еще некоторое время независимое положение. Наконец во II веке до н. э. она так же, как и весь остальной греческий мир, становится провинцией могущественной Римской державы.

Глава третья Древний Рим

А. Римская рабовладельческая республика

1. История Древнего Рима восходит к VII или началу VI века до н. э. Население города составили две основные группы: собственно римские граждане, так называемые патриции, и их антагонисты — плебеи.

Первые были полноправными гражданами. Они распадались на три племени. Каждое племя состояло из 100 родов. Каждые 10 родов образовывали курию (то же самое, что греки называли фратрией).

Курии образовывали общее народное собрание римской общины (куриатные комиссии). Оно принимало или отвергало предложенные ему законопроекты, избирало всех высших должностных лиц, выступало в качестве высшей апелляционной инстанции при решении вопроса о смертной казни, объявляло войну.

Дела непосредственного управления, выработка законопроектов, заключение мира входили в компетенцию римского совета старейшин — сената. Он состоял из старейшин всех 300 родов и потому так назывался (от «сенекс» — старый, старейшина). Старейшины эти составляли потомственную аристократию римской общины, поскольку укоренился обычай, согласно которому их избирали из одной и той же семьи каждого рода.

Военное предводительство, верховные жреческие и некоторые судебные функции принадлежали избираемому собранием курий «царю», которого называли рексом. Исторические предания называют первым рексом римской общины Ромула, а всего насчитывают семь рексов (так называемый царский период истории Рима).

Происхождение плебеев неясно и спорно. Несомненно только, что’ они стояли вне племенной организации и поэтому не могли принимать участия в управлении общиной. Зато они беспрепятственно занимались земледелием, ремеслами, торговлей. Плебеи были лично свободны, несли военную службу наравне с патрициями, платили налоги. Торговое и промышленное богатство было сосредоточено главным образом в их руках: гордый своим происхождением патриций считал унизительным любое занятие, кроме земледелия, политической деятельности, военной службы.

Когда с течением времени земельный фонд Рима, состоявший в прилегающей к городу целине, был исчерпан (в связи с приростом населения) и Рим обратился к политике завоеваний, плебеи не были допущены к дележу захваченной территории. Земельный вопрос переплелся с вопросом о политических правах плебеев. Последовали острые конфликты, приведшие к коренным реформам.

Самой первой среди них и самой важной была реформа, которую историческая традиция приписывает рексу Сервию Туллию. По своим основным принципам реформа Сервия Туллия обнаруживает полнейшую параллель с реформой Солона в Афинах. Время ее осуществления не поддается точной датировке. Скорее всего это VI век до н. э.

Римским племенам и родам, реликтам ушедшего в прошлое родового строя, пришлось потесниться. Подобно афинскому демосу, плебейский элемент был допущен в народное собрание, сделался частью «римского народа».

Вместе с тем было произведено деление граждан на пять имущественных разрядов. К первому разряду были отнесены патриции и плебеи, имущество которых оценивалось в 100 тысяч ассов (асе — мелкая римская монета); ко второму разряду — в 75 тысяч ассов, к третьему — в 50 тысяч ассов и т. д. В особый разряд были выделены так называемые всадники. Стоимость их имущества превышала 100 тысяч ассов (18 центурий).

Каждый разряд выставлял определенное количество военных единиц — центурий (сотен): первый разряд — 80, второй, третий и четвертый — по 20, пятый — 30.

Одну единственную центурию составили граждане, которые не имели имущества. Их называли пролетариями (от римского «пролес» — потомство: те, у которых нет ничего, кроме детей).

В народном собрании граждане выстраивались и голосовали по центуриям. Каждая из них имела один голос.

Разряды поделили на неравное число центурий. Всадники и самые богатые имели 98 центурий (18+80) из 193, то есть располагали абсолютным большинством. Если эти центурии выступали совместно, мнение остальных не имело значение. Голосование прекращалось, как только солидарно .высказывались первые 98 центурий. Во всем этом виден тонкий политический расчет, великолепное понимание действительных целей создающейся государственной организации.

Город был разбит на четыре территориальных округа -трибы. Каждая триба имела некоторые политические права и самоуправление.

Старые роды и курии потеряли прежнее значение. Вместе с ними уходил в прошлое первобытнообщинный строй.

Реформа Сервия Туллия была важной уступкой плебеям. Спор между богатством и знатностью происхождения окончился в пользу богатства. Но до уравнения с патрициями было еще далеко. Потребовалось, по крайней мере, два столетия, чтобы допустить плебеев к завоеванной земле, к замещению должностей, к выработке законов, к браку с патрициями и патрицианками.

Заслуживает особого упоминания так называемый Лициниев закон, который предоставил плебеям право на Италийскую землю. Был установлен максимальный размер частного землевладения — 500 югеров (125 га).

Так, не скоро и цепляясь за прошлое, сходит со сцены родовой строй и возникает разумно устроенное государство.

2. Завоевание значительной части Италии много способствовало изживанию родового строя. Массы рабов попадают на римский рынок, распределяются по жребию. Рабовладение принимает классические формы.

Краеугольным камнем неписаной римской конституции становится правило: люди не равны друг другу. Рабы не люди, а вещи.

Римское гражданство приобреталось рождением от полноправных отца и матери. Другие случаи, например усыновление чужеземца, отпущение раба на волю, пожалование гражданства за заслуги и пр., были первоначально явлением редким.

По достижении совершеннолетия римский юноша приводился отцом на форум (площадь в Риме, где совершался суд и многие другие официальные действия) и записывался в соответствующую трибу. С этого момента гражданин становился политически полноправным.

Римское гражданство утрачивалось с продажей в рабство за долги или преступление, а также вследствие ссылки или изгнания.

Политическое полноправие не означало еще полноправия «гражданского», то есть права распоряжения имуществом. Пока был жив отец — и сын, по традиции, находился под его властью (то есть в составе семьи отца), никаких сделок с вещами и деньгами он не мог совершать, если на это не имелось прямого уполномочия отца.

Как политическое, так и гражданское полноправие были достоянием мужчин. Согласно римским законам, женщины «вследствие присущего им легкомыслия» не могли совершать сделок с вещами и деньгами, а тем более участвовать в политической жизни.

Это, конечно, не означает совершенного отстранения женщин от участия в делах семьи и общества. Влияние женщины было косвенным, но довольно значительным. Воспитанием детей, положением хозяйки дома, родственными связями, своим умом, обаянием, наконец, своим героизмом римская женщина не раз оказывала решающее влияние на судьбу родного города — с того легендарного дня, когда вмешательство женщин прекратило пагубную битву римлян и сабинян, позволив двум соседним общинам слиться воедино.

По сравнению с афинской женщиной женщина в Риме находилась в гораздо лучшем положении.

Римским гражданином становился и отпущенный на волю раб. Но он не мог замещать выборных должностей и вследствие питаемого к нему недоверия служить в армии. Голосовал он только в собрании своей трибы. По отношению к своему бывшему господину вольноотпущенник становился клиентом, обязанным лицом. Обязанности эти заключались в особом уважении, материальной помощи и т. п.

По мере того как Рим из незначительного поселка превращался в столицу огромной территории, состав его населения стал пополняться иностранцами. Многие приезжали сюда для ведения торговых дел и здесь оставались. Называли их перегринами.

В своих отношениях, а тем более в своих спорах с римлянами перегрины претендовали на то, чтобы учитывались право и обычаи их собственной страны. Соответственно с тем во всех спорах, в которых так или иначе выступает перегрин, участвует перегринский претор.

В результате этого в пределах одного и того же города возникают и обособляются две несхожие системы права: одна для римских граждан, другая для перегринов — право квиритское и право перегринское. ‘»

Перегринское право стало называться со временем «правом народов» — «jus gentium». Было бы ошибкой видеть в нем международное право. Это тоже римское право. Но только предназначенное для особого круга имущественных правоотношений. Активным творцом jus gentium был особый чиновник, то есть уже упомянутый выше перегринский претор (с 242 г. до н. э.).

Начиная с IV-Ш веков до н. э. основным работником в Риме становится раб. Труд его широко проникает в земледелие и ремесло. Рабов много, и каждая новая война пополняет их число. Но чем большим становилось их значение, тем все более бесправным и страшным становилось их положение.

По официальной теории, человек умирает в рабе. Возникает «говорящее орудие», вещь. Соответственно этому раб не имеет ни семьи, ни собственности. Дети, прижитые им от рабыни, принадлежат господину — они его рабы. Все, что ни приобретает раб -работой, находкой, дарением, — точно так же собственность хозяина.

В случае совершения рабом правонарушения господин либо уплачивал определенную сумму денег (в возмещение вреда), либо выдавал раба потерпевшему. В свою очередь всякий ущерб, причиненный рабу, давал хозяину право требовать возмещения убытков.

Как и в Афинах, допрос раба производился только под пыткой. Если случалось, что раб умирал при этом, господин мог требовать возмещения от того, кто требовал допроса.

Господину не воспрещалось убийство раба. Закон относился к этому так же, как к убийству животного. И во всем остальном, как скажет известный римский юрист Гай, закон «приравнивает к нашим рабам тех четвероногих, которые считаются домашним скотом».

Самым ужасным было положение рабов, отданных в рудники. Здесь царила массовая смертность от изнурительной работы, побоев, болезней.

3. В конце VI века до н. э. последний римский реке был устранен, и на его место стали выбирать двух консулов. С этого времени начинается история Римской республики, просуществовавшей около 500 лет.

Главным органом власти римской республики был сенат развившийся из совета старейшин ‘римского ‘союза племен. По числу родов сенаторов было первоначально 300 человек. Назначали их особо уполномоченные лица, избранные народным собранием, — цензоры. Для большинства сенаторов назначение было практически пожизненным.

Требовалось, чтобы сенатор происходил из родовитой семьи, был богат, занимал перед тем какой-нибудь важный пост.

Всякий вопрос, предложенный на решение центурий, обсуждался предварительно в сенате. Это правило распространялось на все случаи замещения важных должностей.

По традиции, сенат подчинялся решениям народного собрания. Если же он находил, что решения народного собрания «не соответствуют интересам Рима», он объявлял их недействительными или предлагал должностным лицам, ответственным за эти решения, отказаться от своих должностей.

Не имея прямой законодательной власти, сенат присвоил себе право толкования законов. По этому поводу известный французский мыслитель XVIII века Кондорсэ пишет: «Сенат, эксплуатировавший уважение народа к старым учреждениям, скоро понял, что привилегия толковать законы почти равносильна праву создавать новые, и он пополнился юристами». Кондорсэ справедливо замечает, что юриспруденция является единственной новой наукой, которой мы обязаны римлянам, и возникновение этой науки связано с правом толкования закона’.

В особых случаях сенат имел право прибегнуть к временной военной диктатуре. По его решению один из консулов назначал диктатора. После этого все должностные лица республики переходили в подчинение последнего. Диктатор опирался на военную силу. Он не нес ответственности за свои действия. Максимальный срок его полномочий — 6 месяцев.

В ведении сената находились многие дела по управлению: распоряжение казной и наблюдение за государственным имуществом вообще; бюджет; внешние сношения; военное дело, включая назначение командующих, и т.п. От него зависело назначение на почетную и доходную должность в провинцию, в завоеванную страну. Не будучи судебным органом, сенат мог назначать судебные коллегии и давать указания о производстве расследования.

По той роли, которую играл сенат, и по тому, из кого он состоял, римскую республику называют аристоклатической. И это соответствует действительности.

Но тем самым по форме правления римская республика отличается от демократической афинской. Объясняется это главным образом экономической отсталостью раннереспубликанского Рима, низким уровнем его ремесленного производства, его торговли. Вплоть до Ш века до н. э. Рим был по преимуществу земледельческой общиной. Соответственно этому политическое господство принадлежало земельной аристократии. Ее усилению способствовали благоприятные обстоятельства, в особенности войны.

Аристократическая по своей сущности, римская республика сохраняла, однако, многие важные институты народовластия и прежде всего народные собрания. С течением времени к ним прибавился народный трибунат (см. ниже), служивший целям ограждения прав граждан от злоупотреблений власти. Срочность полномочий должностных лиц республики, их подотчетность народному собранию, коллегиальное устройство учреждений точно так же указывают на демократические формы, сохранявшиеся, несмотря на господствующее положение сената. В этой же связи нельзя не отметить право народного собрания пересматривать приговоры и соответственно с тем право граждан обращаться в народное собрание с просьбами о защите.

В соответствии с реформой Сервия Туллия в Древнем Риме существовало два вида народных собраний — центуриатные и трибутные. Первые считались главными.

Собрания созывались по приказу консула, претора, трибуна. Начинались собрания с религиозных обрядов. Затем следовали чтение законопроекта и голосование.

Председательствующий мог в любое время распустить собрание. Оно автоматически расходилось при некоторых неблагоприятных знамениях (буря, эпилептический припадок и пр.).

Число центурий с течением времени было увеличено, и в III веке до н. э. их было уже 373. Объясняется это главным образом приростом населения (центурии были одновременно и военными единицами). Происходит и некоторая демократизация центуриатного собрания. Каждый разряд населения получает по 70 центурий.

Центуриатные собрания утверждали законы и избирали всех основных начальников — магистратов — республики: консулов, преторов, цензоров и др.

Резко возросло и количество триб. Вместо четырех их стало 35. На трибутных собраниях избирали плебейских трибунов, обсуждали некоторые законопроекты, местные дела. В общем собрании триб каждая из них имела один голос. Решения трибутных собраний получили название плебисцитов.

Свое происхождение собрания триб ведут от плебейских сходок. Первоначально на них присутствовали главным образом плебеи. С увеличением роли этих собраний в них стали принимать участие и патриции.

Когда гражданина приговаривали к смерти, он мог апеллировать к центуриатным собраниям, если же наказанием являлся денежный штраф, можно было обращаться к собраниям триб.

Правительственная власть в римской республике складывалась из некоторого числа коллегий. Все они избирались народными собраниями сроком на год. По истечении этого срока члены коллегий были ответственны за свои действия и могли быть преданы суду за злоупотребления.

Крут деятельности членов коллегий не был очерчен. Но каждый из них мог наложить запрещение — вето — на действия своего коллеги.

Важнейшее значение имели первые две коллегии: коллегия консулов (первоначально два) и коллегия преторов (сначала два, потом четыре и больше).

И те и другие обладали властью «cum imperium». С этим связывалось раньше всего командование войском, право созыва народного собрания и сената (а также председательствование в собрании и сенате), право издавать приказы и чинить суд над

гражданами.

В знак особого почета консулов и преторов сопровождала постоянная вооруженная свита: консула — 12 ликторов, претора — 6.

Консулы были высшими магистратами республики. В их руках находились дела текущего управления. Они следили за исполнением законов.

В то же время ни консулы, ни преторы не имели права непосредственного руководства другими коллегиями. Каждый делал свое дело, как находил это нужным. Тем более что все они несли ответственность перед одной и той же властью — народным собранием.

Особое положение занимали плебейские (народные) трибуны. Должность эта была учреждена около 494 года до н.э. в результате ожесточенного столкновения плебейства с патрициатом.

Сенат, защищая богачей, пишет Плутарх, вступил в столкновение с народом, требовавшим ликвидации долговой кабалы. Залогами и распродажами ростовщики разоряли людей среднего достатка, а бедных хватали и сажали в тюрьму. Народ, храбро сражавшийся в сабинскую войну, возмутился. Когда неприятель, воспользовавшись смутами, двинулся к городу и консулы призвали граждан к оружию, никто не явился. Сенат заседал неоднократно, но так и не принял решения. Тогда бедняки неожиданно выселились на Священную гору, угрожая вовсе уйти из Рима. Сенат послал к ним для переговоров Менения Агриппу, который под конец рассказал притчу о том, как однажды все части тела ополчились против желудка, обвиняя его в тунеядстве. «Но желудок, — сказал Менений, — только посмеивался над их невежеством: им было невдомек, что, один принимая всю пищу, он затем возвращает ее назад, распределяет между всеми остальными». Хитрый сенатор уподоблял сенат желудку и настаивал на примирении. Но он добился его не ранее, чем была учреждена особая магистратура — народный трибунат.

Трибунат был строго плебейским учреждением. Трибунов было сперва два, потом пять и наконец десять. Трибун не мог отлучаться из Рима, дверь его дома должна была всегда открываться для ищущих защиты плебеев.

Трибуны имели право запрещать исполнение любых приказов, от кого бы они ни исходили (за исключением приказов диктатора). Они могли налагать вето на постановление сената. Для того чтобы отменить вето народного трибуна, требовалось единогласное постановление всех остальных его коллег.

Помимо того, трибун был наделен правом арестовывать любое лицо и подвергать его публичному допросу.

Чтобы подчеркнуть исключительность этой магистратуры, всякое посягательство на личность трибуна было объявлено преступлением не только против государства, но и против религии. Это не помешало патрициату осуществить политическое убийство двух самых выдающихся трибунов Древнего Рима — братьев Тиберия и Гая Гракхов.

Началом своей военной славы Древний Рим обязан народному ополчению первых веков своей истории. Каждый римский гражданин, достигший 17-летнего возраста, был обязан нести военную службу. Это было не только его обязанностью, но и священным долгом, призванием, привилегией. Не имевшие имущества пролетарии (не говоря уже о рабах) в армию не допускались.

Первоначально каждый ополченец должен был явиться на сборный пункт, имея при себе оружие и позаботившись о пропитании во время похода. С завоеванием Италии характер службы меняется. С конца V века до н. э. римские солдаты стали получать жалованье, казенное вооружение и продовольствие. Однако еще на долгое время римская армия сохранит свой ополченский характер: по окончании войны солдаты расходятся по домам.

Армия строилась на началах самой строгой дисциплины. Командующий имел право смертной казни в отношении всех своих солдат и офицеров. В особых случаях нарушения воинского долга прибегали к децимации — казни каждого десятого, принадлежащего к виновному подразделению, — по жребию.

Завоеванные Римом внеиталийские земли — провинции -управлялись назначенными из Рима магистратами. Ими являлись обыкновенно бывшие консулы и преторы.

Экспроприация провинциальных земель и тяжелые налоги обогащали римскую знать и римскую казну. Поборы, взятки и вымогательства обогащали чиновников.

Руководящим принципом римской политики в отношении завоеванных территорий было знаменитое «разделяй и властвуй». Предоставляя привилегии некоторым провинциям, натравливая один народ на другой, Рим научился подавлять одни провинции с помощью других провинций. И внутри захваченных стран подачками и преимуществами Рим привлекал на свою сторону одних, чтобы с их помощью подавлять других.

Б. Римская империя

1. Во 11 веке до н. э., после победы над Карфагеном и Македонией, римское государство господствует на всем пространстве земель, омываемых Средиземным морем. Завоеванные страны стали неисчерпаемым источником рабов. Сотни тысяч их были проданы за бесценок в земледельческие поместья новой римской знати — сословия нобилей. Принадлежали к этому сословию только те, чье имущество оценивалось не меньше чем в один миллион сестерций.

Рост числа крупных поместий (латифундий) сопровождался прямо противоположным процессом разорения римского крестьянства. Оно не выдерживало конкуренции дешевого рабского труда. Не имея доступа к новым земельным фондам, оно задыхалось от малоземелья, порожденного дроблением участков между наследниками, а еще больше грабежом и захватом их земель богатыми. Оно задыхалось и в тисках кабальных займов.

Неизбежным результатом этого процесса было крайнее обострение борьбы между мелким и крупным землевладением. Кульминацией борьбы стали реформы братьев Гракхов.

В 133 году до н. э. избранный трибуном Тиберий Гракх предложил закон, по которому устанавливался максимальный размер землевладения, находящегося в частных руках, — 1000 югеров на семью (около 250 га). Излишки подлежали распределению между безземельными и малоземельными.

Но одной земли было мало. Крестьяне нуждались в скоте, инвентаре, семенах. Нужны были деньги, но они находились в распоряжении сената. Между тем именно сенат, выражавший интересы нобилей и состоявший из последних, оказывал упорное сопротивление реформе.

Тиберию, проведшему закон через народное собрание, пришлось трижды нарушить римскую конституцию. Он потребовал смещения своего коллеги народного трибуна Октавия, наложившего вето на законопроект о земле. Это требование было удовлетворено. Он потребовал, чтобы народное собрание само решило вопрос о субсидиях, необходимых для осуществления земельной реформы. И эта мера была осуществлена. Оставалось последнее — добиться переизбрания на новый срок. Народ стоял на стороне Тиберия. Тогда сенат, обвинив Тиберия в том, что он стремится к единоличной диктатуре, и выставив себя в качестве поборника демократии, организовал убийство народного трибуна.

Со смертью Тиберия Гракха, как того и следовало ожидать, осуществление реформы было фактически приостановлено.

Новый подъем движения связан с именем Гая Гракха. Выдающийся оратор и политический деятель, человек редкого благородства, Гай Гракх был избран на ту же должность, что и его старший брат. Продолжая дело Тиберия, он пытался найти опору в среде римского обедневшего плебса. В его интересах было проведено снижение цен на хлеб, организованы земледельческие колонии на завоеванных землях и пр. Деятельность Гая была прервана его трагической смертью. Сенат снова торжествовал победу.

Юридическим основанием аграрной реформы братьев Гракхов было то, что, по старинной традиции, римская территория считалась общественной собственностью. Поэтому были возможны ее переделы. Чтобы навсегда покончить с подобного рода проектами, законом III года до н. э. земельные владения были объявлены неприкосновенной собственностью.

В сложных условиях гражданских междоусобиц и войн, наполнивших историю П и 1 веков до н. э., военное ополчение становится ненадежным. К тому же резко уменьшилось число тех земельных собственников, которые поставляли его основные контингенты. При консуле Марие (1 в. до н. э.) римская армия становится наемной, служащей за жалованье. Послушная тому, кто ей платил, армия стала орудием партий. С ее помощью были ликвидированы последние остатки римской республиканской демократии.

История римской армии является, быть может, самым наглядным свидетельством коренных изменений, происходивших в римском обществе. И дело не только в ее организации, условиях комплектования и пр., хотя и это, конечно, очень существенно.

В римской армии впервые (со смертью Цезаря) было признано право обладания недвижимой собственностью за лицами, не имеющими статуса paterfamilias. В римской армии получает свое начало цеховой строй, расцвет которого приходится на эпоху феодализма: это корпорация военных ремесленников. Здесь же, как, впрочем, и во многих других армиях древности, впервые были применены машины и иные новшества, получает особое развитие разделение труда и т. д. Перерождение римской армии означало перерождение всей римской общественной и государственной структуры, конец старой римской республики.

В 82 году до н. э. полководец Сулла устанавливает в Риме единоличную диктатуру, отстранив от власти все другие магистратуры. Диктатура Суллы была бессрочной. Сулла присвоил себе полномочия издавать законы. Он предоставил новые права сенату и резко уменьшил компетенцию народных собраний. Трибуны были лишены политических функций.

Римская рабовладельческая республика переживает глубокий кризис. Её окончательное крушение было ускорено знаменитым восстанием _рабов под руководством Спартака (74 г. до н. э.).

В середине 1 века до н. э. Юлий Цезарь заложил основание нового политического строя, пришедшего на смену республиканскому. Его называют принципатом по одному из титулов первого лица в государстве — римского императора — принципса.

Начало принципата как сложившейся формы власти и управления связывают обыкновенно с правлением преемника Юлия Цезаря, императора Октавиана Августа (27 г. до н.э.-14 г. н. э.).

2. Упадок римского народовластия, каким бы оно ни было, вызван был главным образом развитием рабовладения и частной собственности на землю. Резкие различия состояний находились в противоречии с институтами, возникшими и созревшими в эпоху относительного равенства.

Следует иметь в виду и то, что римские республиканские учреждения сложились как органы управления городом, полисом. Выполнять те же функции в отношении всей огромной державы, в которую превратился Рим, они не могли. Эту задачу выполнила Римская империя.

Пожертвовав исключительным положением «римского народа», империя способствовала сплочению рабовладельческих элементов всех земель в один класс. Собственно римские рабовладельцы стали его частью, хотя и особенной — руководящей.

Уже при Юлие Цезаре предоставление прав римского гражданина в провинциях сделалось распространенной политической мерой. Это дело продолжали его преемники. Наконец в 212 году н. э. при императоре Каракалле права римских граждан были предоставлены всему населению провинций.

Порожденные разнообразными историческими обстоятельствами различия в положении свободных людей, установленные в древний период, исчезают.

Верхушку класса рабовладельцев составляли два сословия. Нобили превратились при императоре Августе (1 в. до н. э.) в сенаторское сословие, пополнявшееся за счет людей, выдвинувшихся на государственной службе. В сословие всадников вошли достаточно богатые люди (минимальный ценз — 400 тысяч сестерций), поставлявшие государству ответственных чиновников и офицеров. Как сенаторы, так и всадники происходили из различных частей империи. Управление городами находилось в руках сословия декурионов, как правило, средних землевладельцев.

Консолидация господствующего класса облегчила управление огромной империей, позволила правительственной машине с большим успехом подавлять сопротивление рабов. Уже при Августе интересы рабовладения были ограждены с помощью энергичных мер. Они сводились к предотвращению новых выступлений рабов, к решительному ограничению отпуска рабов на волю, к расширению репрессий против них.

Император Август восстановил, в частности, закон, по которому подлежали казни все те рабы, которые находились в доме на расстоянии окрика в момент убийства их господина, независимо от того, причастны они к убийству или нет. Это один из наиболее отвратительных случаев использования объективного вменения. Закон не остался без применения. В одном случае, несмотря на широкое недовольство народа, сенат и император приказали казнить 400 человек. Римские юристы не скрывали причины этой гнусной меры: «Ни один дом не может быть иным способом обезопасен, как тем, чтобы страхом смертной казни принудить рабов охранять своего господина от опасности как со стороны домашних, так и со стороны чужих…»

Между тем экономическое развитие все более определенно указывало на невыгодность рабского труда. Никакой надсмотрщик и никакие наказания не могли заменить экономического стимула. Лишенный самого необходимого, остро ненавидящий своего хозяина-угнетателя, раб делал только то, к чему его непосредственно принуждали, и делал так, чтобы избежать бича. Всякое новое орудие оказывалось в его руках недолговечным. Ни одно усовершенствование не приносило достаточной пользы.

Вот что пишет по этому поводу римский писатель Колумелла (1 в. н. э.): «Рабы приносят полям величайший вред. Пасут …скот плохо. Дурно пашут землю, показывают при посеве гораздо больший против настоящего расход семян; они не заботятся о том, чтобы семя, брошенное в землю, хорошо всходило, а свозя зерно на гумно, они даже уменьшают его количество во время молотьбы либо утайкой его части, либо небрежной работой, ибо они и сами крадут зерно и от других воров плохо оберегают».

Понимая это, хозяева стали предоставлять рабам земельные участки — пекулии. Рабы были обязаны отдавать за них определенную долю продукта, обычно половину урожая. Другая половина оставалась в их полном распоряжении. Выгодность этой новой формы эксплуатации была несомненной.

Но для того чтобы она могла получить большее распространение, нужно было дать правовую защиту тем отношениям, в которые волей-неволей вовлекался раб-пекулиант.

Старое римское право запрещало ему продавать что-либо на рынке, а между тем без этого он не мог существовать, право запрещало ему брать взаймы, нанимать скот или сдавать его внаем, покупать что-либо, вступать в договорные отношения вообще. Старое право запрещало рабу заявлять иски в суде и отвечать по искам, предъявляемым к нему самому. Все это было несовместимо с ведением самостоятельного хозяйства. Нужно было, наконец, оградить раба от злоупотреблений со стороны самого господина, поскольку и земля и сам раб были его собственностью.

Постепенно, медленно все эти интересы были урегулированы к выгоде владельца пекулия.

Одновременно с тем в Римской империи совершается и другой важный процесс — превращение свободного крестьянина в арендатора-издольщика. Его общим названием становится колон. Развитие колоната было результатом грабежа крестьянской земли и связанного с этим роста латифундий. Другой его причиной было уменьшение притока рабов из-за границы, явившееся следствием уменьшения военной мощи империи, с одной стороны, и усиления оказываемого ей сопротивления — с другой.

Обязательства колонов носили как денежный, так и натуральный характер.

Колонат начался с краткосрочной аренды. Но она была менее выгодна арендодателю. Только длительный срок аренды мог обеспечить его постоянной рабочей силой и в то же время породить в колоне желание улучшать землю, возводить постройки и т. п.

Удовлетворяя требования землевладельцев, закон 332 года н. э. положил начало прикреплению арендаторов к земле. Самовольно покинувшие поместья возвращались силой. В то же время было запрещено сгонять колонов при продаже земли. Всем этим было положено начало развитию феодальных отношений и переходу от рабовладения к феодализму. В этом сложном процессе раб подымается до положения феодально-зависимого человека, свободный крестьянин опускается до него. Господствующей формой крестьянского владения землей становится эмфитевтическая, то есть долгосрочная, а затем и наследуемая аренда господской земли. Из Италии она затем переходит в феодальные Францию, Германию, Польшу, западные области России.

К концу империи устанавливается запрещение убивать раба, разобщать семьи рабов при продаже, вводится облегченный порядок отпуска раба на волю.

Подобно колонам, прикрепляются к своим профессиям ремесленники. Возникают их наследственные корпорации (объединения).

3. Эпоху Римской империи принято делить на два периода -период принципата и период домината. Границей между ними служит III век н. э.

Принципат (от слова. «принципс»,. как называли .императора по его званию «первого сенатора») сохраняет еще видимость республиканской формы правления и почти все основные учреждения республики. Собираются народные собрания и сенат. Избираются консулы, преторы и народные трибуны. Но словесная приверженность исторической традиции и принципам демократического управления была прикрытием произвола и самовластия.

Император — принцепс — соединяет в своих руках полномочия диктатора, консула, претора, цензора, трибуна, верховного жреца. В зависимости от рода дел он выступает то в одном, то в другом качестве. Как консул и диктатор, он командует армией. Как претор, он осуществляет суд по гражданским делам. Как цензор, он комплектует сенат, назначая одних сенаторов и изгоняя других. Как трибун — отменяет действия любого органа власти, арестовывает граждан по своему усмотрению и т. д.

Выбор членов коллегий зависит только от императора. Ни один из магистратов не решает чего-либо без доклада императору.

Компетенция народных собраний была ограничена делами самого города Рима. Собирались они редко.

Упадок собраний превращал сенат, по крайней мере в официальной теории, в единственный полномочный законодательный орган империи. Его постановления — сенатус-консульты — приобрели силу закона.

Действительное положение сената было иным. Законопроекты исходили от принцепса, и только его воля была источником законодательства. Сенат играл роль совещательного органа при императоре, но и в этой роли ему приходилось сносить неприкрытые унижения и вполне очевидное пренебрежение.

Римский писатель Светоний сообщает е биографии Августа как о достойном упоминания событии, что кто-то из сенаторов сказал во время речи императора-«Я бы тебе возразил, будь это возможно».

В конце концов устанавливается правило, получившее официальное признание: «Что решил принцепс — имеет силу закона».

Средоточием всех высших учреждений империи сделался двор. Среди них особого упоминания заслуживают императорская канцелярия с юридическим, финансовым и другими отделами.

Необычайное развитие получает финансовое ведомство, задачей которого было взыскание многочисленных имперских налогов и сборов — прямых и косвенных. Никогда еще государство не проявляло такой изобретательности в отыскании источников обложения, как в период империи. Никогда еще не была столь многочисленна армия чиновников финансового ведомства, грабившая и обиравшая народ.

Известный эпизод с налогом на уборные приходится на время императора Веспасиана (1 в. н. э.). Светоний рассказывает: «Тит упрекал отца, что и нужники он обложил налогом; тот взял монету из первой прибыли, поднес к его носу и спросил, воняет ли она. «Нет», — ответил Тит. — «А ведь это деньги с мочи». Именно этот эпизод послужил поводом для поговорки «Деньги не пахнут». Армия была наемной. Солдаты служили 30 лет, получая жалованье и по выходе в отставку земельный участок. Командный состав комплектовался из сенаторского и всаднического сословий. Рядовой солдат мог дослужиться лишь до должности центуриона (командира роты).

В III веке н. э. в Риме устанавливается неограниченная монархия. Это — период домината (от «доминус» — господин). Старые республиканские учреждения исчезают даже по названию. Управление империей сосредоточивается в руках нескольких основных ведомств, руководимых сановниками, которых назначает император.

Среди этих ведомств следует отметить раньше всего два: государственный совет при императоре — орган, подготовлявший законопроекты и обсуждавший по поручению императора вопросы политики, — и ведомство финансовое.

Во главе военного ведомства стоят назначенные императором генералы.

Чиновники получают особую организацию. Им присваивается форма одежды. Для них устанавливаются привилегии. Они получают право на пенсию.

Государственные формы поздней империи были образцом для подражания в течение всех средних веков. В особенности это сказалось на истории государственной власти во Франции, Германии, Испании, самой Италии. Созданная в период империи терминология сохраняется до сих пор. Это же в значительной степени относится и к тому, что может быть названо делопроизводством. Отсюда ведут свое начало титулы и некоторые церемонии, дипломатический ритуал и т. д.

Многое принадлежит здесь эллинистической Греции и странам греческого мира вообще. Именно здесь возникают земельные описи и описи имущества, получившие распространение в Риме, а затем и во всей Европе; здесь зарождается печально известный институт продажи должностей; греческие города открыли институты «почетных граждан» и присвоения гражданам одного города почетных званий другого города. Здесь начинается практика разъездных судей и многое другое, с чем мы еще столкнемся в истории государства и права феодальной Европы и что в том или ином виде удержалось до сих пор.

В III веке н. э. Римская империя была разделена в интересах управления на две части — Западную, со столицей в Риме, и Восточную, с центром в Константинополе (ныне Стамбул). Империя считалась единой, но каждая ее часть имела своего главу.

В 395 году было произведено окончательное разделение Римской империи на две указанные части.

В. Римское право

По одному известному выражению, римляне «трижды покоряли мир». Первый раз — легионами, второй — христианством, третий раз — правом.

Возведенное в ранг «писаного разума» римское право классического периода было широко воспринято феодальными государствами Западной Европы, оно и по сей день лежит в основе многих институтов буржуазного права.

В массе конкретных отношений, возникавших между товаропроизводителями, римские юристы сумели выделить самые общие, самые абстрактные формы. Соответственно с тем общее абстрактное выражение получили и те правовые нормы, те правовые институты, которые служили урегулированию этих отношений.

На определенном этапе развития место конкретного лица -римского гражданина, вольноотпущенника, иностранца и т. д.-занимает просто «собственник», просто «товаровладелец», абстрактная личность, выступающая как одна из сторон правоотношения. Точно так же товар или услуга, которые являются объектом и целью правоотношения, утрачивают свой специфический характер, приобретенный в прошлый период (земля частная, земля коллективная, вещи, принадлежащие свободному, вещи раба-пекулианта и т. д.). Они становятся частной собственностью и только.

Развитию римского права способствовали многие обстоятельства. Раньше всего сказался высокий уровень товарных отношений, достигнутый Римом в периоды поздней республики и принципата. Одним из его последствий, как мы уже знаем, было стирание различий между категориями свободного населения империи.

Не меньшее значение имел «всесветный» характер самой империи, породивший потребность «примирения» многих и различных правовых систем, исторически возникших и существовавших в завоеванных странах, и прежде всего в Греции, Египте, Сирии и др. Римские юристы имели возможность воспользоваться результатами правового развития культурных национальных частей империи, особенно Афин. Нельзя не отметить, наконец, то внимание, которое уделялось праву, и тот почет, которым была окружена деятельность юристов, Особенно выдающихся, таких, как Гай, Ульпиан, Павел, Лабеон, Цельс и многие другие.

Ко всему этому добавим тысячелетнее развитие, тысячелетнюю коррекцию — и мы получим ответ на вопрос, почему римское право перешагнуло за рамки своей эпохи, превратилось в явление всемирно-исторического значения.

1. Римское право в период ранней республики. Законы XII таблиц

1. Первая римская кодификация права восходит к середине V столетия до н. э. Она получила название «Законов XII таблиц». В течение многих веков они считались в Риме основным источником права — публичного и частного (fons ornnis publici privatique juris).

Свое название Законы получили в связи с тем, что были написаны на 12 деревянных досках, выставлявшихся на городской площади. Никто поэтому не мог «отговариваться незнанием закона». По некоторым сведениям, от всякого вступающего в ряды граждан юноши требовалось знание законов наизусть. Считалось, что без этого нельзя выполнять обязанности гражданина, в особенности судейские.

Законы XII таблиц были в своей основе записью обычного права. Больше всего в ней нуждались плебеи (для защиты от произвола патрицианских судей). Кодификация права была для них этапом в борьбе за уравнение с патрициями.

Сами законы до нас не дошли. Они известны лишь в отрывках, которые сохранились в сочинениях древних авторов, в особенности юристов, — Цицерона, Ульпиана, Гая и др.

Среди этих источников особое место занимает сочинение юриста II века н. э. Гая, автора «Институций» — учебника для римских юридических школ. Его случайно обнаружил историк Нибур в 1816 году в итальянском городе Вероне. «Институций» Гая были найдены под текстом сочинения богословского содержания.

Существует предание, будто Нибур опрокинул чернильницу и, стирая на рукописи пятно, обнаружил сочинение Гая.

От слова «цивитас», что значит «город», «городская община», право Таблиц называли «цивильным», то есть принадлежащим данной совокупности граждан; от слова «квирит» (как любили называть себя сами римляне в честь бога войны Януса Квирина) — «квиритским». От «цивитас» происходит доныне существующий термин «цивилистика», означающий «гражданское право», совокупность институтов, служащих регулированию имущественных отношений.

2. Примечательной чертой Законов ХП таблиц было четко проведенное разделение вещей на две категории. К первой принадлежали главным образом земля, рабы, рабочий скот. Ко второй — все остальные вещи.

Практическое значение такого разделения обнаруживалось в способе отчуждения вещей; при их продаже, дарении и пр. Именно по этому признаку определилось и само название указанных категорий. Первая называлась res mancipi (рес манципи), вторая — res пес mancipi (рес нек манципи).

Отчуждение земли, рабов, рабочего скота должно было совершаться в строго установленной форме. Она называлась mancipatio (манципация).

Слово это происходит от manus — рука. Первоначальное образное представление о собственности шло от завладения вещью, захвата. Отсюда «манус».

Манципация производилась следующим образом. Продавец и покупатель (если взять наиболее частый случай) приглашали пять свидетелей (не менее) и весодержателя. Покупатель (приобретатель) касался рукой купленной им вещи («хватал раба»), говоря при этом: «Я утверждаю по праву квиритов, что этот… (предположим, раб) принадлежит мне и я купил его за эту медь». Продавец мог ограничиться молчанием, которое считалось знаком согласия.

Медный слиток бросался на весы, символизируя уплату денег. В этом обряде пережиточно сохранилось воспоминание о тех временах, когда еще не умели чеканить монету и металл переходил из рук в руки в виде слитков определенного веса. Из этого можно заключить, что обычай манципации много древнее Законов XII таблиц, знающих уже и денежный штраф.

Пропуск слова в формуле покупки, отсутствие хотя бы одного из пяти положенных свидетелей, какое-нибудь упущение в обряде и т. д. были достаточными основаниями для признания сделки недействительной, даже если были уплачены деньги.

Здесь выступает перед нами строгий юридический формализм, красной нитью проходящий через все законодательство 1 Таблиц.

Присутствие свидетелей, как и все другие условия манци- ^ нации, — дань традиции. Они играли двоякую роль. Запоминая .’ самый факт сделки и ее условия, свидетели обязывались удостоверять ее законность каждый раз, когда это требовалось (например, при судебном споре); кроме того, они были последним ‘

напоминанием о том контроле, который в свое время осуществляла община во всем, что касалось сделок с землей, рабами, рабочим скотом. Ее права легко объяснимы. В течение всех первых веков республики римская земля (а затем и италийская) была коллективной собственностью и соответственно с тем называлась ager publicus (агер публикус) — общее поле.

Коллективным было на первых порах и рабовладение. Такой вид собственности, который принято называть античной, возникает благодаря объединению — путем договора или завоевания -нескольких племен, избирающих местом поселения один из родовых поселков. Непременным атрибутом античной собственности является рабство. Движимая, а впоследствии и недвижимая частная собственность развивается в данных условиях как отклоняющаяся от нормы и подчиненная общинной собственности форма. Античная собственность — это «совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед .лицом рабов сохранять эту естественно возникшую форму ассоциации»». Античная собственность имела форму государственной собственности, вследствие чего право отдельного индивида на нее ограничивалось простым владением (possessio). Настоящая частная собственность — и здесь мы снова согласны с Марксом и Энгельсом — появляется у римлян, как и у всех древних народов, лишь вместе с движимой собственностью.

Каждая римская семья получала участок для обработки. Когда его не хватало, прибегали к дозволенному «захвату» никем не обрабатываемой целины. Спустя два года участок становился законным владением.

Часто спрашивают, почему в число «рее манципи» не входят орудия труда -плуг, борона и пр. Дело в том, что они весьма рано перешли в частную собственность. Объясняется же это, во-первых, той индивидуализацией пользования орудиями, с которой начинается процесс возникновения частной собственности; во-вторых, сравнительной несложностью и доступностью указанных орудий.

Мы видим, таким образом, примечательную картину: земля еще считается общей собственностью, и община контролирует сделки с нею, но контроль этот формален. Фактическое распоряжение ею принадлежит частному лицу. То же следует сказать о рабах и рабочем скоте.

Все другие вещи — пусть даже очень дорогие — переходили из рук в руки совершенно свободно. Потому и говорили о них: «вещи, не нуждающиеся в манципации» — «рее нек манципи».

3. Долговое рабство, узаконенное ХП таблицами, отмечалось крайней суровостью. Договор займа, по которому средством обеспечения являлись «мясо и кровь» должника, назывался в Риме nexurn — (нексум) «кабала». По способу заключения нексум походил на манципацию (свидетели, медь, формула). При просрочке платежа кредитор, пользуясь дозволением суда, «налагал на должника руку», что означало заточение в оковах. Помещенный в подвал дома кредитора должник трижды выводился на городскую площадь вымаливать помощь друзей и родственников. «В третий базарный день должники предавались смертной казни или поступали в продажу за границу», что означало рабство.

Когда у должника оказывалось несколько кредиторов, закон предписывал: «Пусть разрубят должника на части».

Не следует думать, впрочем, что подобные дикости были распространенным явлением. Чаще всего применялась продажа в рабство.

Признавалось вместе с тем, что по выплате долга гражданин возвращал себе свободное состояние.

Долговое рабство больше всего угрожало плебеям, лишенным той защиты и помощи, которую давали патрициям род и курия. Ликвидация долгового рабства стала вопросом острой борьбы.

Римский историк Тит Ливии рассказывает, что как-то кредитор вывел на площадь старого воина-центуриона, «истощенного от бедности и худобы», в рубище. Оказалось, что разорение постигло его от войны, податей, непосильных процентов. Должник показал обезображенную побоями спину. «Видя и слыша это, народ поднял сильный крик. Должники в оковах и без оков бросаются на улицу, умоляя квиритов о защите».

Правящая верхушка Рима пошла на уступки. В 326 году до н. э. (через 250 лет после реформы Солона) долговое рабство было уничтожено и в Риме (закон Петелия). С этого времени ответственность должника ограничивается его имуществом.

4. Семейные отношения по Законам XII таблиц характеризуются ранее всего неограниченной властью домовладыки. Все живущие под крышей его дома, будь то кровные родственники или приемыши, были членами одной и той же фамилии, агнатами. Имущество семьи считалось ее коллективной собственностью, но распоряжаться им мог только «отец семейства» — paterfamilias. По смерти последнего оно поровну делилось между агнатами. Когда их не оказывалось, наследовали ближайшие сородичи (братья умершего, их сыновья и т. д.), которых также считали агнатами, хотя и дальними (братья некоторое время до смерти отца жили под одной крышей).

Дочь переходила в дом своего мужа, подпадая под власть его самого и его отца, если последний был еще жив. По отношению к своему родному отцу и своей старой семье вообще она когнатка, кровная родственница, но и только. Прав на наследство в своей кровной семье она, а также ее дети и внуки не имели.

Имущественная правоспособность наступала для римского гражданина нередко много позже политической — не ранее смерти отца.

Существовала одна возможность для освобождения сына при жизни отца — через троекратную продажу в рабство. После третьей продажи сын становился свободным. По отношению к своей семье он делался когнатом, лишенным, как и замужняя дочь, права наследования.

Жена так же, как и другие домочадцы, была во власти paterfamilias, своего мужа. Сама форма брака была для нее хотя и традиционной, но все же унизительной, особенно если брак устанавливался покупкой (в форме манципации). Некоторое равенство давал ей только брак без формальностей — «сине ману» (sine manu), без «наложения руки». Такой брак, допущенный законом, устанавливался фактом простого сожительства. Имущество супругов находилось при этом в их раздельной собственности.

Брак этот следовало возобновлять ежегодно. Прожив в течение года в доме мужа, жена автоматически подпадала под его власть — по давности. Чтобы избежать этого, она не менее трех ночей в году проводила вне дома — давность таким образом прерывалась.

Происхождение брака «сине ману» не вполне ясно. Возможно, что первоначально это была некоторая юридически неполноценная разновидность брака между патрициями и плебеями, которым «правильный брак» был разрешен только после издания закона Канулея (445 г. до н. э.). Таково мнение авторов лучшего учебника по римскому праву «Римское частное право» (М., 1948, стр. 137).

Поскольку издержки на содержание семьи лежали на муже, установился обычай, чтобы в браке «сине ману» жена приносила приданое (в «правильном» браке все ее имущество было собственностью мужа). В случае развода оно возвращалось.

Законы XII таблиц разрешают наследование по завещанию, но ограничивают его рядом условий. Лишая наследства кого-либо из агнатов, отец должен был прямо назвать его. Это решение могло быть обжаловано. Всякое наследственное распоряжение нуждалось в ранний период республики в утверждении народного собрания.

5. Уголовно-правовые постановления Законов XII таблиц отличаются крайней суровостью. Смертной казнью наказывается всякий, кто посмеет потравить или собрать урожай «с обработанного плугом поля». Поджигатель дома или хлеба, если он действовал преднамеренно, заключается в оковы, подвергается бичеванию, за которым следует смерть. Всякий вправе убить на месте преступления ночного вора или вора, захваченного с оружием в руках. Дневной вор, застигнутый на месте преступления, подлежал физическому наказанию, а затем выдавался потерпевшему (обращение в рабство).

Законы XII таблиц рассматривают похищение чужого имущества не столько как преступление, затрагивающее интересы всего государства, сколько как действие, наносящее частный имущественный вред. Не исключено, что в какое-то более раннее время всякое воровство искупалось штрафом. Точно так же непреступлением, а деликтом считались оскорбление, побои и членовредительство. Все они компенсировались штрафом.

О государственных преступлениях Законы ХП таблиц говорят сравнительно немного: устанавливается неправомерность и наказуемость ночных сборищ, подстрекательства врага к нападению на Рим, нарушения постановлений, касающихся общественного порядка, взяточничества судей и др.

Об умышленном убийстве не упоминается вовсе, во всяком случае в тех отрывках, которые до нас дошли. Объясняется это, по-видимому, тем, что меры наказания, следуемые за него, не вызывали сомнений (смертная казнь). Следует добавить, что высшие магистраты республики не были связаны точным определением того, что следует считать преступлением. В особых случаях они могли решать этот вопрос по своему усмотрению. Во избежание произвола за каждым римским гражданином признавалось право апелляции к народному собранию. Решение последнего было окончательным.

Преступления раба рассматривались судом. У раба не было никаких гарантий и никаких прав на защиту. Приговоренный к смерти, он, по обычаю, сбрасывался с Тарпейской скалы.

6. Необыкновенно строгим формализмом проникнуты правила разрешения имущественных споров, составляющие в своей совокупности гражданский процесс. Наиболее известная из его форм — так называемый легисакционный процесс предусматривал сложную процедуру.

Истец являлся к претору и делал заявление. Претор назначал день суда. Ответчик вызывался самим истцом. Ему дозволялось применить силу.

Процесс протекал в форме борьбы за спорную вещь. Сначала истец, затем ответчик налагают на нее (или ее часть, например, кусок дерна, если речь идет о земле) палочку-виндикту. При этом они произносят установленные обычаем формулы (каждая для данного случая). Тот, кто сбился или ошибся, автоматически проигрывал дело.

От названия этой палочки происходит термин «виндикация», под которым понимают истребование вещи из чужого неправомерного владения. По своему происхождению виндикта — «укороченное» копье — символ древнего способа завпадения вещью.

По другому объяснению, «виндикация» происходит от vim dicere — объявлять о применении силы.

С окончанием этой процедуры спорящие стороны заключали своеобразное пари. Кто проигрывал дело — проигрывал и залог. Величина его равнялась нередко половине иска.

На этом заканчивалась первая стадия процесса. Вторая стадия заключалась в том, что назначенный претором судья любой из римских граждан, которого претор считал подходящим, -без особых формальностей рассматривал дело по существу: выслушивал свидетелей, знакомился с документами, выносил решение.

При неявке одной из сторон (без уважительной причины) решение автоматически выносилось в пользу ее противника.

Гораздо проще обстояло дело в том суде, которым ведал перегринский претор. В спорах между иностранцами ; нормы Законов ХП таблиц были неприменимы. Претор сам решал дело от начала до конца. Эта практика оказала очень большое влияние на судьбы позднейшего (классического) римского права.

2. Римское право в период поздней республики и принципата (классическое)

1. Последний век республики и первые два-три века империи были временем полного расцвета римской классической юриспруденции. Уходит в прошлое юридический формализм. Получают признание принципы «равенства сторон», «справедливости», «доброй совести».

Авторитету Законов ХП таблиц противопоставляется авторитет «общенародного права», под которым стали понимать совокупность установлений, общих для многих народов. Активным поборником этих новых воззрений был нерегринский претор.

Не посягая на самый текст Законов ХП таблиц, римские юристы изобрели эффективный способ их игнорирования. Оба претора имели право издания эдиктов, которыми они заявляли о своем вступлении в должность. В этих эдиктах они стали постепенно проводить идеи, расходившиеся с Законами ХП таблиц, и устанавливать правила, которыми должны были руководствоваться судьи при рассмотрении дел. С течением времени претор-ский эдикт становится в Риме важнейшим источником нового права, законотворческим актом. Каждый новый, по обыкновению, претор подтверждал эдикт предшественника, вводил, если считал нужным, новую норму. Таким образом создавалось то, что называют «преторским правом».

Теперь надо было изменить положение претора в гражданском процессе. Из пассивного наблюдателя его первой стадии следовало сделать его активным творцом нового цивильного права.

Около 150 года до н.э. в гражданском судопроизводстве Рима происходит подлинный переворот. Как и прежде, существовали две стадии. Как и прежде, решение спора передавалось судье, назначенному приказом претора. Но судья этот не был уже свободен в своем решении. Оно предписывалось формулой претора. Отсюда и название самой формы процесса — формулярный.

Формула-указание, которой претор снабжал судью, могла содержать прямой приказ сделать так, а не иначе, она мота предоставить судье некоторую свободу — все зависело от обстоятельств дела. Но каждый раз судья был обязан следовать полученной инструкции.

«Когда окажется, что Н.Н. должен А.А. 10 тысяч сестерций, то ты, судья, присуди Н.Н. уплатить эту сумму, если нет, то оправдай».

Здесь говорится только об одном: выясни, должен ли Н.Н. такую-то сумму денег истцу А.А. Если должен — пусть уплатит. Претор сознательно уклоняется от вопроса о том, были ли соблюдены формальности, обязательные при заключении договора займа. Его это не интересует. Руководствуясь тем, что добросовестность требует возврата денег, претор говорит: «присуди».

Когда рабов продавали крупными партиями, обряд манципации совершали далеко не столь строго. Случалось, что его вовсе не исполняли. Недобросовестный продавец, ссылаясь на это упущение, мог потребовать возврата рабов, оставив себе всю полученную за них плату. Но на пути его стоял претор. Оперируя принципом доброй совести, противопоставляя Законам XII таблиц свой собственный эдикт, претор отказывал такому истцу в иске, не давал ему формулы, и таким образом притязание истца оставалось не обеспеченным защитой суда («голым правом»).

В каком-нибудь другом случае претор мог столкнуться с иском эманципированного сына, требующего участия в отцовском наследстве. Законы XII таблиц отказывали ему в этом: эманципированный, освобожденный из под власти отца, не агнат. Но претор считал это несправедливым. И он предписывал судье ввести эманципированного сына в его долю наследства.

Соответствующая формула гласила: «Если бы истец А.А. был наследником, спорная земля принадлежала бы ему по квиритскому праву, и ты, судья, присуди эту землю А.А., но при условии, что, как это по справедливости требуют все другие наследники, истец внесет в общую наследственную массу и свое собственное имущество, каким бы образом оно ни приобретено».

Так возникает новая форма собственности, отличная от квиритской. Ее называют преторской или бонитарной (от слов «in bonis» — «в имуществе»). Охраняет ее преторское право, защита претора.

В своем завершенном виде преторская формула стала представлять собой совокупность трех частей: интенции, эксцеп-ции и кондемнации.

По установившейся традиции, судья, истец и ответчик, когда дело шло о каком-нибудь чисто теоретическом рассмотрении должной формулы иска, получили в римской правовой науке свои особые клички: судья — это Октавий, истец именуется Авлом Агерием, ответчик — Нимерием Нигидием.

Интенция в переводе с латыни означает «обвинение», «намерение». Это, так сказать, требовательная часть формулы: она содержит указание на предмет иска и его правовое основание. Если сумма была точно обозначена, претор вписывал ее в интенцию, если ее следовало установить в ходе судебного разбирательства, претор предоставлял это судье.

Поначалу, возможно, формула претора состояла главным образом из интенции, снабженной репликой претора, предназначавшейся судье (совет, указание).

С течением времени формула приобретает триединую форму: за интенцией следует эксцепция и кондемнация.

Эксцепция, то есть в переводе — возражение, протест, особое мнение, заявлялась, разумеется, ответчиком, и если она была резонной, то есть опиравшейся на закон, «добрую совесть» или «справедливость», претор соответствующим образом формулировал свое указание судье в третьей и последней части формулы -кондемнации.

Таким образом в Риме утверждается новая форма правосудия по гражданским спорам — так называемый формулярный процесс, постепенно, хотя и не окончательно вытесняющий процесс легисакционный.

Как легко видеть, самой существенной частью формулы была эксцепция, ибо именно с ней следует связывать то новое, что вводил претор в римское право. От того как претор относился к возражению ответчика, принимал ли он его или отвергал (полностью, частично) зависело и содержание кондемнации, то есть резолютивной части формулы, а значит, и решение спора вообще — как данного спора, так и будущих, ему подобных.

Следствием новых порядков было стирание граней между известными нам res mancipi и res пес mancipi. Вместе с ними исчезает постепенно и старая манципация.

2. Помимо преторских эдиктов источниками нового римского права сделались распоряжения императоров, постановления сената, консультации юристов.

Наиболее известные юристы попучапи право давать толкования законов, которые были обязательны для судов. Толкования юристов были впоследствии систематизированы и составили самую значительную часть кодификации императора Юстиниана (так называемые Дигесты).

По теории римских юристов, всю совокупность правовых велений следовало подразделять на две части — право частное и право публичное. К последнему, по известному определению Уль-пиана (III в. н. э.), принадлежат все те нормы, которые «относятся к положению римского государства» как целого; напротив, «частное право» имеет дело с тем, что касается «пользы отдельных лиц».

Таким образом, храмы и дороги, например, были объектом регулирования «публичного права»; отношения собственности, семейные, наследственные и пр. — областью «частного права».

Деление это было признано в средние века в тех странах, где было заимствовано римское право. Оно

укоренилось в буржуазном праве.

3. В конце республики, с тех пор как окончательно утверждается принцип поземельной частной собственности, получает развитие институт владения (possessio), под которым понималось всякое фактическое господство лица над вещью, соединенное с желанием осуществлять эту власть для себя.

Самым распространенным видом владения было владение провинциальной землей: ею можно было пользоваться, присваивать приносимый ею доход. Однако право верховной собственности на эту землю принадлежало всему римскому государству, и владелец ее был обязан потому платить налог. В тех случаях, когда фактическое обладание вещью сочетается с правом распоряжения ею, имеет место право собственности, но не владения.

Основанием для возникновения владения не могут быть, следовательно, ни купля-продажа, ни наследование. Владение возникает из добросовестного (без применения хитрости или насилия) пользования вещью, собственник которой либо неизвестен, либо не заявляет протеста, либо безвестно отсутствует.

В конце империи было признано, что тридцатилетнее добросовестное владение вещами давало на них право собственности (приобретательная давность).

Беспрепятственно могли быть присвоены заброшенные земли, дикие звери и рыба, впервые открытые клады, вновь открытые земли и т. д. — одним словом, вещи, не бывшие в чьей-либо собственности.

Никому не принадлежащими были объявлены вещи, захваченные на войне. Римские юристы оправдывали этот способ завладения тем, что война представляет собой возвращение к «естественному состоянию» вражды всех против всех, которое, по их мнению, существовало до возникновения государства. Отсюда выводилось в более широком смысле право на военный трофей вообще.

Практическое значение института владения заключалось в той защите, которую давало ему право. До тех пор пока лицо, заявляющее себя собственником вещи и требующее ее изъятия у несобственника-владельца, не докажет законности своих притязаний и не добьется соответствующего судебного решения, претор окажет владельцу всю возможную защиту. Самовольное изъятие владения было запрещено.

Представим себе следующий казус. Чужая лошадь, спасаясь от волков, забежала на двор к Н.Н. В течение некоторого времени Н.Н., сделавшийся добросовестным владельцем лошади, работал на ней. Затем заявилось некое лицо, потребовавшее возврата лошади. Оно привело с собой свидетелей. Обязан ли Н.Н. удовлетворить это требование? Если обязан, то может ли столь упрощенный порядок разрешения споров гарантировать от обмана? Будет ли он обеспечивать справедливые претензии владельца о возмещении расходов на лечение и прокорм лошади (если он считает их превосходящими принесенный лошадью доход)? Чем отличается подобный способ изъятия от самоуправства? А что, если предметом аналогичного спора будет засеянное поле?

Вопросы эти сами по себе содержат должный ответ: особая защита, даваемая институту владения, вытекала из необходимости удовлетворить экономический интерес, порождаемый взаимными отношениями частных хозяйств.

Близким по своей юридической природе к владению римские юристы считали держание. Под держанием точно так же понимали пользование, лишенное права распоряжения вещами. Однако в данном случае речь шла о вещах, собственник которых хорошо известен. Держанием являются отношения, создаваемые договором найма квартиры, орудий труда, рабочего скота и других вещей.

Если, например, некое лицо заявит иск о признании квартиры, сданной нанимателю, своей, ответчиком будет, естественно, не квартиронаниматель, но только квартирохозяин. Потому, между прочим, мы говорим в данном случае не о владении, а о держании, т. е. «посредственном владении».

4. Определение права собственности (proprietas), заимствованное многими буржуазными кодификациями, было дано римскими юристами. Они понимали под ним наиболее полное, наиболее «абсолютное» право пользоваться и распоряжаться вещами. Пользоваться — значит извлекать выгоду; распоряжаться — значит определять судьбу вещей (вплоть до уничтожения).

Но как бы ни было абсолютно право собственника, оно не может быть «неограниченным». Ограничения эти делаются неизбежными вследствие противоположности интересов одного собственника интересам другого собственника.

Многие ограничения были установлены еще Законами XII таблиц. Никто, например, не мог сажать деревья ближе 2,5 футов (75 см) от забора, чтобы тень, которую они дадут, не приносила вреда соседу. Никто не мог перегораживать реку на своем участке так, чтобы остановилась мельница на нижележащем участка, и т. д.

Особой формой ограничения права собственности является «право на чужую вещь», или сервитут. Различались вещные и личные сервитуты.

Право проведения воды через чужой участок, вызванное хозяйственной необходимостью, было примером вещного сервитута, которым римское право обременяло одного собственника в пользу другого собственника. В городе был установлен сервитут, дававший право одному домовладельцу проложить трубу клоаки или водопровод через двор соседа.

Примером личного сервитута, или узуфрукта, может быть предоставление неким лицом своей кормилице права пожизненного пользования комнатой, частью дома, садом и пр.

Всякий новый собственник должен был считаться с личным сервитутом: кормилица пользовалась своей комнатой пожизненно, хотя бы сменилось несколько хозяев.

5. Древние формы договорных отношений были опутаны строгим:; формальностями. Не следует думать, что это было результатом одного только несовершенства экономических отношений, культуры, юриспруденции, хотя и это, конечно, сказывалось. Театрализованное представление, связанное с договором покупки вещей «рес манципи», должно было способствовать запоминанию сделки, а та особая торжественность, которая при этом царила, имела целью предостеречь против легкомысленного отношения к выполнению договора, подчеркнуть неотвратимость исполнения. И это удавалось.

Определяя существо (содержание) обязательства, римский юрист Павел (III в. н. э.) писал: «Сущность обязательства… состоит в том, чтобы связать другого перед нами, дабы он дал что-нибудь или сделал, или предоставил» (эти три действия выражаются по латыни словами: dare, facere, praestare). Соответственно слово solvere означало «исполнение обязательства», буквально — «развязать», «выполнить».

Древнейшим типом договора был в Риме договор словесный, или вербальный. Для его действительности требовалось произнесение определенных слов, особенно «даю», «сделаю».

«Вербальное обязательство, — пишет Гай, — возникает посредством вопроса и ответа, например, обещаешь ли дать… (что-нибудь)? — обещаю; дашь ли? — дам; ручаешься ли? — ручаюсь; сделаешь ли? — вделаю».

Весьма вероятно, что в самое древнее время вербальный договор скреплялся клятвой.

Вербальный договор был очень удобен при некоторых сделках, например при займе. Не надо было называть ни суммы займа, ни величины процента. «Дашь ли сто?» — спрашивал кредитор. Словом «даю» должник связывал себя. И никого больше не могло интересовать, что именно скрывается за суммой «сто» до тех пор, пока и займовые операции не оказались под контролем государства.

С течением времени вербальные договоры стали терять свой строго формальный характер. Из обязательства словесного стало возникать обязательство письменное. Римские юристы вынуждены были признать законной и эту форму обязательств, дав ей название договоров (контрактов) литеральных (от «литера» -буква).

Началось, вероятно, с записи в приходо-расходной книге. Затем появляется расписка в том, что один обязуется уплатить другому такую-то сумму тогда-то. Наконец проявляется письменный договор в его привычной форме.

В какое-то время судебная практика вынудила римских юристов выделить особую группу контрактов, получивших затем название реальных. Обязанность исполнения и связанная с этим ответственность наступает по ним не с момента соглашения, а с момента передачи вещи, не ранее (отсюда от «рее» — «вещь» — и название).

Типичный пример реального договора — договор хранения. В понедельник утром одно лицо обязалось перед другим принять на хранение вещи. Доставить их следовало во вторник. Но как раз в ночь на вторник они сгорели от пожара. Можно ли требовать, чтобы поклажеприниматель возместил их стоимость? Конечно, нет. Его ответственность наступит не ранее того, как вещи поступят к нему на склад.

Помимо договора хранения к числу реальных договоров были отнесены договоры займа и ссуды.

Римские юристы проводили тонкое различие между займом и ссудой. При ссуде возвращается не всякая подобная вещь, а именно та, которая была одолжена (не всякая посуда, а именно данная, не всякая лошадь, а именно та, которую одолжили для поездки, и т. п.- вещь индивидуально-определенная). При займе, наоборот, возврату подлежат не те именно деньги, которые были одолжены, а та же самая сумма денег; когда одна хозяйка одалживает другой хлеб к обеду, она требует возврата не той же самой буханки, а такой же самой (то есть вещи, обладающей теми же родовыми признаками).

Выделение реальных контрактов имело важное значение для практики. Судья прежде всего выяснял, о каком контракте идет речь. Если то был реальный контракт, его первым вопросом было: «Передана ли сама вещь?» Без этого не было ответственности.

Последней по времени возникновения и самой важной по значению была четвертая группа контрактов, так называемых консенсуальных.

С экономической точки зрения они охватывали все наиболее важные формы правоотношений (за исключением займа): куплю-продажу, наем рабочей силы, скота, помещений, договор аренды земли, договор товарищества.

Момент наступления ответственности был избран критерием для отнесения сделок к названному типу договоров и в данном случае. Когда же она наступала? Тотчас по заключении соглашения (отсюда и название «консенсуальный» — от «consensus» -соглашение).

Особое место среди консенсуальных контрактов занял договор купли-продажи (emptio-venditio). Из договора реального, каким он был при господстве манципации, договор купли-продажи сделался консенсуальным. Ответственность сторон возникала теперь не с передачей вещи, а немедленно по заключении соглашения — в любой из дозволенных форм: письменной, устной. Оборот товаров был значительно облегчен.

Лицо, купившее урожай будущего года (то есть вещь, еще не существующую), как и лицо, продавшее урожай, получали свои выгоды независимо от того, как поступит контрагент, что принесет распоряжение урожаем и т. д.: договор вступал в сипу с момента соглашения.

В споре о реальном договоре претора интересовало, была ли передана вещь. В консенсуальном договоре это обстоятельство не имело ни малейшего значения. Было ли достигнуто соглашение и о чем — вот что было первым вопросом. В реальном договоре соглашение без передачи вещи не имеет обязательной силы ни для той, ни для другой стороны. В консенсуальном договоре достаточно соглашения. Оно должно предусмотреть порядок и время передачи вещи; если контрагент воздерживается от передачи вещи, возникает нарушение обязательства, но само оно остается в силе.

Римское право (так же, как и афинское) обязывало продавца: а) гарантировать покупателя от эвикции; б) предупредить покупателя о скрытых недостатках вещи, не могущих быть обнаруженными при простом осмотре.

Если обнаруживался действительный собственник, покупатель получал право на возмещение убытков; если он обнаруживал действительно скрытый недостаток — мог потребовать расторжения договора или уменьшения покупной цены.

6. Когда вместо ответственности «кровью и мясом» утвердилась одна имущественная ответственность, резко возросло значение залога как наиболее эффективного средства обеспечения обязательства.

Вручение какой-либо ценной вещи кредитору (в качестве средства обеспечения долга) было известно с глубокой древности, но как внеправовой акт. Единственным средством побудить кредитора-залогопринимателя вернуть вещь была угроза бесчестия. Только в конце республики залог получает наконец официальное признание. А в начале империи было постановлено, что при неисправности должника заложенная вещь поступает в продажу, но так, что должнику возвращается излишек, вырученный против суммы долга.

Особым и самым важным видом залога в период империи становится ипотека недвижимости. Земля, поступившая в ипотеку, оставалась до времени в руках ее собственника. Обрабатывая ее, он мог с большей надеждой трудиться для возвращения займа. Если долг оставался невыплаченным, земля поступала в собственность кредитора.

В ипотеке мог находиться инвентарь арендатора. Мебель квартиранта считалась находящейся в ипотеке квартирохозяина по закону.

Помимо того, средствами обеспечения служили поручительство третьего лица, неустойка, задаток.

7. В рассматриваемое время существенно меняется институт ответственности, наступающей за причинение вреда. Воровство, грабеж, телесные повреждения и оскорбления покидают область имущественных отношений, становятся частью уголовного права. Возникает чистая форма имущественного деликта. Под причинением вреда стали понимать имущественный ущерб, наступивший в результате чьих-либо действий (если последние не подпадают под уголовный закон).

В установлении размеров возмещения римские юристы проявляли необычайную изобретательность. Считалось, что убивший раба или коня должен заплатить по высшей цене, как она определилась на рынке в течение последнего года. Если же по чьей-либо вине погибал конь, принадлежавший к одномастной упряжке, и таким образом хозяин должен был озаботиться приисканием нового коня той же масти и годности, выплачивался весь связанный с этим убыток.

8. Господствующей формой брачных отношений в период империи становится брак, при котором нет власти мужа. Обязательным условием брака является согласие брачащихся. Брак по расчету, особенно в среде имущих классов, становится обыкновенным явлением. Римский брак в период империи — типичная форма моногамии; его основанием служит частная собственность, его принципом — господствующее положение мужчины (хотя и без той власти, которую имел paterfamilias).

Освободившийся от религиозных и моральных сдержек прошлой эпохи брак сделался легко расторжимым, непрочным. Император Август пытался исправить положение с помощью законов. Была установлена уголовная ответственность жены за нарушение супружеской верности, ограничены разводы.

В тщетных усилиях упрочить распадающиеся семейные союзы Август прибег к крайним мерам. Лицам, не состоявшим в браке, было запрещено принимать наследство. Лица, хотя и состоявшие в браке, но не имевшие детей, могли принимать его в половинном размере. Был введен налог на безбрачие. Закон устанавливал брачный возраст от 25 до 60 лет для мужчин, от 20 до 50 лет для женщин.

Несмотря на все эти меры, цель достигнута не была. Тщетно настаивал Август на строгом выполнении брачных законов. «Бурное сопротивление, — пишет Светоний, — заставило его отменить или смягчить наказания».

Пример Августа есть пример наивной веры неограниченного правительства во всемогущество закона, находящегося в его руках.

Меняется к лучшему положение детей. Власть отца ослабевает. Убийство детей становится преступлением. Освобождение сына из-под власти отца облегчается. Предоставление сыну особого имущества еще при жизни отца и некоторой связанной с этим правоспособности получает защиту претора. Облегчается порядок усыновления внебрачных детей.

9. В наследственном праве самым существенным было признание права наследования и за теми кровными родственниками, которые прежде его не имели. Первыми наследовали, как в старину, дети, а в случае их смерти — внуки. Когда не было ни тех, ни других, призывались братья, дяди, племянники. Наконец, если и их не было, претор призывал всех кровных родственников наследодателя вплоть до шестого колена. Ближайшая степень родства исключала последующую.

В интересах старых римских фамилий и для обуздания произвола, явившегося следствием полного развития частной собственности, римское право встало на путь ограничения свободы завещательного распоряжения. Ближайший родственник, если его обошли наследством в пользу дальнего родственника, имел право, по крайней мере, на одну четвертую того, что он получил бы при отсутствии завещания (то есть по закону). Таким образом вводился принцип обязательного наследования, сохранившийся до наших дней.

Само завещание стало составляться в письменном виде и удостоверяться семью свидетелями.

10. Римское уголовное право складывалось из массы законов, включая Законы ХП таблиц, из постановлений народных собраний и сената. В период диктатур и империи значительное число новых уголовных законов обнародовали императоры. Большая часть их преследовала определенный политический расчет, была нацелена против политических противников. Законы не исключали произвола. Императоры и некоторые его магистраты не были связаны законом и могли по своему усмотрению определять, что именно преступно и что таковым не является. Естественно, что и наказание было произвольным. Во многих случаях императоры предпочитали непосредственную расправу, особенно когда не имелось оснований для преследования в судебном порядке.

О «божественном Августе» Светоний пишет: «Пинарий, римский всадник, что-то записывал во время его речи перед солдатами… заметив это, он приказал заколоть его у себя на глазах как лазутчика и соглядатая… Претор пришел к нему для приветствия с двойными табличками под одеждой… Август заподозрил, что он прячет меч, однако не решился его обыскать на месте, опасаясь ошибиться; но немного спустя он приказал центурионам и солдатам стащить его с судейского кресла, пытал его, как раба, и, не добившись ничего, казнил, своими руками выколов наперед глаза».

Наследник Августа Тиберий казнил воина за то, что тот украл павлина из его сада, и чуть не до смерти засек центуриона за то, что носилки Тиберия запутались в терновнике. Перечислять его злодеяния слишком долго, замечает Светоний. «Со многими вместе осуждались их дети и дети их детей… Обвинителям, а часто и свидетелям назначались любые награды…» Когда однажды пыткам подвергли случайного человека и это вскрылось, Тиберий приказал его во избежание скандала умертвить. На глазах императора осужденных бросали в море, и матросы добивали их баграми.

Об императорах Калигуле, Нероне и других можно сказать то же самое. В момент острой политической борьбы право на убийство определенных лиц предоставлялось всем, включая рабов.

Особого упоминания заслуживает закон об «оскорблении величия римского народа». Сформулирован он был очень неопределенно. Под этот закон можно было подвести все, что угодно правительству. Малейшее недовольство, неосторожное слово или неугодная острота, недостаток лести, равно как и излишек ее, могли быть сочтены преступлением.

Столь же неопределенным было преступление, квалифицируемое как «оскорбление величества». Под этим понималось, конечно, оскорбление императора.

Монтескье упоминает о сенатус-консульте, приравнявшем к оскорблению величества расплавку неудачно отлитых статуй императора. Римские юристы всерьез обсуждают вопрос, можно ли судить за то, что брошенным камнем попали нечаянно в статую императора. Некто Фаустиниан в отчаянии: он поклялся именем императора не прощать раба, а теперь чувствует несправедливость этого решения. Как быть? Не будет ли оскорблением величества, если он нарушит клятву?

Лакейство и пресмыкательство доходят до того, что воздвигают памятники не только императору (при жизни), но и врачу, который его исцелил.

Можно себе представить, какое количество невинных людей было погублено карательными органами императорского Рима из одного только страха быть заподозренными в недостатке рвения.

Немалое внимание уделяет римский законодатель преступлениям чиновников — взяточничеству, присвоению казенных денег, хищениям государственного имущества вообще и т. д. Виновные в этих преступлениях наказывались главным образом смертной казнью и ссылкой.

Кое в чем еще сохраняются старые предрассудки. Отцеубийца и его сообщники зашивались в кожаный мешок с собакой, петухом, змеей и обезьяной («чтобы отнять у него землю при жизни и небо после смерти»). Среди тайных убийц, перечисленных в законе Корнелия Суллы, фигурируют «волшебные нашептыватели».

Наказания различались по степени связанного с ними мучительства и позора на такие, которые применимы к лицам высших сословий, и такие, которые предназначены непривилегированным. Особую группу наказаний составляли те, которые применялись к рабам.

За одно и то же преступление, например повреждение межи, рабов ссылали на верную смерть в рудники, свободные низших сословий приговаривались к каторжным работам, нобили и всадники наказывались штрафом или высылкой.

В случаях осуждения к смертной казни знатных и солдат казнили мечом, незнатным угрожало сожжение, закапывание в землю, разрывание телегами и т. п. Рабы медленно и страшно умирали, распятые на крестах. Один из друзей Августа наказывал своих провинившихся рабов, бросая их специально содержавшимся в садках хищным рыбам — муренам.

Что касается теории, то римские юристы хорошо различают, конечно, умышленное и неосторожное преступление, подстрекательство и соучастие. Трудно сказать, однако, насколько это помогало ограничению произвола.

II. Кардинальные перемены происходят в сфере судебного устройства и судопроизводства. Кризис республики имел одним из своих результатов отстранение народного собрания от разрешения (в окончательной инстанции) уголовных дел. Тем самым была уничтожена самая важная гарантия законности, самая надежная опора против необоснованных репрессий.

Другая важная перемена заключалась в том, что место коллегиального суда, существовавшего с древнейших времен, занял суд единоличный.

Со II века до н. э. разрешение уголовных дел было компетенцией особых коллегий в составе 30-40 судей, назначаемых для каждого данного дела жребием. Председательствовал претор.

Существовавшие в Риме судебные коллегии, заполненные сенаторами, всадниками и состоятельными гражданами, были откровенно классовыми судами, однако они решали дела по большинству голосов и в открытых заседаниях.

Но именно переход к единоличному судейству отвечал интересам того политического режима, который возник вместе с империей.

Третье и последнее новшество, столь же реакционное, как и первые два, заключалось в том, что судебная компетенция по уголовным и гражданским делам была передана чиновникам административных органов.

В Риме уголовный суд оказался в руках городского управителя (префект претория), а по мелким делам — его подчиненных; в провинциях — в руках провинциальных управителей и т. д.

Суд стал строго сословным. Члены высших сословий судились самим императором или городским префектом. Чиновник имел привилегию судиться своим начальником. Особый суд существовал для рабов и колонов.

Разделения на предварительное и судебное следствие не существовало. Судья сам производил дознание, сам выступал обвинителем и сам выносил приговор. Самым распространенным средством установления «истины» считалась пытка. С ее помощью римские судьи добивались всего, чего хотели.

Вместо публичного и открытого судопроизводства времен республики установилась строгая тайна производства. Оправдываемая «высшими государственными соображениями», она служила прикрытием произвола.

Непременным следствием всех этих порядков было необычайное распространение доносов. В республиканские времена ложный доносчик наказывался как преступник, каковым он и являлся. В период империи донос сделался безопасным: пытка подтверждала любое обвинение. К тому же государство установило систему денежного и имущественного вознаграждения доносчиков.

К концу империи по мере развития в ее недрах феодальных отношений суд по делам колонов становится компетенцией землевладельцев. В каждой большой латифундии возводится свое собственное тюремное здание.

Гражданский процесс переживает схожую эволюцию. Рассмотрение гражданских споров сделалось в имперский период делом чиновников. Началось с исключительных, «экстраординарных» случаев, затем, как это не раз бывало, экстраординарный порядок стал обыкновенным. Тем не менее процесс сохранил название экстраординарного.

Не стало, конечно, известных нам двух стадий. Вызов ответчика, оценка доказательств, вынесение решения, его исполнение — все это стало делом судьи и его помощников.

Высшей апелляционной инстанцией был император или, точнее, его канцелярия.

12. В V веке н. э. некогда всесильное римское государство находилось в состоянии крайнего упадка — экономического, политического, идеологического. Население империи предпочитало быть под властью «варваров» — германцев, в которых видело избавителей, чем терпеть тиранию «законного» правительства.

Переродилась и военная сила империи. Значительная часть ее военных отрядов состояла из наемников — выходцев из покоренных или враждебных народов.

Под ударами германцев, славян, гуннов империя утрачивает одну область за другой. В 410 году наступила очередь самой ее столицы. Германский вождь Аларих взял Рим и отдал его на разграбление своим воинам. Меркнет былая слава империи, исчезает страх перед ее могуществом.

В 476 году глава германских наемников Одоакр свергает последнего римского императора и занимает его место. Это событие принято считать концом Западной Римской империи.

Мы рассмотрели историю возникновения, расцвета и гибели некоторых основных рабовладельческих обществ и государств древнего мира. Мы видели, что эти общества и государства возникали в результате разложения первобытнообщинного строя, появления в его недрах частной собственности и первого исторически возникшего деления на классы. Мы стремились показать, как в силу особенностей рабовладельческого способа производства внеэкономическое принуждение рабов и близких им социальных элементов общества сделалось главной функцией и основной целью государства и права.

Наше изложение позволяет увидеть три главные формы рабовладельческого государства, как они возникли и сложились в историческом процессе: монархию (Египет, Вавилон, императорский Рим), аристократическую (Рим, Спарта) и рабовладельческую демократическую республику (Афины и другие греческие полисы).

Часть вторая Феодальное государство и право

1. Феодальные государства в странах Западной Европы

Глава четвертая Раннефеодальное государство и право

А. Возникновение раннефеодальных монархий 1. С глубокой древности в той части Европы, которая ограничена Рейном на западе и Лабой (Эльбой) на востоке, жили многочисленные германские племена — тевтоны, вандалы, саксы, аллеманы и др. По свидетельству Юлия Цезаря, они не знали индивидуальной собственности на землю, управлялись вождями и старейшинами; каждый год земля племени справедливо распределялась между родами и семьями.

Через 150 лет после Цезаря римский историк Тацит говорит о германцах как об оседлом земледельческом народе, указывает на существование у них ремесел и рынков. Общественное равенство не исключает, однако, привилегий. Входя во вкус роскоши, германская знать — вожди и старейшины — превращает эпизодические подарки членов рода в обязанность регулярных приношений скотом и зерном. Римляне приучают ее принимать деньги.

Все меньшие дела рода и племени старейшины решают сами. Для важных дел собираются народные собрания.

Германцы назначали свои собрания на «счастливые» дни месяца — новолуние или полнолуние. Приходили вооруженными. Дела докладывались обыкновенно старейшинами.

Они же предлагали решение, о котором совещались предварительно. Если предложение нравилось, собравшиеся потрясали оружием, не нравилось — криком отвергали. Здесь выбирались вожди, изменник приговаривался к смерти, а всякий другой преступник — к штрафу. Здесь удальцы набирали себе дружину для грабительских походов. Здесь, наконец, заключались частные сделки.

В V столетии н. э. некоторые германские племена, преимущественно англы и саксы, стали переселяться на территорию нынешней Англии, оттесняя аборигенов — кельтов. Другие племена, известные под названием салических (приморских) франков, вторглись в Галлию (ныне Франция). Во главе их стоял неразборчивый в средствах король Хлодвиг. В самом конце V века франки по его настоянию приняли христианство.

Захваченная в ходе завоевания земля стала добычей короля и его «верных», немалую часть ее поделили между собой свободные франкские крестьяне. Расселяясь сельскими общинами, они сохранили в коллективной собственности леса, луга, пустоши. Каждая семья получала в пользование пахотный участок.

В определенные дни общинники собирались под открытым небом на собрании. Главой деревни был избираемый сходом старшина.

Завоевание Галлии и разграбление ее земель ускорили процесс феодализации франкского общества, а вместе с тем и возникновения государства.

Первым делом франкского короля было превратить доставшиеся в результате завоевания земли в королевское имущество, чтобы затем раздать его в виде подарков или пожалований своей дружине. Дружина эта скоро увеличилась за счет романизированных галлов, которые стали необходимы центральной власти благодаря своему умению писать, знанию романского разговорного и латинского языков, местного права; она увеличилась также за счет рабов, крепостных и вольноотпущенников, которые составляли придворный штат короля и из среды которых он выбирал своих военачальников и чиновников. Все они получали участки принадлежащей народу земли, в первое время большей частью как подарки, позднее как пожалования чисто феодального характера (бенефиции).

Война и победа необыкновенно усилили власть короля, ставшего из простого военачальника настоящим монархом. Ввиду обширных размеров государства, справедливо замечает Ф. Энгельс, нельзя было управлять, пользуясь средствами старого родового строя. Совет старейшин был заменен постоянными приближенными короля, народное собрание собиралось для виду, свое прежнее значение оно потеряло навсегда. Место народного ополчения заняло войско, составленное из служилых людей новой нарождавшейся знати.

Мы наблюдаем здесь весьма не редкий случай перехода к феодализму, минуя развитые формы рабовладения. Этим путем пойдут затем в сходных исторических условиях все другие германские народы и все славяне.

2. В следующем, VI, веке основная масса пахотных участков становится у франков свободно отчуждаемой собственностью, «аллодом». Создаются новые возможности для возникновения крупного землевладения на одном полюсе и земельной тесноты на другом.

Параллельно этому идет размежевание в среде самих свободных крестьян.

В интересах разбогатевшего общинника узаконяется отказ от родства. Желавший этого должен был перед лицом народного собрания сломать над головой четыре ольховых прута и бросить их в разные стороны. Тем самым он отказывался: от права на наследование родового имущества, от судебной защиты сородичей (соприсяжничества), от их помощи. Зато и сородичи не могли уже заявлять права на его поддержку.

Земельная нужда, увеличиваемая последовательными разделами хозяйства между наследниками, тяжелые поборы, прямое насилие знати и чиновников вынуждали крестьянина искать «покровительства» сильных, особенно тех, кто стоял ближе к королю.

Немалую роль в этом сыграли и военные тяготы. Являясь на военную службу, крестьянин должен был иметь оружие и сродства для того, чтобы кормиться за собственный счет в течение первых трех месяцев. Каждые три воина должны были иметь одну общую повозку. Уклонение от службы влекло за собой штраф — 20 быков.

«Покровительство» приобреталось не даром. Искавший его крестьянин вручал знатному свой земельный участок, чтобы получить его назад на условиях бессрочного наследственного держания, сопряженного с несением определенных повинностей. К этому участку прибавлялся нередко дополнительный надел.

С точки зрения юридической, указанный порядок был заимствован франками в позднем римском праве. Отсюда и его римское название — прекарий. С помощью прекария стали закабаляться (коммендироваться) помещиком и безземельные крестьяне.

Прекарий — это та же известная нам греческая ипотека, нередко приводившая, подобно закупничеству на Руси, к закабалению. Существовал также особый иск «де прекарио» — о прекарном впадении. Он был изобретен для движимостей и недвижимостей (что представляло особое удобство), отданных на временное хранение или в аренду: первоначально прекарное владение было действительно временным. Только при Меровингах оно сделалось вечнонаслодственным.

Повинности крестьян не были поначалу одинаковыми. Они устанавливались договорами и, как правило, были большими или меньшими в зависимости от того, каким имуществом располагал сам крестьянин. Если он являлся с пустыми руками, то и повинности его были большими.

Вот, например, каковы повинности прекариста в пользу одного из франкских монастырей в IX столетии: три дня в неделю работать на монастырской земле; давать монастырю ежегодно полбыка или четырех баранов, около тонны зерна, шесть кур, яйца. 100 тесин и, кроме того, денежный взнос.

Вслед за утратой земли наступила утрата личной свободы. Началось с прикрепления неоплатных должников, безземельных и нищих людей, готовых принять любые условия. Активно способствуя закабалению крестьянства, государство рядом законов (особенно в IX в.) запрещает переход из одного феодального поместья в другое. Свободные люди обязываются под страхом наказания найти себе господина (сеньора).

Когда закрепощение большей части франкского крестьянства совершилось, сеньоры перестали нуждаться в центральной власти, стали добиваться права самим собирать налоги, призывать «своих людей» на военную службу, судить их по уголовным делам и имущественным спорам. Они обзаводятся собственными дружинами и вассалами.

Начинается борьба за привилегии. Самые крупные сеньоры добиваются вскоре полного иммунитета — независимости от местной и центральной администрации. Землевладение и политическая власть сосредоточивались в таких случаях прямо и непосредственно в руках немногих крупных собственников.

Представляется, что становление феодализма в Западной Европе происходило под очень сильным влиянием позднеримских экономических и политических порядков.

Так, со времени императоров Диоклетиана и Константина в Римской империи вводятся натуральные налоги (причины: утечка золота из империи, порча монеты и пр.). Податное население обязывается платить налоги в зерне, одежде, обуви и пр. Чтобы обеспечить их поступление и предупредить бегство крестьян в города, вводится прикрепление к данному месту жительства, наследственность профессий, круговая порука и т. д.

3. Важное влияние на характер складывающихся феодальных отношений — и не только для франков и будущей Франции — оказала реформа Кайла Мартолда.

Она была проведена франкским майордомом и касалась главным образом собственно франкских владений. Однако после возникновения Франкской империи Каролингов в сфере ее действия оказались Германия и Италия. После завоевания Англии нормандским герцогским домом (см. ниже) созданные реформой отношения были в некоторой своей части перенесены в Англию. По этим причинам можно говорить о международном значении реформы.

Карл Мартелл (Молот) был майордомом при нескольких франкских королях в первой половине УШ века. Он происходил из знатного и богатого рода Арнульфингов. Его отец также был майордомом, его сын, Пипин Короткий, в 751 году сделался королем франков, устранив «законную» династию. Сын Пипина — Карл Великий. Карл Мартелл мало считался с королями. Подчеркивая его по существу единоличную власть, хронисты называют его обыкновенно «принцепсом».

Стремясь усилить центральную власть в государстве и тем предотвратить его распадение на сеньории, свидетелем чему он был, Карл Мартелл решил создать качественно новое войско — феодальное ополчение, находящееся в строгой зависимости от короля.

Конфисковав некоторую часть земель, главным образом церковных и монастырских, Мартелл стал раздавать ее в качестве так называемых бенефициев — пожалований. Бенефициарий был обязан являться на военную службу по первому требованию короля: земля была ему вознаграждением за нее.

Новое ополчение было конным. Только такое войско могло противостоять кавалерии арабов, наводнивших Испанию в угрожавших безопасности франков. Но дело не только в этом.

Конная армия Мартелла была специфически классовым орудием феодального государства — по своему составу, по своей боевой мощи, по способу комплектования и вооружения. Подавление крестьянских выступлений становится ее главной функцией.

Само слово «конник» (фр. «шевалье», нем. «риттер» — «рыцарь») получает вскоре особое значение, указывая на принадлежность к привилегированному сословию.

Между королем и бенефициарием возникала феодальная связь: король делался сеньором, бенефициарий — вассалом (от кельтского слова «gwas» — человек). Получение земли сопровождалось клятвой верности. Соответствующий обряд, очень торжественный, назывался оммажем, от латинского homo — человек: одно лицо делалось «человеком» другого; именно в это время возникло выражение «мои люди».

После смерти бенефициария его земля и обязанности переходили к сыну. Если его не было, король мог изъять земельный участок и наделить им другого.

Своих непосредственных целей Карл Мартелл достиг. Новое войско позволило его сыну сделаться королем, а его внуку объединить под своей властью почти все христианские земли запада. Тем не менее рассматриваемая в более широком историческом плане реформа Карла Мартелла не только не помешала распадению государства, но даже содействовала этому.

Зависимое положение бенефициариев вынуждало их упорно и настойчиво добиваться превращения поместий в неотчуждаемые и наследственные феоды.

В конце концов им этом удается. И тогда ничто не сдерживает больше сепаратизм, автономию сеньорий. Экономика поместий носит натуральный характер. Рыночные отношения очень слабо развиты. В экономических связях нет особой нужды. Национальные связи не существуют по той причине, что еще не сформировались нации. Только общий политический интерес мог бы сдержать феодальное раздробление (как это мы увидим на примере Англии). Но такого интереса не существовало у франков.

4. Первые франкские короли обладали довольно широкой властью. Они созывают, согласуясь с обычаем, народные ополчения и командуют ими во время войны, издают обязательные для всех распоряжения, чинят высший суд в государстве, собирают налоги.

Непосредственной опорой служила им военная дружина, жившая при дворе и содержавшаяся на его счет.

Феодализирующаяся знать оказывает в тот период поддержку королю и его администрации. Без сильной центральной власти было бы невозможно экспроприировать земли крестьянских общин, ликвидировать царившее в них самоуправление, подчинить свободное население страны феодальным законам. Следует иметь в виду, что свободный франк той поры был непременным участником военного ополчения, умел постоять за себя, относился к старинным установлениям как к святыне.

Хлодвиг и его потомки (Меровинги) преследовали две главные цели. Первая из них заключалась в ликвидации племенного сепаратизма, в объединении всех частей государства. Вторая — в том, чтобы, сначала оттеснив выборную крестьянскую администрацию, ликвидировать затем старые формы управления вообще — все эти традиционные собрания деревень, сотен (объединения деревень) и пр., к которым германцы привыкли исстари, — подчинить страну, разбитую на территориальные округа, королевским чиновникам и судьям.

Через 200 лет после Хлодвига обе эти задачи были в основном выполнены.

В борьбе за объединение страны потомки Хлодвига обнаружили необыкновенное вероломство и жестокость. Сын Хлодеига Хлотар собственноручно зарезал детей своего погибшего брата, которые могли бы претендовать на престол, и одновременно с тем приказал перебить всех тех, кто мог бы мстить за их смерть.

Правнук Хлодвига Хлотар II стал единственным правителем франков после того, как были убиты его отец и дядя — оба короли — и все те братья, которые были соперниками. Вместе с этими королями погибли и их сторонники, и таким образом значительная часть старой родовой знати, противившейся централизации, была истреблена физически. Остальные смирились.

Ликвидация старых форм самоуправления была осуществлена постепенно. Сначала королевский уполномоченный (сацебарон) появляется в собрании сотни только для того, чтобы потребовать причитающиеся королю судебные штрафы. Эпизодические наезды сменяются постоянным контролем, осуществляемым графом — чиновником, назначенным для управления определенным округом.

Собираемые по традиции общеплеменные сходки, называемые «мартовскими полями», превращаются в военные смотры. Они уже ничего не решают. Законы и приказы здесь только доводятся до сведения.

Об упадке прежнего значения мартовских полей говорит эпизод с Суассонской чашей, рассказанный хронистом Григорием Турским.

Однажды при дележе военной добычи король Хлодвиг заявил ополчению, что помимо своей доли он хотел бы получить еще чашу, взятую при разграблении церкви. Воины ответили, что не могут противиться королевской воле. Но один из них поднял секиру и разрубил чашу пополам, сказав: «Ничего ты не получишь сверх того, что полагается тебе по жребию». Хлодвиг стерпел. На следующий год, когда ополчение собралось снова, король подошел к строптивцу, вырвал у него секиру, бросил ее на землю, заставил за ней нагнуться и в тот самый момент разрубил ему голову: «Так ты поступил с чашею в Суассоне». После этого он приказал ополчению разойтись. И последнее безмолвно подчинилось.

Центральное управление в том виде, как оно сложилось при Меровингах, было сравнительно простым: майордом — первый сановник (а начиная с Карла Мартелла — действительный глава государства), дворцовый граф — юридический советник короля, референдарий — управитель его канцелярии и др. Королевской конницей командует «маршал». Строгого разграничения обязанностей, однако, не существует.

Королевские чиновники награждались имениями, располагали некоторой частью судебных штрафов. С течением времени они превратили эти имения в феодальную собственность, а названия должностей (граф, виконт и пр.) — в почетный наследственный титул. Уже Хлотар П (VI в.) должен был объявить, что должность графа будут замещать только те, кто принадлежит к местной землевладельческой знати. Тем самым был сделан важный шаг к последующему политическому распадению страны.

Переворот 753 года дал франкам новую династию, названную Каролингской по имени ее самого значительного представителя — Карла Великого (768-814 гг.). Франкская держава достигает при нем вершины величия. В результате многочисленных завоевательных походов франкам были подчинены земли саксов, значительная часть будущей Австрии, Швейцарские провинции, северо-восток Испании и пр. В 800 году римский папа провозгласил Карла «римским императором».

5. Англосаксонское общество развивалось медленнее. Общинные порядки держались в нем дольше, процесс феодализации завершился не ранее XI века.

Завоевание и расселение оказали и здесь важное влияние на ход развития. Значительная часть покоренных кельтов была превращена в полусвободных (лотов), обязана повинностями в пользу англосаксонской знати — эрлов. Опираясь на активную помощь короля, его дружины, чиновников, эрлы переходят в наступление на сельские общины, закрепощают крестьян, приобретают иммунитетные грамоты. Рушатся старинные формы общинного самоуправления. Место прежних старшин занимают королевские чиновники.

Англосаксонские правовые кодификации указанной эпохи дают возможность проследить все основные линии в процессе феодализации Британии.

Уже древнейший англосаксонский кодекс — Правда Этель-берга (VII в.) делит людей на несколько групп: так, за убийство свободного человека предусмотрен штраф в 100 шиллингов; за убийство лета — 80, 60 или 40 шиллингов в зависимости от того, к какой категории он относится; за убийство безземельного наймита — 6 шиллингов.

Тем не менее всякий свободный защищается еще одинаковым штрафом. Дело существенным образом меняется с установлением феодальных порядков. В законнике английского короля Альфреда, составленном через 300 лет (около Р90 г.) фигурируют три суммы штрафа за убийство: 200 шиллингов, 600 и 1200. Последний штраф защищал жизнь самых знатных.

Законы короля Альфреда откровенно поощряют «отыскание глафорда», то есть уже известное нам «покровительство». Составленные спустя 50 лет законы Этельстана (около 940 г.) содержат уже категорическое веление: пусть родственники найдут господина тому, кто его не имеет; «не имеющий господина» ставится вне закона, «и кто его встретит, может убить его как вора». Над каждыми девятью крестьянами ставится десятник, обязанный следить за тем, «чтобы девять исполняли положенное».

Процесс возникновения феодального государства в Англии, несмотря на некоторые особенности, во всем основном совпадает с тем, что мы видели у франков. Центральное управление сосредоточивается в руках короля и его совета — витенагемота. Место прежних родоплеменных старшин — элдорменов — занял королевский чиновник. Описанное нами государство называют раннефеодальным. В этом, может быть, не совсем точном термине содержится указание на своеобразный, переходный характер ранней феодальной монархии. Выражая интересы политически преобладающего меньшинства — феодализирующейся военной и чиновной знати, — она в то же время вынуждена была до известного момента уживаться со старинными, идущими от родового общества формами самоуправления. В состоянии перехода находится и все общество. Свободный крестьянин-общинник становится мало-помалу крепостным. Принадлежащая ему — через сельскую обкину — земля переходит в собственность феодалов. Первобытнообщинный строй уступает место феодализму.

В русской историографии последних десятилетий, после многих дискуссий, ранне-феодальный период, как мы его здесь называем и характеризуем, определяют обыкновенно периодом генезиса (происхождения, зарождения) феодальных отношений.

Б. Варварские правды

1. «Варварскими правдами» называют обыкновенно раннефеодальные юридические кодификации германских народов — записи их обычного права. Наиболее известны Салическая правда (по точному наименованию — «Салический закон» — Lex Salica), Рипуарская и Бургундская правды, составленные в V-VI веках н. э. К варварским правдам относятся и те англосаксонские судебники, о которых говорилось выше, а также некоторые другие германские и кельтские юридические сборники, например, ирландский, аллеманский, баварский и др.

Первоначально и греки и римляне называли варварами всякого чужака. Но уже Аристотель сближает понятия «варвар» и «раб». Употребление слова «варвар» по отношению к германцам было для римлян обыкновенным.

«Правдами» принято называть указанные кодификации по аналогии с известной Русской правдой, названной так ее составителями. В Древней Руси слово «правда» означало то же, что мы сейчас называем «правом».

Наше преимущественное внимание мы сосредоточим на Салической правде, самой древней. Временем ее возникновения принято считать конец V столетия — момент расселения франков на завоеванных землях.

2. Юридические обычаи, зафиксированные в Салической правде, касаются главным образом жизни и быта обыкновенной франкской деревни. Мы видим, как неохотно и даже враждебно встречают общинники всякое новое лицо. Достаточно возражения одного из общинников, и чужак должен покинуть селение. Нераспаханные пустоши, леса и выгоны принадлежат всем сообща. Это — седая старина.

Длинные ряды заборов, окружающих пахотные наделы, — это уже новое. «Огороженное место» неприкосновенно, пока не убран хлеб. Только после сбора урожая будет снята изгородь и скоту будет позволено пастись повсюду. Частное и общинное уживаются здесь на основе временного компромисса.

Было бы, однако, преждевременным полагать, что огороженная земля стала частной собственностью. Против этого говорит следующее многозначительное правило: если в семье не остается наследника, пахотный участок возвращается общине (и та передает его тому, кто в нем нуждается).

Не случайно и то, что Салическая правда ни единым словом не упоминает о купле-продаже земли (как это сделает столетием спустя правда Рипуарская).

Германское средневековье сохранило очень сложные и, конечно, старинные формы перехода недвижимости, под которой понималась земля — единственный вид собственности, который «не может погибнуть в огне». Малейшая ошибка в обряде вела к потере права. Из этого следует, что исключительное положение земельной собственности, вызвавшее к жизни манципацию, не было специфическим свойством одной только римской истории. Переход земли из рук в руки (например, от одной общины к другой) был, конечно, возможен и в эпоху Салической правды. Условия его нам неизвестны.

Зато с особым рвением стремится законодатель оградить от посягательств частное хозяйство крестьянина. Судебные штрафы, назначенные за кражу вещей, разработаны так тщательно, что, кажется, не остается ничего, что ускользнуло бы от внимания.

Правда не знает, например, «кражи птиц». Они назначает особые штрафы за кражу ястреба, петуха, курицы, голубя, журавля и т. д. Если говорится о краже свиней, то не иначе как с различением их возраста.

3. Движимое имущество сын и дочь наследовали в равной доле. Но земля переходила только к сыну.

Во всем этом не было намеренной дискриминации женщин. Хотели одного: сохранить земельную собственность в данном роде’.

Когда же рода не стало, отпало и указанное ограничение; эдиктом короля Хильперика (561-584 гг.) устанавливалось, что при отсутствии у умершего сыновей наследует дочь, а если и ее нет — брат или сестра умершего, но не «соседи», как это было раньше.

Салический закон не был общим установлением германцев. Обычаи вестготов допускали женщин к наследованию наравне с мужчинами. У саксов наследство переходило к сыну, но если сына не было, дочери получали все.

4. Древние обычаи германцев допускали установление брака покупкой жены, а еще более древние не исключали похищения (умыкания). Через покупку муж приобретал власть над женой. После его смерти эта власть переходила к свекру, поскольку выкупная плата давалась им. Они оставались в семье. Жена должна была явиться в дом мужа, принося приданое. Разводы, вначале допускаемые, были запрещены по мере усвоения христианства (капитулярием 744 г.)

Ко времени Салической правды эти обычаи уже отмирали. Место выкупной платы заняли вещи или деньги, которые муж приносил жене в качестве так называемого утреннего дара (в награду за невинность)

В Русской Правде (Простр. ред.), ст. 90: «Если умрет смерд наследство князю: если у него в дому будут дочери то им дать выдел; если они будут замужем выдела им не давать».

5. Среди разного рода сделок особое место принадлежит займу. Долгового рабства Салическая правда уже не знает. Зато имущественная ответственность должника становится очень строгой. После просрочки платежа кредитор трижды являлся к должнику (со свидетелями), и каждый раз сумма долга возрастала на три солида. Конфискация имущества должника производилась графом.

6. У всех народов земли с незапамятных времен существовал (а кое-где существует и до сих пор) обычай кровной мести.

Объяснение ее не так просто, как может показаться, но несомненно одно: в догосударственном обществе защита жизни, имущества и чести может осуществляться только членами того коллектива (рода или племени), к которому принадлежит или принадлежал пострадавший.

Несмотря на различия в формах осуществления и способах мести, свойственных разным народам, общим является убеждение в том, что без мести нет вечного покоя убитому. Традиции и соответствующее воспитание поставили кровную месть выше всех других человеческих чувств. Для нее не существует препятствий, и никакая опасность не может ее остановить.

Мстя за смерть Патрокла, Ахиллес убивает Гектора. Напрасны мольбы. Герой не хочет выкупа даже за мертвое тело. Ему кажется недостаточным выбросить его на растерзание псам. «Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части, тело сырое твое пожирал бы».

В скандинавской «Эдде» жена, мстя за смерть братьев, убивает детей, рожденных от убийцы-мужа и во время торжественного пира угощает его их сердцами.

Не только старинные хроники, но даже рыцарские романы германского средневековья наполнены описанием непомерных жестокостей, совершаемых из мести.

Возникнув как средство самозащиты, кровная месть надолго переживает эпоху и условия, сделавшие ее необходимой.

Ничто не доказывает так ярко, как кровная месть, что обычай, возникнув из определенных материальных условий, обладает такой степенью самостоятельности, такой способностью оторваться от своей причины, что оказывается возможным передавать его в качестве священного завета многим будущим поколениям, живущим в других условиях.

Подобно тому, как всякий, кто принадлежал к одному роду, мог сделаться мстителем, так всякий, кто принадлежал к другому роду, мог сделаться жертвой мщения. У многих народов, например, у древних норвежцев считалось особенным достоинством убить именно лучшего из вражеского рода. Ничем не сдерживаемая месть превращалась в войну, которая велась до тех пор, пока не сравняется число жертв с обеих сторон.

Германские правды были составлены в то время, когда кровная месть была уже пережитком. Она стала особенно страшной с переходом к оседлости, с усовершенствованием оружия, с распадением старых родовых коллективов. Самосуд и государство находились в явном противоречии. Тем не менее правды хотя и ограничивают, но не вовсе запрещают кровную месть.

«Кто мстит за причиненный всем нам ущерб, — говорит составленный в Х веке Судебник Лондона, — пусть делает то, что делает».

Составленная пятью столетиями раньше, Салическая правда, конечно, содержит указания на кровную месть. Если преступник настолько беден и настолько «безроден», что не может собрать денег для своего выкупа, «он должен уплатить своей жизнью».

Тем не менее как Салическая, так и другие правды скорее запрещают, чем поощряют месть. Она во всех случаях запретна, когда нет умысла, а значит, и вражды. С этого, по-видимому, начинается ограничение кровной мести вообще. Где нет вражды, там достаточно возмещения ущерба.

Наряду с этим запрещается кровная месть за ранение, а затем обычай убивать лучшего в роде.

Единого правила, конечно, не было. Саксонские обычаи ограничили круг ответчиков убийцей и его- сыновьями: бургундские обычаи исключают уже и сыновей — только убийца должен ответить смертью.

Ограничивается и круг мстителей. Ими оказываются теперь самые близкие к убитому — отец, сын, брат. Наконец, наступает ограничение кровной мести во времени.

Исландские обычаи разрешали месть до ближайшего народного собрания; после того приносилась жалоба в суд. Наоборот, английские законы (законы Эдмунда) отсрочивали месть на 12 месяцев, с тем чтобы унять страсти и дать возможность убийце собрать деньги для штрафа.

7. Пока человек потреблял все то, что добывал, для кровной мести не было замены. Единственной платой за жизнь и страдание оставались жизнь и страдание.

Новая эпоха в системе наказаний открывается с накоплением богатств внутри рода, а затем и семьи. На смену кровной мести приходит штраф.

Переход к штрафу взамен мести происходил непросто. Первые акты подобного рода встречались нескрываемым презрением. Принимать деньги за кровь ближнего, в особенности отца или брата, считалось несмываемым позором.

Соглашение о штрафе прикрывалось разнообразными формами примирения сторон. Центральным пунктом его становятся унизительные формы «покоры», обязательные для виновного. В славянской Далмации, например, убийца должен был ползти до могилы убитого с саблей на шее. Нечто подобное имело место в Польше и Чехии. Германская форма покоры производила большое впечатление. Могила убитого оставалась раскрытой. Рука его отрезалась и хранилась в семье. Виновный трихады просил прощения. Только после этого ему отдавали руку. На нем лежала обязанность бросить ее в могилу и закопать тело.

В самое раннее время размер штрафа должен был в каждом отдельном случае устанавливаться соглашением сторон. Многие народы сохраняли этот порядок, не зная никакого другого.

Германские правды знают уже только твердо фиксированные суммы штрафов по всем тем видам правонарушений, которые они упоминают.

Штраф за убийство они называют вергельдом — «ценой человека».

Русская правда называет такой штраф «вирой», Литовский статут — «годовщиной», польские законы — «гловой» и т. д. Римское «капут» точно так же означало «голова» — «цена головы».

При первобытнообщинном строе он выплачивался скотом’. Салическая правда назначает штраф в римских монетах — «денариях» и «солидах».

Убийство свободного франка искупалось уплатой 200 солидов. На эти деньги можно было купить не менее 100 быков.

8. Как и некоторые другие германские сборники права, Салическая правда назначает неодинаковые штрафы за убийство свободного мужчины, свободной женщины и свободного мальчика. В двух последних случаях вергельд повышается в три раза.

Имеется в виду женщина, после того как она стала рожать. За убийство женщины, которая рожать не может, назначается 200 солидов.

Саксонская и Рипуарская правды варьируют тот же принцип, Первая назначает двойной вергельд за убийство девушки, которая еще не рожает (но будет рожать), одинарный — за убийство женщины, переставшей рожать.

Баварская правда пытается подвести под это правило моральный критерий: женщина «не может защищаться с оружием в руках»; «если же по смелости сердца пожелает бороться как мужчина — не будет двойной ее композиция» (возмещение, штраф).

Объяснение это показывает, что составителям Баварской правды дифференциация штрафов по признаку пола была столь же неясна, как и нам: настолько древним был этот обычай. Тем более что убийство «лишних» новорожденных девочек не воспрещалось ни у германцев, ни у славян.

Тацит так и пишет о германцах: «Даже убийство может быть искуплено известным количеством скота крупного и мелкого».

Весьма вероятно, что помимо определенных моральных критериев, на которые указывает Баварская правда, сказывалось стремление к восполнению угрожающей убыли в мужчинах, вызванной войнами и кровной местью.

У вестготов — другого германского племени — наибольший штраф назначался за убийство мужчины от 20 до 50 лет и женщины от 15 до 40 лет.

9. Обычай, предусматривавший разный вергельд в зависимости от общественной ценности лица, таил возможность дальнейшей дифференциации по признаку его общественного положения. А это не одно и то же. Указанная возможность была широко использована государством.

Прежде всего короли стали добиваться повышенной защиты для себя и своих слуг — администрации, дружинников, всех «верных» вообще. Реализуя соответствующий интерес, Салическая правда устанавливает за их убийство тройной вергельд.

Всякий же, кто стоит ниже свободного франка -римлянин или полусвободный, — защищается значительно меньшим вер-гельдом. Убийство раба влечет за собой лишь возмещение его рыночной стоимости.

10. Необычайная детализация имеет место при оценке ранений. В некоторых правдах предусматривается, что размер штрафа зависит от величины раны, измеряемой в дюймах. Общим принципом является то, что за более тяжкое повреждение следует больше платить. Большой палец правой руки дороже всякого другого, а самый дешевый — средний. Если отнято ухо, назначается одна цена, если утерян слух — вдвое большая (Рипуарская правда); когда глаз выбит, говорит Аллеманская правда, — 40 солидов, если поврежден, -20 и т.д.

Если ранение повлекло за собой искалечение, потерю трудоспособности и воинских качеств, назначалась известная часть вергельда, обычно половина. Если в результате ранения наступала смерть, назначался полный вергельд, хотя бы между ранением и смертью лежит значительный срок (по лангобардскому праву — даже год).

II. Внимание юриста в особенной степени привлекали те статьи правд, которые содержат попытку поставить наказание в зависимость от таких обстоятельств, как умысел и неосторожность, прямой и косвенный умысел (субъективная сторона), отягчающие и смягчающие вину обстоятельства. В этой крайне важной области современного уголовного права законодатель древности делает лишь самые первые шаги.

В одном из англосаксонских кодексов различение умышленного и неумышленного убийства сводится лишь к постановке вопроса. Наказание в обоих случаях одинаково, ибо есть закон: «Кто не ведая преступает, ведая платит». Тот, кто, целясь в одного, убил другого, платит полный вергельд или умирает сам.

Законы германского племени фризов повелевают то же: кто убил случайно выпущенной стрелой, платит, как за убийство. Так же было и у тюрингов,

Проблема возникала, но решение ее долгое время не давалось. Система композиций преследовала возмещение вреда, а вред не зависел от субъективной стороны преступления.

Саксонская правда не составляет исключения. Если, говорится в ней, меч выскользнул и ранил, платят, как обычно. Но, как уже говорилось, и Салическая, и Рипуарская правды признают одно исключение: кто убил без умысла, не подлежит кровомщению.

Как ни старались судьи держаться старины, жизнь была неумолима в постановке новых вопросов. Один погнался за другим с намерением ограбить, а тот поскользнулся, упал и разбился насмерть. Другой отнял у человека меч, а тот сделался объектом нападения и, будучи безоружным, не смог защитить свою жизнь и т. д.

Германское право отвечало на них с первобытной простотой: основанием для назначения вергельда должно считать ве намерение виновного, а конечный результат.

Судьи, конечно, видели, что прямого умысла здесь нет. Преступник не хотел того, что произошло. Но система композиций вынуждала все это игнорировать.

В том, что касалось внешних обстоятельств (объективной стороны) преступления, германские правды обнаруживают большее богатство содержания. Грабеж карается строже кражи, изнасилование скопом — тяжелее обычного и т. д. Законодателю уже не безразлично, какими средствами совершено преступление (например, кража со взломом влечет больший штраф, чем простая, и т. д.).

12. В самое раннее время судебный штраф — композиция — шел в пользу семьи пострадавшего и его рода. С переходом судебных функций к государству обыкновенно одна треть штрафа стала уплачиваться ему.

Уплата штрафа была первоначально делом рода. С конца VI века преступник был обязан платить сам. Последствия этой меры были трагическими для простого народа. Там, где знатный и богатый откупался, крестьянин платился головой.

Следы системы композиций до сих пор сохраняются в нашем языке. Мы говорим «искупить вину». Само слово «вина» означало, должно быть, долг, обязанность. Отсюда «повинность», отсюда выражение «повинен платить». То же самое германское «шульд» — и долг, и вина.

13. В период родового строя верховные судебные функции должны были, как уже говорилось, принадлежать собранию рода; и виновный отвечал непосредственно перед ним.

В эпоху Салической правды многое изменилось. Действительная судебная власть оказалась в руках коллегии, состоявшей из семи избранных народом рахинбургов.

С усилением королевской власти старинный председатель судебных собраний — тунгин — уступает место графу. При Карле Великом перестают избирать и самих рахинбургов. На смену им приходят назначенные властями скабины. Исчезает последний оплот народной свободы.

14. Старинные обычаи германцев, равно как и других народов, требовали, чтобы судебное дело возбуждалось не иначе как по заявлению потерпевшей стороны. На ней же лежало формулирование обвинения и представление доказательств. Такой процесс получил название обвинительного.

Исключение из этого правила делалось только ради таких преступлений, которые существенным образом затрагивали общий интерес (измена, бегство с поля боя и т. д.). Виновные в этих преступлениях наказывались по инициативе властей. Изменников, по обыкновению, вешали на дереве, трусов топили в болоте и забрасывали хворостом.

Никакого предварительного расследования, конечно, не было. Судья должен был ограничиться доказательствами, которые представляли стороны. При этом он знал, что не может полагаться на достоверность свидетельских показаний: что бы ни случилось, родич не станет показывать против родича, а человек, принадлежащий к враждебному роду, говорить в пользу противника.

Когда не удавалось добиться признания — на чем сосредоточивались основные усилия, — судьи апеллировали к богу. В этом сказывались, с одной стороны, бессилие, неспособность суда установить истину «земными средствами» и, с другой — вынесенное из прошлой (дохристианской) эпохи убеждение, что знающий правду бог укажет на виновного. Не прямо, а косвенно, каким-нибудь знаком, который надо разгадать.

Так рождается ордалий — «суд божий», состоящий в испытании (не пытке!) соответствующей стороны в процессе. Наиболее распространенными способами ордалия в праве германских народов были испытания водой, железом и огнем. Особой формой ордалия был судебный поединок.

При испытании водой обвиняемого бросали в реку, связав по рукам и ногам. Если он тонул, то признавался невиновным. Считалось, что вода как чистая стихия не принимает виновного. Даже и много позже существовало убеждение, что «ведьма не тонет».

Другое испытание состояло в следующем. Надо было достать из котелка с кипятком какой-нибудь предмет, часто кольцо. К этому виду ордалия примыкает испытание железом. Взяв в руки раскаленный кусок железа, следовало сделать с ним несколько шагов. В обоих этих случаях руку, поврежденную испытанием, смазывали жиром, бинтовали и давали заживать. Через несколько дней «сведущие люди» осматривали ее. Если рубцы заживали хорошо — человек считался невиновным.

Большое распространение имел судебный поединок. Он назначался во всех тех случаях, когда ответчик обвинял истца в намеренной лжи.

«Раз человек объявил, что будет драться, — пишет Монтескье,- он уже не мог отступать, в противном случае суд приговаривал его к наказанию. Отсюда возникло правило, что, если человек дал слово, честь не позволяет взять его назад». Трудно сказать, насколько такое объяснение верно.

С возникновением феодальных отношений поединки между лицами, принадлежащими к противоположным классам, стали невозможны (за редким исключением). Дворяне дрались на конях и своим оружием, крестьяне — на дубинках.

Лесной стражник донес как-то королю Гунтрамну, что некий знатный франк по имени Хундо осмелился стрелять дичь в королевских лесах. Хундо обвинил лесника во лжи, и им обоим был назначен поединок. Как знатный Хундо имел привилегию выставить вместо себя «чемпиона» — профессионального бойца. Бой состоялся, чемпион уже побеждал лесника, когда последний ударом кинжала решил дело в свою пользу. Хундо был тотчас схвачен и казнен: поединок «подтвердил» его виновность.

Своеобразным видом ордалия служила клятва, выступавшая в форме соприсяжничества: обвиняемый отрицал обвинение клятвой, но вместе с ним должны были клясться и те, которых он приводил с собой в качестве своих соприсяжников. Число последних различалось в зависимости от важности дела. Салическая правда назначает в одних случаях 6, в других — 72 соприсяжника.

Соприсяжник не свидетель (нельзя ведь заранее установить число свидетелей). В его задачу входит одно — удостоверить клятвой (присягой), что тот, кого обвиняют, не мог совершить преступление.

Вот как это описывает французский историк О.Тьерри: «Обвиняемый в сопровождении всех людей, которые присягали вместе с ним, должен был войти в круг, образуемый скамьями судей. Из сопровождавших его тридцать шесть становилось по его правую сторону, а тридцать шесть по левую. Затем, после вопроса главного судьи, он вынимал из ножен меч и клялся на оружии, что он не виновен, после чего присягающие вместе с ним одновременно обнажали свои мечи и приносили такую же клятву».

Если хоть один из соприсяжников, а тем более обвиняемый, сбивался, дело считалось проигранным.

Когда Карл Великий приказал короновавшему его папе очиститься от тяготевших над тем обвинений, было проделано следующее. Папа присягал вместе с 28 соприсяжниками, стоявшими взявшись за руки. После произнесения текста присяги все они должны были несколько минут простоять в неподвижности: малейшие движения (как и оговорка) служили признаком виновности. С распадением родовых связей и ростом бедности крестьянину все труднее становилось прибегать к рискованной помощи соприсяжников. Но тем легче это было сделать знатному сеньору, окруженному вассалами и дружиной.

Христианство прибавило к старинным испытаниям несколько новых видов: клятву на Евангелии, на святых мощах, испытание крестом.

Последнее заключалось в следующем: обвинитель и обвиняемый стояли в церкви, держа руки «на уровне плеч». Тот, кто раньше опускал их, признавался виновным.

Христианские клятвы на священных предметах в силу простоты и легкости их стали орудием бесчестных людей. Ложно присягая, они завладевали чужим имуществом и оставались безнаказанными. Поэтому судьи предпочитали старинные способы доказывания.

Глава пятая Расцвет феодальных отношений в Западной Европе

А. Основные классы феодального общества

1. В 843 году внуки Карла Великого, не сумев поделить власть над обширной империей, сочли за лучшее поделить саму империю. По договору, заключенному в Вердене, империя Карла Великого была разделена на три части, соответствующие (в основном) нынешним Франции, Германии, Италии.

Раздел этот был выявлением установившегося уже господства феодальных отношений, показателем их полной победы и расцвета. Мы можем с известным основанием указывать на середину IX столетия как на конец раннефеодального государства, как на начало периода расцвета феодальных отношений во Франции, Италии и в некоторых наиболее развитых областях Германии.

Неравенство феодалов и крестьян, ставшее фактом, было дополнено открыто провозглашенным «богоустановленным» формальным неравенством. Все, что относилось к положению дворянства и духовенства, сделалось их правом-привилегией; все, что касалось крестьянина, стало (по большей части) его обязанностью.

2. Важнейшей сословной привилегией дворянства и духовенства Франции сделалось право собственности на землю. Когда ревизии обнаруживали свободных крестьян-собственников, их заставляли переходить под власть помещика.

В неразрывной связи с этим находится власть помещика над крестьянином, его право судить и наказывать без суда.

В целях осуществления своей власти над крестьянством дворянство образует союз, построенный на началах сословной иерархии, сюзеренитета-вассалитета.

Высший слой французского феодального класса составляли герцоги и графы, бывшие вассалами самого короля. С распадением Франции на уделы они сделались независимыми господами в своих землях.

Ниже их — вассалы второй ступени — «бароны». Они «держат» свои земли от герцогов и графов. Еще ниже — мелкие дворяне — рыцари.

В основе вассалитета лежало наделение землей. Вассал обязан был в пользу сеньора ежегодной военной службой в течение 40 дней; участием в суде и совете сеньора; денежной помощью в некоторых особых случаях (например, когда сеньор оказывался в плену и нужно было его выкупить).

Вассалитет устанавливался, как уже говорилось, оммажем: вложив свои руки в руки сеньора, вассал объявлял себя его «человеком». Сеньор отвечал «поцелуем мира». Затем следовала инвеститура — передача лена, совершаемая через вручение перчатки.

Разрыв вассальных отношений был возможен в строго определенных случаях: когда вассал начинал войну против сеньора или не подчинялся решениям его курии; когда, наоборот, сеньор отказывал вассалу в защите или совершал по отношению к нему или членам его семьи акты насилия.

Феодально-зависимое крестьянство Франции делилось на две основные группы: сервов и вилланов.

Положение серва было всего тяжелее. Его повинности не были точно определены и могли изменяться по произволу помещика. Его можно было продать с землей и без земли. Всякий раз, продавая что-нибудь, серв испрашивал разрешение господина. Заступая место умершего отца, серв обязан был платить особый взнос. Согласие на брак серва точно так же покупалось специальным взносом. Во власти господина было, наконец, заточить крепостного, а если угодно, то и казнить.

Обязанности серва подразделялись на поземельные и личные. Среди поземельных повинностей выделяются барщина (отработки) и талья — особый налог, размер которого не был точно установлен. Помимо этого, существовали многочисленные подати натурой — зерном и скотом. Личные повинности — это обязанность за особую плату молоть зерно на господской мельнице, продавать только на господском рынке и пр.

Вилланы платили поземельную ренту — чинш. Помимо нее существовали еще шампар — подать из части урожая — и талья. Все эти повинности были более или менее определенными. Барщина виллана не превышала обычно 10 дней в году. От многих личных повинностей он был свободен. 3. По-особому сложилась история феодальной Англии. В 1066 году Англия была завоевана герцогом северо-французской провинции Нормандии Вильгельмом Завоевателем. Сопротивлявшаяся завоеванию англо-саксонская знать была большей частью истреблена. Ее земли стали добычей Вильгельма и его баронов.

Всякий, кто получил землю от Вильгельма, будь то «великий барон» или просто рыцарь, сделался вассалом короля, его непосредственным держателем. Промежуточного звена, как во Франции, не было. Континентальное правило «вассал моего вассала — не мой вассал» не действовало в Англии. Вследствие условий дележа земельные владения нормандской знати не составляли единых массивов, были разбросаны по всей стране. Наконец, в отличие от порядков, царивших на континенте, вассалы короля обязаны были ему не только военной службой, но и денежными взносами.

Указанные обстоятельства усиливали власть короля и его администрации в отношении баронов. К тому же львиную долю добычи — одну седьмую всех земель Англии — король оставил себе. Ни один из вассалов не мог сравняться с ним по богатству.

Объяснение всему этому следует искать, по-видимому, в том упорном и продолжительном сопротивлении, которое оказали захватчикам англосаксонские крестьяне. Вооруженная борьба не прекращалась в течение многих десятилетий. Баронам Вильгельма не оставалось другого выхода, кроме как терпеть усиление короля: без сильной центральной власти было бы невозможно удержать Англию.

Через 20 лет после завоевания, в 1086 году, в Англии была проведена перепись населения, земли, орудий труда. Все сведения записывались в реестр, получивший название «Книги страшного суда» (намек на тот «страшный суд», который верующие ожидают для себя на небесах). Сообразно с результатами переписи было организовано налоговое обложение. Значительная часть крестьян, остававшаяся свободной, было переведена в разряд крепостных. Они назывались вилланами, но по своему положению были близки французским сервам. Лично свободных крестьян осталось не более 12 процентов.

4. Слабо затронутая римским влиянием Германия (особенно восточная часть) дольше других европейских стран сохраняла пережитки родовых отношений. Феодализм побеждает здесь не ранее XI века.

Складыванию основных классов Германии способствовала военная реформа короля Генриха Птицелова (919-936 гг.). Каждый, кто мог являться на войну в качестве конника, зачислялся в привилегированное сословие; все другие — в податное.

На вершине привилегированного сословия оказались светские и церковные князья. В своих обширных уделах они очень рано стали правителями, мало зависящими от центральной власти.

Вассалами князей сделались графы. От них держали земли так называемые свободные господа. Нижний слой дворянства составили рыцари.

Крестьянство Германии распадалось на три основных группы: крепостных, чиншевиков, свободных. Последних было очень мало.

Б. Государственный строй

Как мы уже говорили, всюду, где феодальные отношения побеждают окончательно, обнаруживается одна неизменная тенденция: политический распад, образование более или менее самостоятельных сеньорий (уделов), падение силы и значения центральной власти. Помешать осуществлению этой тенденции или задержать ее могут только исключительные обстоятельства, примером которых может служить завоевание Англии в 1066 году.

1. В течение Х-Х1 веков реальная власть французских королей не выходила за пределы небольшого района во главе с Парижем и Орлеаном. Все, что было за пределами этого района, — Нормандия, Анжу, Бургундия и т.д.- управлялось своими собственными сеньорами: герцогами, графами, маркизами.

Сами короли были долгое время избираемыми, и потому наследники престола спешили короноваться еще до того, как получали власть, — при жизни отца.

Земельные раздачи, участившиеся после реформы Карла Мартелла, уменьшили собственный земельный фонд короны, ее домен. Король сделался беднее многих своих вассалов.

Государственная казна была почти пуста. В силу своих привилегий дворянство и духовенство не платили налогов. Судебные штрафы шли теперь тем, кто осуществлял суд, то есть сеньорам.

Без денег не было сколько-нибудь значительной армии, а без нее не было и влияния. Власть короля поневоле ограничивалась доменом. Здесь его помощниками были некоторые высшие сановники вроде великого коннетабля или канцлера (первый командовал армией, второй руководил канцелярией). Кроме того, при дворе находилось некоторое количество советников, судей, дипломатов, которых предусмотрительно набирали из мелких дворян и даже горожан: они были послушнее, ими легче было командовать.

Своих окружных начальников — прево — короли точно так же набирали из простых людей. Прево получал на откуп определенный округ, обязуясь собирать налоги для короля, командовать ополчением и гарнизоном, судить крестьян королевских имений. Над ним стоял бальи, уже из дворян. В отличие от старого графа каролингов бальи не передавал своей должности по наследству, и король в любое время мог сместить его.

Благодаря этому порядку в своем домене короли имели преданную администрацию. Она сыграла свою роль, когда настало время «собирать» Францию.

Важное значение имело царствование Филиппа-Августа (конец ХП — начало ХШ вв.), особенно его победы над Англией, в результате которых к домену были присоединены Нормандия, Мен, Анжу и часть Пуату, бывшие до того собственностью английской короны. Домен увеличился в пять раз.

В середине XIII столетия Людовик IX (Святой) проводит три важные реформы, которые имели целью ослабить полновластие вассалов короля, — судебную, военную и монетную».

Судебная реформа предусматривала создание верховной судебной палаты, которую стали называть «парламентом». Служащими парламента стали главным образом профессиональные юристы (легисты), люди незнатного происхождения. .

Введенные вместе с тем новые правила судопроизводства ставили королевскую юстицию на более высокий уровень в сравнении с юстицией сеньориальной.

Судебные поединки (ордалии) в королевском суде были запрещены. На приговоры и решения низших судов допускалась апелляция к суду парламента. Было отменено старинное правило, согласно которому недовольная приговором сторона могла вызвать на поединок самого судью.

Военная реформа установила «40 дней короля». В течение 40 дней после ссоры сеньоры могли требовать королевского суда. Обнажать оружие до истечения срока им запрещалось. Третья реформа заключалась в введении единой для всей

страны монеты.

В каждой крупной сеньории была своя монета, своя система права, а нередко и своя система мер и весов. Все это очень мешало зарождающимся рыночным отношениям. Короли начали с монеты. Благодаря своему лучшему качеству она должна была вытеснить из обращения местные деньги. Легко понять, что это значило для королевских финансов.

2. Завоевание 1066 года предотвратило, как уже говорилось, распадение Англии на самостоятельные уделы. Не бароны, но только шерифы, полицейские чиновники, поставленные королем во главе округов, распоряжались местными делами.

Благодаря налогам финансовое ведомство, возглавлявшееся верховной счетной палатой («палата шахматной доски»), прочно удерживало за собой значение властной общегосударственной службы.

Значение королевских судов, и без того немалое, было еще усилено реформами короля Генриха II (1154-1189 гг.).

Одна из них вводила новый порядок судопроизводства по спорам о земельной собственности. Каждый свободный человек Англии мог за известную плату перенести имущественный спор в один из высших судов королевства. Здесь не применялись ордалии. Расследование производилось через свидетелей, дававших свои показания под присягой, и это было, конечно, шагом вперед.

Не меньшее значение имела реформа уголовного судопроизводства. Она положила начало расследованию через присяжных и в какой-то степени суду присяжных.

Практически депо обстояло так. Посланные из столицы судьи, регулярно объезжавшие графства (административные округа), — так называемые разъездные судьи, — явившись на место, вызывали к себе 12 местных помещиков (рыцарей) и наиболее зажиточных крестьян (по 4 от каждой деревни). Они должны были под присягой сообщить о преступлениях, совершенных в округе или деревне за время, прошедшее с момента предыдущей сессии суда, указать на виновных. На основании их показаний выносился приговор. В сомнительных случаях прибегали к ордалиям и клятвам.

Разъездные судьи принадлежали к учреждению, которое возникло при Генрихе П, — «суду королевской скамьи». В противоположность ему был создан суд с постоянным местопребыванием в столице — так называемый суд общих тяжб.

3. По мере поглощения нормандских завоевателей коренным населением Англии утихали национальные антагонизмы. Потеря Нормандии и других французских областей, принадлежавших Англии, способствовала этому.

Вместе с тем ослабевали и связи, существовавшие между английской знатью и троном. Антагонизмы обострились при короле Иоанне Безземельном, неудачными войнами и еще более тяжелыми поборами доведшем страну до разорения, а подданных до бунта. Каплей, переполнившей чашу терпения, была капитуляция короля перед могущественным римским папой, вассалом которого Иоанн Безземельный обязался стать.

В 1215 году бароны Англии в полном вооружении подступили к стенам королевской резиденции. С ними заодно выступали мелкое рыцарство и горожане.

Коалиция была непрочной. Бароны хотели подчинить себе короля и добиться независимости в своих манорах (поместьях). Рыцари и горожане были не против королевской власти, но добивались отказа от произвольных поборов и расправ.

Под давлением обстоятельств Иоанн вынужден был подписать документ под названием «Великая хартия вольностей».

Основные положения хартии, которым последующая политическая история Англии придала наибольшее значение, сводятся к следующему.

1. Король обязывается соблюдать феодальные обычаи в своих отношениях с вассалами; не вмешивается в юрисдикцию феодальных курий.

2. Налоги и сборы могут взиматься не иначе как по решению «общего совета королевства» (что означало по существу восстановление баронской курии).

3. Всякий арест должен быть основан на показаниях, «заслуживающих доверия свидетелей».

4. Ни один свободный человек не может быть заключен в тюрьму, изгнан из страны, лишен имения, поставлен вне закона и т. д. «иначе, как по законному приговору», вынесенному равными по положению судьями («пэрами»), и «по законам страны».

5. Соблюдение хартии должен гарантировать совет из 25 баронов, наделенный правом «принуждать и теснить» короля «всеми способами, какими только может».

Будь эта хартия осуществлена на деле, Англия сделалась бы ареной феодального самоуправства, страной столь же раздробленной, как, скажем, Германия. Этого, однако/не случилось и главным образом потому, что падения центральной власти не хотели ни города, ни мелкое рыцарство.

Тотчас по окончании смуты Иоанн отказался от хартии. Римский папа его поддержал. Но хартия уцелела. В 1216 г. Иоанн Безземельный умер. Его наследник, малолетний Генрих Ш, уступая баронам, подтверждает хартию. Такого рода подтверждения сделались своего рода традицией (44 раза между 1327 и 1422 годами).

Свое подлинно новое существование она начнет в период, предшествующий английской революции, в ХУП веке, когда знаменитый судья Кок извлечет ее из архива и, отряхнув «пыль веков», истолкует в интересах ликвидации абсолютизма, расширения парламентских и судебных полномочий. Общие формулировки хартии, продиктованные социальным составом коалиции 1215 года, в особенности постоянное упоминание «свободных людей», облегчили депо, за которое ратовал Кок. Признанная официальной политической доктриной послереволюционного правительства, хартия становится символической частью неписаной английской конституции.

6. В середине Х столетия германскому королю Оттону 1 удается захватить север и центр Италии, после чего он объявил себя «римским» императором. Созданная им империя получила в XII столетии название «Священная Римская империя германской нации», сохранившееся до 1806 года.

Благодаря политике завоеваний власть первых германских императоров была по временам весьма значительной. Но так продолжалось недолго.

По мере того как несколько заторможенный процесс феодализации завершался и в Германии, распад страны на уделы сделался неизбежным. С течением времени образуется небольшая группа наиболее сильных князей — избирателей трона, так называемых курфюрстов. Наиболее важные должности в центральном правительстве делаются их наследственным леном. Император стал не вполне волен в выборе сановников.

Происхождение курфюрстов различно. Одни из них — потомки чиновников эпохи Каропингов. Другие нажились и выдвинулись во время междоусобиц. Герцогом Баварии становится, например, бывший маркграф, а герцогом Саксонии — ловкий придворный, сумевший породниться с самим королем, и т. д.

Графы добиваются герцогской короны, а добившись, устраивают церемонии «коронации», обзаводятся собственным двором, чеканят монету, издают законы.

Феодальная раздробленность Германии была закреплена «Золотой буллой» 1356 года. Избрание германского императора стало делом курфюрстов. Они признавались самостоятельными в своих владениях. При этом одни «князья империи» могли вести войны с другими «князьями империи». Решение всех важных дел империи было опять-таки делом коллегии курфюрстов.

С этого времени империи как единого государства не стало. Связь ее частей, как и власть императора, сделалась номинальной. «Основным законом немецкого многовластия» справедливо назвал К. Маркс «Золотую буллу».

Глава шестая

Сословно-представительная монархия в странах Западной Европы

А. Перемены в общественном строе. Выдвижение городов

1. В течение Х.Ш-XIV веков существенным образом меняется экономический облик западноевропейских государств. На месте прежних деревень выросли города. Вместе синими упрочиваются торговые связи между областями всей страны.

Большая часть городов находилась на земле феодальных сеньоров. Из этого следовало, что управление городами и суд находились в ведении сеньора или его агентов; в казну сеньора поступали налоги и сборы, большей частью произвольные, которые должны были платить города.

Феодальные поборы сделались особенно нетерпимыми после крестовых походов Х1-ХП веков, когда на местные рынки хлынули восточные товары и нужны были деньги на то, чтобы их покупать.

До этого времени феодальный барон, несмотря на все свое могущество, не имел представления о нижнем белье и отдельной посуде, ходил в грубой домотканой одежде, довольствовался самодельным вином и имел весьма неопределенное представление о бане и чистоплотности.

Во время и после крестовых походов в Европу были привезены новые злаки (рис, сахарный тростник), фруктовые деревья, ранее неизвестные (абрикосы, лимон и др.).

Еще большее значение имели новые товары: шелк и ситец, атлас и бархат, ковры и кисеи.

Рыцарские дома наполняются предметами роскоши. Вооружение рыцаря пополняется арбалетом, сам он надевает теперь кольчугу. Появляются новые кушанья, сласти, сахар, сиропы и пряности. Развивается вкус к новым видам одежды (кафтанам, бурнусам) и обуви. Вместе с тем развиваются и новые виды ремесленной деятельности.

Тяготясь своим зависимым положением, своим бесправием, города, и прежде всего большие и богатые, пытаются купить себе самоуправление за деньги, а чтобы защитить его, обзаводятся собственной военной силой. Городские восстания следуют одно за другим, сливаясь нередко с восстаниями окрестных крестьян.

В начале XII века французский город Ланн, принадлежавший епископу Годри, за огромные деньги купил у него право на самоуправление. Вместе с тем было уничтожено крепостное положение горожан.

Не надеясь на слово и грамоту Годри, Ланн отправил послов к королю Людовику VI, чтобы тот — и опять-таки за деньги — подтвердил вольности города. Король взял деньги и дал клятву.

Через несколько лет Годри истратил деньги и пришел к мысли уничтожить и вольности и «коммуну» (самоуправление) Ланна. Перед тем как осуществить свой замысел, он за 700 ливров получил согласие короля. Когда город узнал об уничтожении своей свободы, началось восстание. Годри был схвачен и убит. Дома дворян были преданы огню.

Для расправы с горожанами король отправил войска. Сотни людей были уничтожены. Их трупы были брошены на съедение собакам. Тем не менее город, вновь восстановленный, продолжал борьбу. В конце концов в 1128 году он добивается новой хартии, и тот же Людовик VI подтверждает ее. Свободное устройство было признано вновь.

В борьбе за вольности города находили нередко поддержку в среде мелкого дворянства, недовольного зависимостью от сеньоров. Но чаще всего города искали поддержки при дворе.

Интересы короля и городов во многом совпадали. Король хотел единства страны. Города еще больше нуждались в нем: оно обеспечивало безопасность дорог, широкие рыночные связи, единую и полноценную монету и пр. Король добивался ограничения власти вассалов. Того же хотели и города.

На этой основе возникает неписаный, но вполне реальный договор: города дают королю деньги и солдат, короли обеспечивают городам защиту от феодальных притеснений.

2. Важные изменения происходят в положении крестьян. Что-; 1 удовлетворить свои новые запросы, помещик нуждался в деньгах. Для этого он переводит натуральные повинности в денежные. Свободные и заброшенные земли стремятся заселить кем угодно, лишь бы за них платили. Не расставаясь с прямым насилием, с внеэкономическим принуждением, феодал одновременно задумывается над средствами экономического стимулирования крестьянина.

Так возникает цензива — новая форма крестьянского феодального землевладения. Обрабатывающий цензиву крестьянин может по своей воле переходить с места на место (в том числе уходить в город). Цензива свободно передается по наследству. Ее можно продать, однако, с тем чтобы новый хозяин нес те же повинности. И самое главное: за цензиву уплачивается твердый ежегодный денежный взнос (ценз).

Во Франции переход к цензиве начался в ХШ веке. С течением времени она становится здесь основной формой крестьянского держания.

В Англии переход от натуральнмх повинностей к денежным начался еще раньше и происходил еще более активно. В XIV веке основная масса английских крестьян переходит в разряд лично свободных.

Немецкие феодалы точно так же переводят крестьян на денежные взносы, сохраняя, впрочем, некоторые натуральные.

Личная свобода была, конечно, благом. Более свободный имущественный статус также. Однако степень эксплуатации крестьян не уменьшалась. Победное шествие денег и товаров не предвещало им ничего, кроме дальнейшего сохранения, а порой и усиления гнета и нужды.

Причины освобождения крестьян хорошо объясняют документы того времени. С ростом городов и увеличением спроса на рабочие руки крестьянин всюду находил себе применение, и разыскать его стало нелегко. Кроме того, от свободного было больше пользы. «Никто не хочет брать участок в крепостных имениях, — говорится в одном французском документе XIII века, — все хотят свободные». Архиепископ Безансонский признает в отпускной грамоте: «Принимая во внимание умеренный климат и плодородную почву, можно с уверенностью сказать, что население в поместьях сильно возрастет, как только освобождение от крепостного права будет распространено на всех».

Раскрепощение крестьян не было проведено каким-либо единым актом, как это было сделано в России в 1861 году. Во Франции способом раскрепощения был главным образом выкуп повинностей за деньги, что связывалось обыкновенно с отказом помещика от права на крестьянское имущество.

Темпы освобождения были неодинаковыми для разных стран. Во Фландрии, например, где этот процесс под влиянием бурного городского строительства протекал наиболее активно, уже в XIII веке не оставалось крепостных. Во Франции к моменту буржуазной революции XVIII века еще оставалось не менее полутора миллионов сервов (на 23 млн. крестьян).

3. Класс феодалов распадался на два сословия — дворянство и духовенство. С появлением городов возникает новое, третье сословие. Это — горожане, а в более тесном смысле — городская аристократия, образовавшаяся из наиболее богатых купцов и мастеров.

Б. Возникновение сословно-представительных учреждений

1. Во времена феодальной раздробленности короли неохотно прибегали к созыву широких представительных собраний дворянства и духовенства. Весьма нередко из руководителей они делались пленниками этих собраний.

Возникновение городов меняло дело. Различие интересов и борьба сословий выдвигали короля в качестве их законного арбитра и тем усиливали его.

Сами сословия не только не возражали против того, чтобы их привлекали к обсуждению политики, но даже стремились к этому. Возникают представительные учреждения. Во Франции это — генеральные штаты, в Германии — рейхстаг и ландтаги, в Испании — кортесы, в Англии — парламент.

Главное отличие всех этих учреждений от феодальных съездов прошлой эпохи определяется участием в них трех сословий (а не двух). Феодальные съезды и собрания были чаще всего орудием знати в борьбе против централизаторской политики королей; напротив, сословно-представительные учреждения были, как правило, орудием этой политики.

2. Поводом для созыва генеральных штатов послужило столкновение короля Филиппа IV Красивого с римским папой. Штаты должны были решить этот спор (1302 г.).

Нуждаясь в деньгах, Филипп IV приказал французскому духовенству платить в казну все то, что прежде предназначалось папской курии. Папа воспротивился этому и вызвал короля в Рим. В силу данной ему власти, заявлял папа, он стоит над царями, «чтобы разрушать, уничтожать, рассеивать и насахадать».

Король обратился к юристам. Те пришли к заключению, что «вопя государя — закон» и что выше короля нет на земле никого. Пользуясь поддержкой Филиппа, юристы («легисты», как их тогда называли) осудили папу и даже приговорили его к свержению.

Графы, герцоги и высшие служители церкви, получив именное приглашение короля, являлись в собрание лично или присылали своих уполномоченных. Остальная часть дворянства была представлена выборными депутатами.

Третье сословие было представлено городским патрициатом. В одних случаях это были выборные лица, в других — назначенные королевскими чиновниками. Крестьяне представлены не были.

Каждое из трех сословий, по утвержденному королем регламенту, заседало и голосовало отдельно от других. Оно имело один голос (из трех). Сходство интересов дворянства и духовенства обеспечивало им преобладание.

Как и рассчитывал Филипп, генеральные штаты приняли его сторону.

Филиппу удается свергнуть своего противника и добиться назначения папой французского епископа. Тот начал с того, что поселился во французском городе Авиньоне. Наступает время торжества королей над папой.

Главной функцией генеральных штатов становится очень скоро разрешение налогов.

В течение долгого времени роль этого учреждения, собиравшегося время от времени, оставалась весьма скромной. Вопросы для обсуждения ставил король.

Поражения Франции в Столетней войне (с Англией) создали ситуацию, благоприятную для расширения прав генеральных штатов. Этим поспешили воспользоваться города, и раньше всего Париж.

В 1357 году восстание парижан вынудило наследника престола дофина Карла согласиться на издание Великого мартовского ордонанса. Генеральные штаты получали право собираться два раза в год, не ожидая королевского соизволения, назначать королевских советников и по своей воле разрешать налоги или отказывать в них.

Согласие Карла было вынужденным. Бежав из Парижа, он стал собирать силы для расправы с ним. На помощь Парижу пришло великое крестьянское восстание 1358 года -Жакерия, преследовавшее антифеодальные цепи.

Менаду тем городской патрициат, руководивший Парижем, не только не обрадовался Жакерии, но, наоборот, выступил против нее. Лишенные поддержки городов, крестьяне были побеждены. Вслед за тем наступила очередь Парижа. Мартовский ордонанс, еще прежде отмененный Карпом, был оплачен теперь многими жертвами.

С победоносным окончанием Столетней войны значение генеральных штатов падает. Одной из реформ короля Карла VII (1439 г.) вводился прямой постоянный налог, взимаемый без согласия штатов (талья). Другой реформой создавалась регулярная армия, содержавшаяся за счет этого налога.

Генеральные штаты не были упразднены, но собирались они редко. Отпала нужда в них.

Важное значение в истории Франции имело царствование Людовика XI (1461-1483 гг.). При нем было навсегда покончено с феодальной раздробленностью. Королевские подати и суд были распространены без изъятия на всю территорию страны.

3. В середине ХШ столетия Англия переживает период острой борьбы между баронами, с одной стороны, горожанами и рыцарством — с другой. Первые стремились установить такой строй, который отдавал бы Англию в их руки, вторые выступали с оружием в руках, чтобы не допустить этого.

В 1265 году коалиция горожан и рыцарей, руководимая Симоном де Монфором, одержав победу над королем и баронами, объединившимися под влиянием обстоятельств, созывает первое в истории Англии сословное собрание, получившее название парламента. Помимо баронов, которых было мало, в этом собрании находилось по четыре рыцаря от каждого графства и по два представителя от каждого города.

Спустя некоторое время армия Монфора потерпела поражение, а сам он погиб в сражении. Но парламент уничтожен не был. С 1295 года (когда был созван так называемый образцовый парламент) он превращается в постоянное законодательное собрание Англии.

Структура парламента определилась не сразу. Но и здесь наиболее знатные приглашались поименно, а все другие, то есть рыцари и горожане, избирались. Некоторое время все они заседали совместно. В XIV столетии парламент оставляет духовенство, чтобы затем воссоединиться с лордами в единой (верхней) палате, получившей название палаты лордов. Рыцари и горожане составили палату общин. Эти названия английские палаты сохраняют до настоящего времени.

Нетрудно заметить существенное различие в структуре французских генеральных штатов, с одной стороны, и английского парламента — с другой. В генеральных штатах каждое сословие, как уже говорилось, заседает отдельно от другого и имеет один голос. В парламенте только духовная и светская знать выделяется в особую палату. Горожане и рыцари заседают совместно. Это

обстоятельство окажет важное влияние на всю последующую политическую историю Англии.

В тесной связи с ним сложилась и компетенция английского парламента. В 1297 году король Эдуард должен был, опасаясь нового возмущения, согласиться на то, чтобы никакие налоги не устанавливались без согласия парламента. С тех пор и до настоящего времени налоговый вопрос, а еще шире бюджет, считается самым важным из всех полномочий парламента (особенно его нижней палаты).

Следующее, то есть XIV, столетие принесло парламенту то, чего так тщетно добивались генеральные штаты, — в его компетенцию вошло не только разрешение (вотирование) налогов, но и контроль за их использованием. Кроме того, было установлено, что всякий раз, когда король требует денег, парламент вправе — в качестве предварительного условия — рассматривать жалобы на действия правительства.

В то же время происходит формирование английского местного самоуправления, бывшего предметом особой гордости правящих классов этой страны. В графствах возникают местные собрания, в городах — различного рода советы. Руководство ими захватывают землевладельцы, верхи городской аристократии, священники.

Важнейшим элементом местной власти становится с XIV века так называемая мировая юстиция. Мировые судьи, главным образом местные дворяне, осуществляют суд по уголовным делам, эффективный контроль за действиями местной полиции и ее главы — шерифа.

4. Феодальная раздробленность Германии, санкционированная «Золотой буллой», препятствовала возникновению сколько-нибудь влиятельных органов сословного представительства.

С некоторого времени, правда, на имперские съезды, так называемые рейхстаги, стали приглашать представителей городов. Но с ними мало считались. Князья и император требовали денег, и города должны были их давать.

Из трех курий рейхстага две, как и в генеральных штатах, находились в руках дворянства и духовенства с тем лишь различием, что первую курию составили курфюрсты, а вторую — остальная имперская знать. Они все и решали.

В княжествах, на которые распадалась Германия, заседали местные собрания — ландтаги. И здесь держались принципа трех курий. Компетенция ландтагов была совещательной.

Областные интересы преобладают в Германии над имперскими. И даже города, которые в других странах примут на себя немалые тяготы объединительной политики, будут бороться здесь не столько за Германию в целом, сколько за свои особые привилегии

Глава седьмая Города и городские республики в странах Западной Европы

1. В первый период после франкского завоевания города, многие из которых возникли в период римского господства, управлялись королевской администрацией.

С развитием феодальных отношений они (особенно вновь возникавшие) попадали в феодальную зависимость от магнатов и церкви (давались в лен).

В XII и XIII веках города, как уже говорилось, покупают себе некоторую автономию, большую или меньшую в зависимости от обстоятельств. Феодальный договор, который город заключал со своим сеньором, устанавливал между ними связь, подобную той, которая существовала между сеньором и его вассалом.

Венцом политической автономии признавалось право города выбирать свои собственные органы управления, издавать законы, осуществлять суд над гражданами. По отношению к сеньору город был обязан обыкновенно определенными взносами, военной службой (в строго оговоренных случаях), участием в курии и суде сеньора.

Если, подъезжая к городу, можно было увидеть башню и на ней вечевой колокол, а на границе городского владения виселицу и позорный столб, это значило, что город имеет самоуправление, созывает по своей воле грахздан на собрания, чинит суд над преступниками.

Пристрастие ко всякого рода внешним проявлениям правомочия было очень характерной чертой средневековья. В самое первое время своего существования город, то есть то немногое, что группировалось вокруг только что возникшего рынка, сам искал защиты сеньора. Без его разрешения, без его охраны не было и рынка. Как только город получал согласие сеньора, тотчас на рынке выставлялся какой-нибудь знак, чаще всего шляпа или перчатка сеньора. Добившись свободы, город обзаводился двумя главными атрибутами своего нового положения — виселицей и печатью. На печати, по феодальному обычаю, красуются герб и девиз.

Управление городом находилось, по общему правилу, в руках городского совета, состоявшего из присяжных, и избиравшегося им (часто пожизненно) городского головы, мэра (от лат. major — старшина).

Место в совете было чаще всего привилегией богатых фамилий, переходившей по наследству. Как и многие другие, эта привилегия покупалась за деньги, удостоверялась грамотой короля или сеньора.

Городская аристократия была глубоко реакционной силой. Во всех социальных движениях средних веков она была на стороне феодального порядка. Она оставалась верной ему и во время буржуазной революции.

В совете г. Марселя, например, из 89 членов 80 принадлежало к городской аристократии, трое были духовными лицами и только шестеро представляли ремесленные цехи.

Народные массы, городской плебейский люд никакого влияния на выбор должностных лиц не оказывали (за исключением революционных периодов).

2. Ко времени нормандского завоевания английские города мало чем отличались от деревень, разве только некоторым преобладанием ремесла и торговли над земледелием и скотоводством. Принадлежали они королю, церкви, баронам. XII век положил начало бурному развитию многих ремесленных поселков и превращению их в крупные (по тому времени) города. В конце этого столетия начинается процесс их освобождения.

Обычным условием освобождения была, как и во Франции, покупка вольности. За нее уплачивали ежегодный взнос королю или соответствующему сеньору.

Английским городам особенно повезло в памятное для страны царствование короля Ричарда Львиное сердце. Вечно занятый своими внешнеполитическими авантюрами, он постоянно нуждался в деньгах и находил их, продавая освободительные хартии английским городам.

К концу ХШ века большая часть английских городов получила самоуправление, но оно оказалось в руках тех, кто участвовал в выкупе повинностей.

Купеческие воротилы Лондона, например, за особый взнос купили себе право назначать из своей среды старшин — членов городской думы и самого мэра.

3. В Германии наибольших успехов в том, что касалось самоуправления и вольностей, достигли имперские города, то есть те, которые находились под властью самого императора.

В XVI-XVUI веках ими станут Гамбург, Бремен, Нюрнберг и др. Все они получили право на собственный суд, издавали свои собственные кодификации права, набирали войско.

Вместе с ними добиваются привилегий большие и богатые города, лежащие на «поповской дороге», как тогда называли реку Рейн из-за церковных княжеств, расположенных на ее берегах. Среди них следует отметить Майнц и Кельн, находившиеся первоначально во власти местных архиепископов.

4. Возвышение пап, с одной стороны, завоевательные походы германских императоров и их попытки подчинить себе Италию — с другой, способствовали ослаблению и раздроблению североитальянских герцогств. Этим немедленно воспользовались старинные и густонаселенные города, основанные еще в эпоху Рима.

Первой среди них — в УШ веке — приобретает самоуправление Венеция; в Х веке обособляются Генуя, Лукка и Пиза.

Собственно говоря, начало самостоятельному развитию итальянских городских республик было положено Карпом Великим. И он и его преемники вынуждены были раздавать иммунитетные грамоты сеньорам и епископам Ломбардии (север Италии). Многие города, например Кремона, Модена, Пьяченца и другие, переходили под управление своих епископов и таким образом обособлялись от других городов, становились «городами-государствами».

В XI и ХП веках германские императоры, желая получить содействие городов, даруют им особые хартии, в которых предусматривается освобождение от воинских постоев, свободный статус населения, самоуправление. К тем же мерам стали прибегать и папы. Благодаря им наступает возвышение Милана в Ломбардии, ставшего главным противником Германии и первой опорой римского престола.

Как и повсюду в Европе, управление итальянскими городами-республиками оказалось в руках потомственной городской аристократии. Главным органом власти считался обыкновенно городской совет (или собрание присяжных), состоявший из 50-100 членов. Реальная же власть находилась в руках так называемых консулов, то есть городских старшин. Число их было различно и непостоянно. Во главе Венеции и Генуи стояли дожи, обладавшие значительной властью.

Милан, например, управлялся 18-20 консулами. Их избирали граждане на некоем подобии городского собрания. Коллегия консулов подразделялась на консулов-законодателей, консулов-исполнителей (распорядителей) и консулов-судей.

В XIV-XV веках большое значение приобретает Флоренция — самая богатая и самая влиятельная среди североитальянских городских республик.

В XV веке состояние дома Медичи во Флоренции составляло около 10 миллионов долларов в переводе на современную валюту. Для того времени это был огромный капитал. Даже Людовик XI, король властный и жестокий, счел для себя возможным выйти за две версты, чтобы по достоинству встретить посла Медичи. Все время король стоял перед послом с непокрытой головой.

Три четверти своего капитала Медичи держали за пределами Италии. В одной только Франции у них было 24 отделения банка.

Развитию денежных операций в Италии в значительной степени способствовало то, что папы предпочитали взыскивать причитавшиеся им платежи в европейских странах через итальянских купцов, особенно ломбардских.

Здесь же, на севере Италии (впервые в Генуе, в 1346 г.)., возникают первые банки (первоначально «меняльные столы» — отсюда и название). Здесь рождается и слово «банкрот» — перевернутый стол.

Флорентийские власти выбирались, но выборы эти были пустой формальностью. Определенное число лиц (как правило, те, которых выдвигал действительный правитель, например, тот же Медичи или та или иная партия, господствующая в городе) вносилось в список для замещения городских должностей. Список составлялся на много лет вперед.

Каждые два месяца (таков был срок полномочий властей) жребии с именами кандидатов доставались из мешка. Тот, чей жребий выпадал, занимал соответствующий пост.

Одни и те же кандидаты занимали поочередно городские должности. Естественным следствием этой порочной практики было то, что народ привык связывать свои надежды на лучшее не с изменением политики, а с перемещением в верхах.

5. Самым важным завоеванием городов было признание свободного состояния за всеми гражданами.

Во Франции вольные города получили название «буржуазных» от слова «бурт» — укрепленный город (праве возводить укрепления было здесь непременным признаком свободы). Никто не мог предвидеть, конечно, какое значение приобретет это слово в дальнейшем. Другим непременным признаком вольного города был свободный рынок. «Если крепостной, — говорилось в городских грамотах, — проживет год и один день в стенах города и если за это время господин не предъявит на него права, то он получает навсегда полную свободу».

Распространенная поговорка гласила: «Воздух города делает человека свободным».

В целях защиты от разбойничьего дворянства, а также для более равномерного несения городских тягот население городов объединялось в союзы. Ремесленники создавали цехи, купцы — гильдии.

Во Франции объединения ремесленников назывались «мастерствами», в Англии — «гильдиями».

Средневековый цех — это союз ремесленников одной и той же профессии, союз мастеров. Каждый член цеха работал у себя на дому. Вмешательство цеха в производственную деятельность было активным и постоянным, но ограничивалось установлением правил и условий производства и продажи товаров, а также контролем за исполнением этих правил.

Слово «цех» порождает нередко совершенно неверные ассоциации с цехом нынешним. Между ними — ничего общего, кроме названия.

Свой «цех» имели и проститутки (в Париже, Франкфурте-на-Майне и других городах).

Внутри цеха не было разделения труда, оно существовало между цехами. Каждый мастер изготовлял товар от начала до конца. Он обязан был уметь сделать сам и весь необходимый ему инструмент.

Каждый цех следил за тем, чтобы никто другой не вторгался в его область. Столяр не мог делать замок для шкафа, это было делом слесаря.

Стремясь избежать губительной конкуренции, ибо число заказов было ограничено сравнительно небольшим спросом (деревня почти ничего не покупала на рынке), цехи наблюдали за тем, чтобы ни один мастер не работал дольше обычного времени, не имел большего числа подмастерьев и учеников, чем другие, не покупал большего количества сырья, чем было разрешено уставом цеха, и чтобы качество товара и цена его соответствовали раз установленному стандарту. И, конечно, совершенно недопустимым признавалось употребление каких-либо лучших орудий труда, рационализация вообще.

Городские власти с особым усердием следили за цехами: за тем, как производился и особенно как продавался товар.

В Англии каждый, кто отказывался продавать товар по установленной для данной местности цене, подвергался наказанию. К позорному столбу выставляли даже за одну попытку запросить больше положенного. Известен случай, когда одного булочника целый день возили по Лондону в клетке за попытку уменьшить установленный вес булки.

6. Возникновение цеховых организаций восходит к XI веку (цех свечников в Париже был создан в 1061 г.). Первое время они были организованы на демократических началах. Члены цеха помогали своим бедным собратьям, давали приданое их дочерям, заботились о достойных похоронах и т. д.

Не существовало и какой-либо дифференциации внутри цеха.

Но все это длилось недолго. Уже в ХП1 столетии были ведены многие важные ограничения для желающих стать мастерами, если они не были сыновьями мастеров.

От подмастерья, желавшего стать мастером, стали требовать представления шедевра — вещи, изготовленной из самого дорогого материала и по всем правилам искусства. Помимо того, требовалась уплата значительных сумм в пользу экзаменаторов, организация дорогостоящего угощения для членов цеха и пр.

В XII и XIII веках о подмастерьях говорят мало. Различие между ними и мастером еще невелико. Весьма часто держать подмастерье было невыгодно. Мастер и сам работал дома у заказчика и из его материала.

Положение меняется в XIV и особенно в XV веках. На повестку дня впервые в истории встает «рабочий вопрос».

Отношения между мастером и подмастерьем рассматривались как отношения между «отцом» и «чадом». Торговаться об условиях работы подмастерье не мог. Ни продолжительность рабочего дня, ни оплата труда не были предметом обсуждения. Все эти вопросы решались старшинами цеха.

Мастера уже тогда научились сговариваться против своих рабочих. Устав цеха золотых дел мастеров в Ульме предписывал: «Если слуга придет к мастеру и запросит плату выше обычной, его не должен брать в мастерскую ни один хозяин». Рабочий день подмастерья продолжался 11-14 часов. Парижские сукновалы, например, работали с 5 часов утра до 7 часов вечера. В других цехах работа начиналась еще раньше. Городские власти не однажды должны были запрещать начало работы раньше 4 часов ночи (из-за пожаров и плохого качества изделий).

Любопытен следующий факт. Парижские перчаточники пожаловались Людовику XI, что зимой, когда на их изделия больше всего спросу, они не могут работать по ночам. «Благодаря этому, — писали они, — наши ученики и подмастерья предаются праздности… не имея занятия, они проводят время в играх и распутстве и совсем отвыкают хорошо работать». Король разрешил начинать работу в 5 часов утра и заканчивать ее в 10 часов вечера.

Еще худшим было положение учеников. Обычно срок ученичества составлял семь и даже десять лет. Так как ученик не получал плату, эксплуатация его была особенно выгодной, и потому срок ученичества стремились не сокращать, а удлинять.

В борьбе за улучшение своей участи подмастерья прибегали к забастовкам. Мастера отвечали на них репрессиями.

Устав о подмастерьях г. Страсбурга 1465 года предписывал: 1) запрещаются всякие соглашения и всякие союзы подмастерьев; 2) запрещаются все виды стачек и забастовок, а также все виды препятствования штрейкбрехерам; 3) все разногласия с мастером должны разрешаться судом мастеров, и подмастерье должен поклясться, что он подчинится этому решению; 4) при всяком нарушении этих правил никто не может давать подмастерью работу. Устав запрещал подмастерьям под страхом наказания (4 недели тюрьмы) оставаться на улицах позже девяти часов вечера или находиться в харчевнях (бывших своеобразными клубами того времени): боялись сговора!

7. Каждый цех, как и купеческая гильдия, имел свой устав, своих старшин (должность эта была пожизненной и даже передавалась по наследству), свой суд. Цех был одновременно и военной единицей, и каждый член его должен был иметь оружие для защиты города.

Заметим, кстати, что именно в городах раньше всего стала складываться регулярная армия, состоявшая из наемников. Ими становились крестьянские сыновья, оказавшиеся «лишними» при разделе имущества, люмпен-пролетариат и др. Эта армия служила за деньги, а значит, тому, кто платил. В Германии их называл.’/, «ландскнехтами». В Италии, служа предводителям-кондотьерам, наемные солдаты были опорой диктатур.

Отношения между цехами были чаще всего враждебными. Боролись за льготы, за место в городском ‘управлении. Бедные и слабые цехи ненавидели богатые и сильные.

Особенно острой была борьба между цехами, с одной стороны, и купеческими гильдиями — с другой.

Цеховой строй был закономерным порождением феодализма, и потому мы находим его не только в Европе, но и в Японии, Китае и многих других странах мира.

Глава восьмая

Римско-католическая церковь.

1 Инквизиция

1. Возникнув как религия бедняков и рабов, христианство испытало жестокие преследования со стороны римских властей. Только при либеральном императоре Антонине Пие и его ближайших преемниках -со 138 по 192 годы н. э. — оно выходит из катакомб.

В этот полувековой период и до начала новых гонений христианство сумело добиться значительных успехов. Зарождается христианская литература, ядро которой составили четыре Евангелия, признанные ортодоксальными.

В период гонений немногочисленные христианские общины связывались между собой перехожими учителями, «пророками». Их место занимают потом епископы (что значит «хранители», «наблюдатели»), пресвитеры («старейшины») и диаконы («служители»). Возникают синоды — собрания епископов. Рождается идея всесветной церковной организации.

В середине III столетия римские императоры вновь начинают преследовать христиан. В 250 году им был предъявлен ультиматум: отказ от религии или казнь. Необыкновенные жестокости по отношению к христианам — сожжение сотен людей, уничтожение храмов и книг — характеризуют правление императора Диоклетиана.

В начале IV столетия, при императоре Константине, христианская церковь снова становится легальной.

Константин ищет у церкви поддержку в своей борьбе за впасть. За это церковь освобождается от налогов. Ей разрешается принимать от верующих имущество в виде дарений и по завещаниям, приобретать землю.

В 325 году собрался первый в истории «вселенский» собор христианской церкви — Никейский. Председательствовал на нем сам император (в то время еще верховный понтифик римской языческой церкви; крестился Константин много позже, перед самой смертью).

Осуществляя директиву императора, Никейский собор выработал символ веры, объявил христианскую церковь «вселенской» и «ортодоксальной» (непогрешимой, православной). Там же было произнесено первое осухздение свободомыслия и провозглашен принцип нетерпимости, физического преследования и истребления иноверцев. Только что став легальной, христианская церковь восприняла худшие приемы своих недавних врагов.

На Никейском же соборе в том же 325 году римский епископ был провозглашен единственным патриархом западной половины империи. В восточной ее части патриаршество было разделено между четырьмя престолами: константинопольским, александрийским, антиохийским и иерусалимским.

Вскоре после этого римский патриарх — «папа» приобретает право высшего суда над всеми другими священнослужителями.

Идейным обоснованием нового положения римского епископа послужил тогда же сфабрикованный рассказ о том, что Христос будто бы именно апостолу Петру поручил руководство церковью, а Петр, мол, был епископом в Риме и здесь принял мученическую смерть.

В раннем христианстве на церковь возлагалась обязанность подготовлять верующих к «будущей», то есть загробной, жизни. Сделавшись господствующей, христианская церковь уже не довольствуется этой ролью. Она объявляет себя способной как вовсе избавлять верующего от адских мук, так и сокращать сроки пребывания в аду.

2. Возвышению римской курии много способствовали франкские короли Пипин Короткий и его сын Карл Великий. В благодарность за услуги, оказанные каролингам, Пипин, а затем и Карл отдали римскому епископу город Рим.

Папство стремилось узаконить дар фальсификацией. Стали доказывать, будто император Константин в благодарность за излечение от проказы подарил папе Сильвестру Рим, Италию и — раз уж на то пошло — все западные страны вообще. Сам же он удалился в Константинополь. Эта фальшивка, от которой критика не оставила камня на камне, до сих пор считается истиной в Ватикане.

Разложение церковного аппарата (клира) вынудило папу Григория VII (XI в.) осуществить важные реформы. Чтобы предотвратить дальнейшее расхищение церковных имуществ, были запрещены браки священников. Вместе с тем была запрещена ставшая обычаем покупка церковных должностей (симония).

В том же XI веке (в 1054 г.) заканчивается разрывом вековой спор римской и константинопольской церквей, каждая из которых настаивала на своем преобладании и своей ортодоксальности. С этого времени ведут свое начало католицизм и православие.

3. Роль католической церкви в феодальном обществе определялась в значительной мере тем, что она была крупнейшим земельным собственником. Во Франции, например, даже и ко времени Великой революции (1789 г.), ей принадлежала одна седьмая часть всей земли. Помимо того, церковь получала десятину, то есть налог в виде десятой части дохода крестьянского двора.

Во многих государствах, особенно в Германии и Италии, католическая церковь располагала территориями, на которых она осуществляла государственную власть.

Церковь была главным представителем той идеологии, которая освящала феодальный порядок.

В ХП и ХШ веках, будучи на вершине могущества, римский престол вмешивался во внутренние дела государств в качестве высшего судьи и арбитра, могущего «связывать и разрешать». Папы прибегали к отлучению от церкви королей, когда те выходили из подчинения.

Совсем не случайно, что все массовые выступления против феодализма, включая великие крестьянские войны, были неразрывно связаны с критикой господствующей религии, с посягательствами на церкорь. Нельзя было, очевидно, ликвидировать феодальный строй, не дискредитировав прежде всего ту силу, которая его оправдывала.

4. Одна из наиболее важных привилегий церкви заключалась в праве на собственную юрисдикцию, на свой собственный суд. Лица, принадлежавшие к церкви, будь то монахи или крестьяне, работавшие на монастырской земле, должны были судиться в церковных судах (за некоторыми исключениями) не только по гражданским спорам, но и по уголовным преступлениям.

Начало особой церковной юрисдикции было положено еще в римскую эпоху. Стоя вне закона, христианские общины должны были сами разрешать споры, возникавшие в их среде, не прибегая ни к закону ненавистных язычников, ни к их презираемым судьям. Эта практика была подтверждена затем в «Послании», приписываемом апостолу Павлу: оно запрещает передавать судебные споры на разрешение «неверных».

На основе весьма неопределенного положения, что все преступления, связанные с грехом, подлежат суду церкви, последняя присвоила себе подсудность по таким преступлениям, как ересь, вероотступничество, колдовство, святотатство (кража церковного имущества, а также насилие над священником), нарушение супружеской верности, кровосмешение, двоеженство, лжесвидетельство, клевета, подделка документов, ложная присяга, ростовщичество.

Поскольку договоры весьма часто скреплялись религиозными клятвами, церковь объявила своей компетенцией область обязательственных отношений, настаивая на том, что всякое обязательство, даже если оно противоречит праву, должно исполняться для спасения души обязавшегося.

В области брачно-семейных отношений христианская церковь вытеснила всякую другую юрисдикцию, сделалась единственным судьей. Она присвоила себе право контролировать распределение имущества между законными наследниками и исполнение завещаний. Из всего этого церковь научилась извлекать немалые выгоды.

Церковь приняла на себя полицейские функции и внимательно следила за тем, как живет ее паства. Достаточно было женщине обрезать себе волосы и надеть костюм, похожий на мужской, как ей уже грозило отлучение. То же самое ожидало всякого, кто решился бы на критику церкви или ее служителей, даже самую малую.

Отлучение состояло из трех стадий: простое отлучение, заключавшееся в лишении церковных благ; лишение гражданских прав, если не исправлялся; наконец, если и это не помогало, запрещение всякого общения с людьми. Для раскаяния давался срок — пока догорит свеча.

Если отлученный не раскаивался, за ним посылала «святая инквизиция» — самое мрачное порождение римско-католической церкви.

5. Инквизиция, то есть особые суды для расправы с «еретиками», вероотступниками и всякими инакомыслящими, была введена католической церковью в ХШ столетии.

В 1232 году римский папа распорядился, чтобы всеми делами о ереси занимался орден монахов-доминиканцев.

Доминиканцы быстро овладели искусством преследования всего того, что выходило за пределы их понимания и потому вызывало подозрение. Они обладали для этого всем необходимым: невежеством, фанатизмом, неразборчивостью в средствах.

Тем не менее дело шло туго, пока инквизиция не добилась главного: права пытать всякого подозреваемого, попавшего в ее руки (с 1252 г.).

Не зависимая от всех местных властей, не признающая иного закона, кроме своего собственного, инквизиция становится грозной силой.

С появлением в том или ином городе инквизитора жителям предписывалось явиться к нему и сообщить о лицах, которых они подозревают в вероотступничестве. Раньше всего имелась в виду новая, городская интеллигенция, в которой церковь не без основания видела «сомневающихся и колеблющихся» в вопросах веры. Каждый, кто уклонялся от доноса, объявлялся заранее отлученным от церкви. Можно себе представить, какой размах приняли в этих условиях доносы и каким целям они служили в руках бесчестных людей. Инквизиция могла, впрочем, возбуждать преследование и по слухам. В инквизиционном процессе одно и то же лицо вело предварительное расследование и выносило приговор. Таким образом, вместо проверки доказательств и их оценки суд только подтверждал уже сложившееся мнение.

Отвечая только за мягкость, но не за жестокость, следователь не жалел сил для того, чтобы добиться признания обвиняемого. Все другие методы следствия были менее желательны из-за тех хлопот, которые с ними связаны, и тех гарантий, которые они могли заключать для обвиняемого. Чем каверзней вопрос, чем скорее он мог запутать допрашиваемого, тем считалось лучше.

Если не удавалось добиться быстрого признания, на чем следствие кончалось, прибегали к пытке.

Пытка, конечно, делала свое дело, тем более что инквизитор не был связан ни способом ее, ни временем. Он начинал пытку на любой стадии процесса и оканчивал ее, когда находил нужным или когда добивался признания, или когда его жертва умирала, не вынеся мучений. При этом в протоколе пытки непременно указывалось, что в случае, если у пытаемого «сломается какой-либо орган» или он умрет, то будет виноват сам.

Понимали ли инквизиторы, что пыткой можно добиться ложного вынужденного признания? Без сомнения. Но им было нужно создать обстановку всеобщего ужаса, позволяющего властвовать неограниченно. Один из самых жестоких гонителей духа, Конрад Марбурский (XIII в.) считал, что лучше убить 60 невиновных, чем дать ускользнуть одному виновному. Этот инквизитор послал на смерть сотни людей по простому подозрению.

Пытка развращала и самих судей. Она лишала их человеческих чувств, жестокость становилась привычкой.

За «признанием» следовало так называемое примирение с церковью, заключавшееся в отпущении грехов. Обвиняемый должен был подтвердить протокол допроса, указав непременно на то, что сделанное им признание является добровольным, а не вынужденным (после пытки).

При отказе это сделать, равно как и при изменении показаний, данных на следствии, обвиняемый признавался вновь (и на этот раз окончательно) «отпавшим» от церкви, за что уже безусловно подлежал сожжению живым.

Никакой защиты обвиняемый практически не имел. Если прибегали к свидетелям, ими оказывались одни монахи-доминиканцы. Для обвинительного приговора достаточно было показаний одного свидетеля.

Признание помогало избежать сожжения на костре, но обрекало на пожизненное заключение. Отрицание вины вело на костер. При этом считалось, что церковь не проливает крови». Судоговорение было, как правило, тайным, сопровождалось мрачным, наводящим ужас ритуалом.

Оправдание было редкостью, но и в этом случае человек заносился в разряд подозрительных, и жизнь его до самой смерти обставлялась тяготами. Новое подозрение — и уже ничто не могло спасти его от тюрьмы или мучительной смерти.

В Испании первый трибунал инквизиции был создан в ЗО году. За первые же 20 лет он послал на костер 9 тысяч человек и еще 7 тысяч приговорил к сожжению заочно. При тогдашней малочисленности населения это огромные цифры.

С развитием буржуазных отношений религиозные преследования принимали все более неприкрытый политический характер. Ими пытались бороться не столько с критикой религии, сколько с критикой феодализма, желанием перемен, тягой к образованию, к свободе мысли и слова.

Среди политических процессов, принявших религиозную оболочку, особенно выделяется суд на Жанной д’Арк, девушкой из народа, героиней французского сопротивления английской интервенции в Столетней войне между Францией и Англией (XV в).

Захваченная в плен французскими рыцарями, выступавшими в союзе с англичанами, она была куплена последними и выдана для суда продажному французскому духовенству. Судьями были назначены профессора парижского университета, епископы, монахи. Это был церковный трибунал. Жанну обвиняли в ереси, в том, что ее пророчества и «чудеса» исходят от дьявола, с которым она находится в связи. Чтобы добиться признания, ее запугивали на тайных допросах, в суде и темнице, где она находилась; ответы, носившие оправдательный характер, не заносились в протокол. Показания Жанны намеренно искажались, при этом спекулировали на ее наивности, неграмотности, неспособности разобраться в схоластических тонкостях.

Допросы длились несколько недель. Всем, кто пытался выступить в ее защиту или подать ей благой совет, грозили смертью. 24 мая 1431 г. ей объявили приговор: сожжение.

Тогда впервые Жанна сдалась. Почти помешавшись от страданий, она заплетающимся языком произнесла отречение. Ее приговорили к заключению «на хлебе печали и воде огорчения».

Англичане добились публичной дискредитации Жанны, но они хотели еще и ее смерти.

Против Жанны было выдвинуто обвинение в том, что она ходила в мужском платье. У нее вынудили клятву никогда больше не надевать его. Затем, чтобы обвинить ее в нарушении клятвы и новом «отпадении», ей подсунули ночью мужское платье и отняли женское. Новое обвинение придало Жанне силы. Она отказалась от своего отречения, объявила себя невиновной и не пожелала идти ни на какие уступки. Этого и добивались судьи.

30 мая ее посадили в телегу, повезли на площадь, где уже был заготовлен костер. На нее надели шапку осужденной. Пламя вспыхнуло, и Жанна погибла.

В 1456 году по просьбе матери Жанны, а главное для того, чтобы по возможности смыть позор этой казни, французское духовенство пересмотрело приговор, и Жанна была признана невиновной. В 1894 году церковь признала ее «блаженной», а еще позже — «святой».

На кострах инквизиции сгорели выдающиеся представители науки и культуры, национальные деятели, выступавшие в защиту народных интересов, такие, как Ян Гус и Джордано Бруно.

Ян Гус был арестован за выступления, имевшие целью реформацию церкви и религии на демократических началах. Его поместили в камере, находившейся рядом с клоакой. Над ним издевались при допросах. Приговор был написан еще до окончания следствия. Много раз Гусу обещали помилование за одно только слово отречения, но безуспешно. Человек необыкновенного мужества и верности убеждениям, он, уже стоя на костре, отказался от помилования на этих условиях.

Его раздели, привязали цепями и веревками к столбу. На голову нацепили бумажный колпак. Вокруг были два воза дров и солома. Когда пламя вспыхнуло, он стал читать молитвы. Земля и зола под костром были выкопаны и брошены в Рейн.

Преследуя других за отступление от догм христианства, сама церковь погрязла в разврате, особенно ее прелапл, включая самих пап. Паразитизм и невежество духовенства сделались предметом общего осмеяния. Так называемое безбрачие служило только прикрытием безответственности духовенства за последствия связей с женщинами. Самые «священные» догматы стало возможным обойти за деньги. Деньги же приносили «отпущение грехов».

Глава девятая Абсолютная монархия

1. В XV и XVI столетиях в странах Западной Европы складываются абсолютные монархии. Наступает последний период истории феодализма. Предпосылки абсолютизма коренятся в социально-экономических переменах, вызванных зарождением и развитием буржуазных отношений.

Европейская промышленность (главным образом английская, французская, нидерландская) вступила в эпоху технического перевооружения. Входит в жизнь колесо, приводимое в движение энергией свободно падающей воды, появляется механическое дутье в металлургии, совершенствуется ткацкий станок, возникает книгопечатание и т. д. Мелкое производство сменяется более крупным. На смену мастеру, создающему изделие от начала до конца, приходит мануфактурное производство, а значит, и техническое разделение труда.

По мере накопления капиталов предпринимательская верхушка городов складывается в класс буржуазии.

Возникают крупные состояния. Получают развитие банки и общегосударственные ярмарки. Созданная при Людовике XI Лионская ярмарка становится на некоторое время денежным центром для всей Западной Европы.

В 1531 паду в г. Антверпене построили уже настоящую биржу для операций с денежным капиталом. Спустя немного времени, в 1555 году, во Франции был проведен первый заем по подписке. Успех его был огромен, что свидетельствовало о наличии, преимущественно у буржуазии, значительных сбережений, могущих быть вложенными в промышленность и торговлю. Заем предусматривал правильное погашение облигаций, был обеспечен солидным процентом.

По мере роста богатств, сосредоточенных в руках все той же буржуазии, возрастало ее значение в феодальном обществе. Благодаря существовавшей в ряде стран (в Англии, во Франции) покупке должностей многие представители ее проникают на важные посты в финансовое и судебное ведомства. Самые способные (и ловкие) становятся нередко советниками королей.

Недаром негодует английская знать, видя короля Генриха VIII окруженным «проходимцами без роду, без племени», а аристократически утонченный герцог Сен-Симон не находит для советников Людовика XIV другого слова, кроме как «подлая буржуазия».

Таким образом, если раньше, в период развитого феодализма, монарх был и оставался «самодержцем» лишь в отношении собственных вассалов и тем более крестьян, то теперь, в новые времена, с появлением относительно развитых ремесел и торговли, а следовательно, и новых источников дохода, могущего пополнять королевскую казну, картина резко меняется.

Теперь, располагая казной, могущей обеспечить содержание достаточных военных сил и вместе с тем всеохватывающего бюрократического аппарата, короли, говоря словами М. Покровского, могли покупать услуги вместо того, чтобы выпрашивать их у вассалов.

И таким образом, буржуазия, пополнявшая государственную казну, позволила монарху содержать — независимо от вассалов — наемную армию и наемное же чиновничество, возвыситься до положения самодержца или, говоря иначе, монарха, обладавшего абсолютной властью в отношении всех своих подданных, включая феодалов, несмотря на то, что эти последние еще долго будут оставаться привилегированным классом, занимать — но уже не безраздельно — высшие государственные должности и т. д.

Говоря о Франции, такого рода ситуация возникает после того, как Генеральные штаты, подчиняясь королевскому давлению, разрешили, как уже говорилось. Карлу VDJ взимать налоги по своему усмотрению (1439 г.).

2. По сравнению с теми успехами, которые обнаружились в развитии промышленности и торговли, сельское хозяйство европейских стран, обремененное феодальными путами, оставалось на низком уровне. Голодных годов было больше, чем благополучных.

Со времени сословной монархии основной среди многих крестьянских повинностей становится уплата денежного чинша. В свое время он значительно увеличил доходы помещиков. Затем наступило падение стоимости денег (так называемая революция цен), и твердо фиксированный чинш стал приносить меньше дохода.

Отказавшись от собственной запашки, значительная часть дворянства сдавала землю крестьянам на условиях аренды.

В Англии и северной Франции аренда была долгосрочной, а уплачиваемый помещику взнос был твердо установленным, не зависевшим от урожая. На юге Франции аренда земли была краткосрочной. Здесь крестьянин-арендатор обязан был отдавать половину урожая.

В первом случае терял большей частью крестьянин, ибо урожаи были чаще плохими, чем хорошими. Во втором — и помещик, потому что арендатор, стремясь уменьшить его долю, высевал минимум того, что мог.

Теряя на чинше, помещики вознаграждают себя другими сборами, основанными на феодальном праве, отбирают у крестьян общинные земли, поощряют государство к увеличению налогов, чтобы воспользоваться ими через посредство всякого рода должностей, не требующих труда и не связанных с обязанностями (так называемые синекуры).

С возвышением монархии дворянство утрачивает свое прежнее значение. Прекращают существование независимые и полунезависимые феодальные сеньории. Управление, законодательство, суд сосредоточиваются в руках правительства и администрации короля.

Монархия продолжает оставаться дворянской, но уже не может существовать без опоры на буржуазию и особенно без тех денег, которые она ей приносит в виде налогов, пошлин и пр. Экономическая политика монархии не исключает уже поощрения промышленности и торговли. Для некоторых периодов истории Франции и Англии эта политика является доминирующей.

Всем этим определяется своеобразие эпохи. Дворянство, уступая буржуазии в богатстве и образованности, тем с большей энергией держится за свои привилегии. Ненавидя и презирая всех этих «новых богачей» и наживал, оно не может обойтись без них. Буржуазия, богатая и образованная, тяготится феодальными порядками, недовольна своим политическим положением, но еще не созрела для революции.

Устанавливается весьма своеобразное для классового общества равновесие сил двух одинаково эксплуататорских и все же очень разных классов — буржуазии и феодального дворянства. Воспользовавшись этим равновесием сил, государственная власть получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам. «Современная историография, — пишет Маркс, — показала, что абсолютная монархия возникает в переходные периоды, когда старые феодальные сословия приходят в упадок, а из средневекового сословия горожан формируется современный класс буржуазии, и когда ни одна из борющихся сторон не взяла еще верх над другой»».

3. Свое наиболее полное осуществление принципы абсолютной монархии находят во Франции. Постепенно усиливаясь, короли Франции добиваются для себя и своей администрации: а) полного контроля над всеми провинциями; б) неограниченной компетенции в издании законов и указов, обязательных для всего государства, включая законы о налогах и военной службе.

Приходит конец автономии городов. Перестают созываться генеральные штаты. Прекращает действие сеньориальная юстиция.

В начале XVI века в полную зависимость от короля попадает и церковь: все назначения на церковные должности исходят от короля.

Полное торжество неограниченной монархии во Франции было подготовлено реформами многоумного министра, управлявшего страной при незначительном Людовике XIII, — кардинала Ришелье (первая половина XVII в.).

Аристократ по рождению, Ришелье не останавливался перед казнями и конфискациями для того, чтобы сломить последнее сопротивление знати

Справедливая в своей основе, мысль К. Маркса нуждается в уточнении: «переходный период», о котором пишет К. Маркс, завершается в конце концов однозначно: победой буржуазии и ликвидацией феодальных порядков.

Важнейшая из его реформ заключалась в упрочении положения и расширении компетенции назначенных из центра чиновников, стоявших во главе провинций. В руки этих, как они назывались, «интендантов полиции, юстиции и финансов» были отданы сбор налогов и податей в пользу казны, командование местными вооруженными силами и набор в армию, руководство местной полицией.

Маркиз д’Аржансон, занимавший одно время должность первого министра, писал: «Знайте, что французское королевство управляется тридцатью интендантами. У нас нет ни парламента, ни штатов, ни губернаторов: от тридцати интендантов, поставленных во главе провинций, зависит счастье или несчастье этих провинций».

Но в том-то и дело, что ни парламент (в качестве высшей судебной инстанции), ни губернаторы, ни даже местные штаты (провинциальные собрания) не были уничтожены. Д’Аржансон хочет сказать, что всех их затмили интенданты.

Интендантами намеренно и сознательно назначались лица незнатного происхождения. Они, как правило, были чужими для провинций, которыми управляли. Должности интендантов, в изъятии из общего правила, не продавались.

В то же время Ришелье, как это видно из его «Завещания», заботит мысль о привилегиях дворянства, и он не сомневается в их необходимости. На офицерские должности, например, он советует назначать только дворян. Все, что он делает против дворян как отдельных лиц, он делает для них как для класса, господство которого желает сохранить. Как оказалось, ненадолго.

4. Сыграв в течение известного времени положительную роль в мировом историческом процессе, абсолютные монархии довольно быстро разложились, превратились в глубоко антиобщественную, реакционную силу. Французская монархия не составляла исключения из этого правила.

Государственная власть со всеми ее атрибутами сосредоточивается в руках короля. Единственным основанием ее является формула «поелику таково наше соизволение».

Раболепный парламент заявляет королю Франции: «Мы хорошо знаем, что вы выше законов и ордонансы не имеют для вас обязательной силы». В следующем столетии тот же парламент поведет себя совсем иначе.

Не только законы страны, но и ее финансы находятся в полном распоряжении короля.

Людовик XIV и его преемники превратили французский бюджет в источник финансирования своих безумных трат. Один только Версаль, ставший королевской резиденцией, стоил нескольких годовых бюджетов. То, что оставалось от расходов на содержание двора, шло на щедрые подачки дворянам, окружавшим короля и бесконечно интриговавшим в надежде приблизиться к его особе.

Управление страной сосредоточено во дворце. Его осуществляет королевский совет. Члены его назначаются и смещаются королем. Они ответственны только перед ним. Решения совета утверждаются королем.

Не будучи специалистом ни в одной из областей управления, король распоряжается всеми ими. Между тем воспитание его — это по большей части воспитание в нем предрассудков его класса. Его окружение, его царедворцы — по большей части карьеристы, вымогатели, интриганы и льстецы. Определение политики весьма часто зависит от этих людей, диктуется их своекорыстным частным интересом. Отнюдь не второстепенным фактором, наконец, являются капризы любовниц, без которых невозможно нарисовать историю Людовика XIV и его преемника.

Завися от воли суверена и не будучи способным определить, какой она будет завтра, лавируя среди бесчисленных клик и влияний, министры, даже и компетентные, лишены действительного значения, не могут проводить сколько-нибудь собственную политику. Еще меньше инициативы проявляет чиновник. Держась за место и ища повышения, он хочет одного: быть простым исполнителем воли правительства, которое воплощено для него в образе монарха.

Характеризуя эту систему, французский историк Токвиль пишет: «Чтобы всем руководить в Париже необходимо было изобрести тысячи способов контроля. Размеры переписки ужа громадны, а медленность административной процедуры так велика, что я никогда не встречал случая, когда приход получал бы разрешение починить колокольню или дом священника раньше чем через год после подачи просьбы».

Безынициативность чиновника не исключает произвола в его действиях: он отвечает только перед тем, кто наверху, и может не считаться с тем, кто внизу. Тем более что произвол начинается сверху, исходит от самого короля.

Тот же Версаль строился солдатами и крестьянами, которых незаконно согнали на «королевскую барщину». Смертность среди рабочих была ужасной: «Каждую ночь увозят телеги, загруженные трупами» (м-м Севинье).

Заслуживает особого упоминания акт 1692 года, которым Людовик XIV объявил продажными все те городские должности, которые до того считались выборными. Сделано это было единственно в финансовых целях, хотя и прикрывалось «высокими материями». Городам было разрешено, впрочем, выкупать эти должности, что и было сделано. За 80 лет правительство 7 раз объявляло эти должности продажными и столько же раз заставляло их выкупать.

Особым произволом сопровождалось взыскание налогов. Размер основного налога — тальи — не был твердо установлен и каждый раз зависел от усмотрения сборщика. Легко представить, к каким это вело злоупотреблениям. Сбор налогов превращался обыкновенно в военную кампанию: полиция арестовывала, войска стреляли.

Для заточения в тюрьму не требуется законной формы. Достаточно королевского приказа.

При Людовике XIV вошли в употребление открытые бланки, содержащие формальный приказ об аресте, подписанный королем. Распоряжались ими высшие сановники. Достаточно было написать на бланке фамилию, и тот, кто ее носил, обрекался (без суда) на бессрочное тюремное заключение.

При этом ни малейшего значения не имел вопрос о виновности. Достаточно было того, что власти находили арест необходимым.

На основе права эвокации члены королевского совета в центре, интенданты на местах могли изымать из ведения судов любые дела, уголовные или гражданские, и принимать их к своему производству. Точно так же они могли пересматривать уже состоявшиеся приговоры и решения. После многих веков размежевания управление и суд оказались снова соединенными в руках администрации и, как всегда, к невыгоде для правосудия.

Уверовав в свою непогрешимость, сделав неписаным символом правления знаменитое «государство — это я», Людовик XIV возобновляет преследования протестантов и всех тех, кто выступал против правительственной системы «водить мысль на веревочке». Десятки тысяч людей вынуждены были покинуть Францию.

Как и другие самодержавные правители, Людовик XIV питал страсть к теории. Все сводилось, однако, к личности самого короля. «Нация во Франции, — писал он, — не составляет самостоятельного тела, она целиком заключается в особе короля». Ему вторит епископ Боссюэ: «В воле короля заключается воля всего народа».

По отношению к особе короля создается неслыханный церемониал. Каждый его шаг, каждое его слово становится предметом особого священнодействия. Нельзя читать без отвращения о всех этих бесконечных представлениях, которыми обставлено вставанье, одеванье, умыванье, первый, второй и прочие «выходы» короля, его завтраки, обеды и т. п.

А уж какими предосторожностями обставлялась жизнь монарха!.. Говядину его величества несли два гвардейца во главе с метрдотелем, и еще два гвардейца не должны были никого подпускать к ней. За стакан воды для короля отвечало (и на том кормилось) не менее 5 человек.

Оказывается, во всем этом — особый смысл. «Грубо ошибаются те, — писал Людовик XIV, — которые думают, что это простые церемонии. Народы, над которыми мы царствуем, не умея проникнуть в суть дела, судят по внешности и большей частью соразмеряют свое уважение и послушание с местом и чином… важно также, чтобы тот, кто управляет один, был так возвышен над остальными, чтобы не было никого другого, с кем его могли бы смешивать или сравнивать».

Никогда еще французский крестьянин и французский подмастерье не жили так плохо, как в период наибольшего блеска абсолютной монархии. Уже при Ришелье крестьянин, по утверждению самого министра, был «ободран до костей». Людовик XIV и его преемники следовали примеру Ришелье.

Главной опорой режима была, как и в прежние времена, армия. Но никогда еще регулярная армия не была столь многочисленной, не требовала стольких денег.

Набиралась она по жребию из крестьян и горожан, а командовали ею дворяне.

В середине XIV века, после битвы при Креси (1346 г.), наступает конец старому рыцарскому ополчению и старой военной тактике. В этой битве англичане выставили против дворянской кавалерии французов регулярную пехоту и (впервые) пушки. Победы англичан сыграли важную роль в истории военного искусства последующих веков.

4. Переход к абсолютной монархии в странах Западной Евpoпы характеризовал знaчительное уcилениe кpecтьянского сопротивления помещикам и церкви? Особенно хорошо это видно на примерах из английской и немецкой’ истории,

В течение XIV столетия в Англии обнаруживается тенденция к увеличению трудовых повинностей крестьян и одновременно с тем к более широкому использованию наемных рабочих. Однако после эпидемии чумы (1348-1350 гг.) рабочих рук стало мало, цены возросли и соответственно с тем обнаружилось стремление к получению более высокой заработной платы. Против этого со всей решительностью восстал английский парламент.

Поддерживая и фактически поощряя разорение тысяч людей в деревне, правительство преследовало их в городе. Под угрозой тюрьмы, клеймения и объявления вне закона предписывалось, чтобы все, кто не имеет земли и работы, нанимались за плату, размеры которой, раз установленные, не могли повышаться.

Бремя налогов было непосильным, а между тем в 1380 году размер поголовного налога был увеличен в три раза.

Волна крестьянского негодования вылилась в восстание, известное под названием восстания Уота Тайлера.

Программой восстания могла бы служить знаменитая проповедь Джона Болла: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?» Болл требовал перебить всех знатных людей, а вслед за тем «законоведов, судей и присяжных».

На пути к Лондону крестьяне руководствовались этой программой. В самом Лондоне, когда он был взят, восставшие разрушили великолепный, славившийся на всю Европу дворец ненавистного Ланкастера, а вместе с ним тюрьму, дома ее начальника (маршала) и тех законоведов/которых они знали.

Заслуживает быть отмеченным при этом то высокое чувство законности и справедливости, которое движет крестьянами: когда восставшие заметили, что один из них положил за пазуху кусок серебра из богатств герцога Ланкастера, они тотчас бросили виновного в огонь. «Мы ревнители права и справедливости, а не воры и разбойники», — говорили восставшие.

Крестьяне заставили короля принять их требования, но излишняя доверчивость (плюс отсутствие должной организации) погубила плоды победы.

Король Ричард дал грамоту: «Знайте, что по особой нашей милости мы отпускаем на волю всех верных подданных наших, освобождаем от всякого рабства и обеспечиваем им это настоящим письмом».

Руководители и сами крестьяне поверили королю, его слову, его грамоте, скрепленной большой печатью. Им и в голову не приходило, что грамота может быть клочком бумаги и что выдали ее для того, чтобы рассеять доверчивых людей по домам.

Обманом и предательством король и его дворяне победили там, где было бессильно их оружие. А затем, как обычно, начался террор.

Крестьяне были разгромлены, их вожаки убиты, но недовольство осталось. В 1450 году оно с новой силой проявилось в восстании Джека Кэда.

Теперь уже и знать, и церковь, и богатые, и горожане ищут спасения в сильной королевской власти.

В некоторой степени английскому самодержавию помогла война Алой и Белой роз. Война эта, названная по гербам партий, велась между двумя главными претендентами на престол Ланкастерами и Йорками. В ходе войны была истреблена почти вся старая знать Англии. Осталось что-то около 25 фамилий. Таким образом были устранены основные противники абсолютизма.

Начало английского абсолютизма восходит к XV, его расцвет — к XVI столетию. На престоле находится династия Тюдоров — победительница в войне Роз.

5. По сравнению с классическим французским абсолютизмом абсолютизм английский обладает тремя важными особенностями: а) продолжает существовать парламент; б) сохраняется, как и в прежнее время, местное самоуправление; в) вооруженные силы, особенно армия, остаются немногочисленными.

Исходя из этого английский абсолютизм характеризуют обычно как незавершенный.

Доискиваясь причин, которые позволили сохраниться парламенту, следует обратить внимание на ту своеобразную часть английского общества, которую стали именовать «новым дворянством».

Старинные английские законы обязывали всякого свободного землевладельца, состояние которого достигало 20 фунтов стерлингов, покупать рыцарский патент, становиться дворянином. Мера эта преследовала финансовые цели, но привела к далеко идущим последствиям.

Значительная часть городской торгово-промышленной буржуазии, не оставляя своих занятий, переходила в дворянство.

Обратный процесс происходил в среде рыцарства. С тех пор как оно превратило свои поля в пастбища для овец и стало торговать шерстью, его интересы стали сближаться с интересами купцов. Рыцари вступали в торговые компании, роднились с богатыми городскими фамилиями.

Обе эти группы и составили так называемое новое дворянство. Немаловажное значение для формирования нового дворянства имела система майората, издавна существовавшая в Англии. По этой системе феодальное поместье переходило старшему сыну. Его братья должны были искать себе занятия на стороне — на государственной службе, принимая духовный сан, покупая офицерский патент или, что было нередко, внося пай и тем самым вступая в купеческие корпорации (гильдии).

Общность интересов буржуазии и нового дворянства усиливала парламент, мешала его уничтожению. Известное значение имело, конечно, и то, что по сравнению с генеральными штатами парламент был гораздо более укоренившимся учреждением с установившейся компетенцией.

Те же причины способствовали сохранению местного самоуправления. Нелишне помнить, что английское самоуправление не стоило денег, ибо все его должности были бесплатными. Для английской казны, вечно испытывавшей недостаток в средствах, это обстоятельство было немаловажным.

Островное положение Англии объясняет немногочисленность и слабость ее армии. В прошлые времена оно было важной гарантией безопасности.

Верховное управление делами страны король Англии осуществлял через свой Тайный совет. Члены его назначались королем и только перед ним (а не перед парламентом) несли ответственность. Они объединялись комитетами, имевшими определенную компетенцию.

Для политических преследований существовал особый трибунал, названный «Звездной палатой». Здесь не действовали общие нормы судопроизводства, применялись пытки.

Преследование за религиозные преступления относились к компетенции Высокой комиссии.

Парламент созывался редко. Между его решениями (статутами) и приказами короля (ордонансами) не было юридического различия. Те и другие имели равную силу.

В местном управлении господствовал мировой судья — местный помещик (сквайр). Эти, как их называли, «тюдоровские слуги для всех дел» не только судили за преступления и разбирали тяжбы. Они устанавливали размеры зарплаты для своей местности, применяли закон о бедных и пр.

Наряду с судами «общего права», как стали называться уже упоминавшиеся выше суд королевской скамьи и суд общих тяжб, появляются так называемые суды справедливости. В их компетенции находились те гражданские иски, которые не могли быть заявлены на основе общего, прецедентного права, как оно сложилось в практике вестминстерских судов. Возникновение права справедливости вызывалось развитием буржуазных отношений в Англии, заморской торговли, породившей, помимо прочего, страхование судов от аварий и т. д.

Французский исследователь Р. Давид справедливо указывал на следующее обстоятельство: суды общего права не могли принудить контрагента по договору исполнить в натуре принятое им на себя обязательство; все, что эти суды могли сделать, заключалось в присуждении убытков, вызванных неисполнением договора. Обращаясь же к суду справедливости (канцлера), истец мог получить предписание о принудительном исполнении договора, что должно было иметь большое значение для утверждения важнейшего из принципов буржуазного обязательственного права — принципа обязательности исполнения договоров.

Поначалу король разбирал подобного рода дела из «милости», а затем, когда их стало много, поручил разбирательство канцлеру, которому поневоле пришлось обратиться к «естественному» и римскому праву (из которого черпалось основание для разбирательства исков по «справедливости» и «доброй совести»).

К судам справедливости относят и суд адмиралтейства, в ведении которого оказались все те дела, которые были связаны с мореплаванием (фрахт судов, исполнение обязательств, пиратство и т. д.).

Практика судов справедливости оказала важное влияние на все последующее законодательство.

6. Политическая раздробленность Германии, закрепленная «Золотой буллой», удерживалась в течение последующих веков. Абсолютизм развивался и как абсолютизм областной, ..княжеский, но не общегосударственный. Эта закономерная тенденция была усилена двумя новыми факторами: Крестьянской войной 1525 года и Тридцатилетней войной 1618-1648 годов.

Крестьянская война 1525 года была самым крупным антифеодальным движением средних веков. Ее причины лежат в усилении гнета, вызванном развитием товарно-денежных отношений, безудержным стремлением помещиков добыть деньги. «Барщина, чинши, поборы, пошлины при перемене владельца, посмертные поборы, охранные деньги и т. д. произвольно повышались, несмотря на все старинные договоры. В правосудии отказывали, да и суд был продажным, а если рыцарь не мог получить денег от крестьянина каким-либо иным способом, то он попросту бросал его в тюрьму и принуждал платить выкуп»‘.

К этому следует добавить десятину в пользу церкви, налоги в пользу князя, военные подати, общеимперские налоги. Много времени отнимали обязанности «личного» характера (собирать для господина солому, землянику, улиток, рубить дрова и др.).

Право собственности господина простиралось, замечает Энгельс, на личность самого крестьянина, его жену и детей. В любой момент крестьянина могли бросить в темницу, где его ждали пытки. Господин был волен обезглавить его, если хотел.

Программа восставших, выраженная в так называемых 12 статьях, была в общем умеренной. В ней выдвигались требования возвращения общинных земель, справедливого суда, уничтожения крепостной зависимости, ограничения (но не уничтожения) чрезмерных оброков, барщины и личных повинностей.

Война внесла существенные коррективы в эту программу. Наученная опытом, революционная часть крестьянства перестала надеяться на соглашение с угнетателями. Помещичьи замки уничтожались в огне пожаров, а их владельцы погибали под ударами крестьянских мечей.

Одним из наиболее значительных моментов войны была революция в городе Мюльхаузене, вождем которой был Томас Мюнцер. Восставшие устранили патрицианский совет. Власть перешла в руки городских низов. Была провозглашена общность имуществ и одинаковая для всех обязанность трудиться. Программа Мюнцера заключала в себе благородные цели, но ее осуществление оказалось невозможным ни для XVI столетия, ни для всех последующих, включая двадцатое.

Война окончилась поражением крестьян. Исход ее оказался выгодным для одних только князей: их войска сыграли главную роль в подавлении крестьян. И дворянство, и церковь понесли огромные потери и теперь вынуждены были признать самодержавие князей.

Тридцатилетняя война, вызванная успехами протестантизма в Германии, довершила полное торжество князей. Заключивший войну Вестфальский мир подтвердил «Золотую буллу» и отстранил императора от вмешательства во внутренние дела княжеств.

Рейхстаги и ландтаги, и до того не имевшие значения, совсем перестали созываться.

Абсолютная монархия во Франции и Англии способствовала экономическому и политическому сплочению провинций, образованию наций.

Германский абсолютизм не сделал ни того, ни другого. С самого начала он играл в общем реакционную роль, надолго затормозив буржуазное развитие Германии.

7. Среди массы германских государств (около 300) наибольшее значение приобрели Пруссия и Австрия.

Пруссия, территориально выросшая со времени Тридцатилетней войны, в XVIII веке превратилась в королевство. По особенностям существовавшего здесь политического режима прусское государство называют полицейским.

Более чем где бы то ни было в Европе, в Пруссии установилась всеобъемлющая опека полиции и чиновничества над всеми явлениями общественной и частной жизни.

Закон вторгался во все: предписывал способы и.зготовлен1и-1 товаров, время работы и торговли, указывал, где должна стоять лампа в гумне и доме, сколько бутылок вина допустимо на крестьянской пирушке, какое приданое должно быть дано невзрачной и пр.

Политическая юстиция отправляла на смерть и на каторгу тысячи людей без сколько-нибудь законной процедуры. И так как этим целям недостаточно хорошо служили суды, были изобретены специальные комиссии.

Шпионство и доносы приняли массовый характер. С их помощью делали карьеру одни, другие, слабые и ничтожные, искали в них спасения и безопасности. Все значительное было оттеснено или ушло само от общественной жизни. Галеры и каторжные тюрьмы поглотили лучших.

Проникнутые кастовым духом, бесконтрольные в своем отношении к народу, чиновничество и офицерство были главной опорой этого режима.

Со всех сторон, писал Кант, слышалось: не рассуждайте, а верьте (священник), не рассуждайте, а платите (советник финансов), не рассуждайте, а маневрируйте (офицер). «Не ученость, а палка» сделалось девизом.

Немецкие короли, герцоги, графы и пр., игравшие роль правителей на тронах, эта, по выражению одного немецкого историка, «галерея преступных молодцов» была достойным украшением «священной навозной кучи Германской империи». Один из них оставил после себя 74 внебрачных ребенка, о другом известно, что он в угоду любовнице и для потехи расстреливал трубочистов на крышах (нравилось наблюдать, как они падают) и т. д.

8. В иные периоды насквозь прогнившую систему подправляли реформами, большей частью декларативными. Это так называемый просвещенный абсолютизм.

Этим термином~о6означают~обыкновенно такую форму и одновременно такую политику абсолютных монархий, которая характерна для стран со слабо и медленно развивавшимися капиталистическими отношениями (Пруссия, Австрия, Россия, Скандинавские страны).

. Суть политики просвещенного абсолютизма заключалась в стремлении правящих феодальных классов предотвратить революционные изменения путем реформ и уступок, поскольку они не затрагивают основ феодальных общественных отношений и феодального государства. Реформы должны были смягчить противоречия, вызванные разложением феодализма, проникновением буржуазных отношений, борьбой крестьянства за землю и против крепостничества.

Как и всякие реформы такого рода, реформы просвещенного абсолютизма могли иметь в отдельных случаях (и отдельных странах) некоторое прогрессивное значение. Однако своих целей — приспособления феодальных отношений к новой экономической и политической ситуации — они не достигли.

Свое наиболее яркое проявление просвещенный абсолютизм находит в Австрии — самом большом для того времени из государств Германской империи. В состав Австрии, король которой удерживал за собой титул императора Германии, входили насильственно присоединенные славянские земли (и среди них Чехия, Словакия, Хорватия, Словения, часть Польши), а также Венгрия.

Австрийский просвещенный абсолютизм нашел свое выражение в реформах королевы Марии-Терезии и еще больше — ее сына Иосифа П (ХУШ в.). Иосиф П осуществил ряд мер, имевших целью централизовать государственное управление и суд, упорядочить право (особенно уголовное).

Ограниченный характер имела реформа, предписывавшая освобождение крестьянства от крепостной зависимости. Освобождение крестьян осуществлялось без наделения их землей. За пользование помещичьей землей крестьяне должны были нести прежние феодальные повинности. Последующим законодательством они были несколько ограничены, а барщина вовсе отменена.

Ввиду сопротивления дворянства и церкви Иосиф II должен был отменить часть своих реформ, особенно в области государственного управления. Та же участь постигла и реформы, касавшиеся положения крестьян: при жизни Иосифа П помещики их саботировали, а после его смерти попросту перестали с ними считаться.

9. Наиболее уродливые формы абсолютизм принимает в Испании. Здесь он причинил наибольший вред.

Каким бы ни было самодержавие во Франции или Англии, оно — по крайней мере в лучшие свои периоды — благоприятствовало развитию промышленности и торговли. В той или иной мере оно ограничивало дворянское самовластие в пользу общегосударственных институтов.

В Испании все было наоборот. В угоду своему дворянству монархия препятствовала развитию промышленности и торговли.

Разведение овец и вывоз шерсти были сделаны исключительной привилегией дворянства. Оно подчинило себе всю внутреннюю торговлю, установило контроль над промышленностью, наживаясь на регламентациях и ограничениях. Реформой 1538 года представители городов были изгнаны из кортесов.

Уже в XVI столетии испанская промышленность и торговля оказались не в состоянии конкурировать с нидерландской и английской промышленностью.

Выселение арабов и евреев, проведенное вследствие религиозной нетерпимости, подорвало шелководство и денежный рынок.

Разведение овец уничтожало пашенное земледелие. Тысячи крестьян устремились в города. Началась массовая эмиграция, особенно в американские колонии.

На чем же выросла испанская абсолютная монархия и на чем держалась? Главным образом на колониальном грабеже, который с такой последовательностью осуществлялся в Мексике и Южной Америке, в богатых Нидерландах, отчасти в Италии, подпавших под гнет Испании. Приток золота сделал монархию менее зависимой от городов. Господство за рубежом примирило дворянство с самодержавием, заставило поддерживать его, тем более что самодержавие сохранило все привилегии знати.

Но как только приток золота из-за границы стал ослабевать, как только Нидерланды начали борьбу, требуя независимости, наступил неизлечимый кризис экономики и политики государства, в котором «никогда не заходило солнце».

Испанский король Филипп II (XVI в.) вынужден был дважды объявлять государственное банкротство, чтобы этой радикальной мерой избавиться от кредиторов.

Никогда и нигде еще паразитизм дворянства не переплетался в такой степени с паразитизмом чиновников и духовенства. На восемь миллионов человек населения в Испании в XVII веке насчитывалось 200 тысяч священников и 100 тысяч монахов и монахинь. На каждые пять человек населения приходился один чиновник. Многие должности создавались только для того, чтобы пристроить «нужного человека» или родственника.

И в то же время не менее 40 тысяч человек вынуждены были ежегодно эмигрировать. Многие гибли от голода и эпидемий. К концу XVII столетия население страны уменьшилось на два миллиона человек.

Как и во Франции, культ королевской особы принимает уродливые формы. При встрече с королевским экипажем (король очень редко выбирается из дворца) все встречные экипажи поспешно завешивали окна. Каждый раз король огражден бесконечным числом телохранителей.

Дворцовый этикет полон нелепостей. Когда король ночью идет, к королеве, например, нужно, «чтобы он был обут в туфли, а на плечах имел черный плащ, держа щит в одной руке, а шпагу в другой; впереди его старшая фрейлина; она держит факел и бутыль» и т. д.

Ни в одной европейской стране инквизиция не была столь могущественной и нигде не был таким беспощадным и массовым ее террор, как в Испании.

Глава десятая Феодальное право в странах Западной Европы

А. Источники феодального права

Каждое феодальное государство имело свое право. Более того, каждая область государства имела свой особый правовой комплекс. Было бы, однако, слишком сложно излагать право каждой феодальной страны в отдельности. Поэтому мы ограничимся общим очерком его истории, основных черт, основных форм.

1. По характеру источников права средневековая Франция распадалась на две большие области — север и юг.

На севере Франции преобладало неписаное, обычное право. В основе его лежали варварские права так или иначе приспособляемые к феодальным отношениям. К этому правовому материалу прибавились с течением времени обычаи, выросшие из судебных решений по конкретным делам, королевские «капитулярии», ордонансы и пр. На юге страны, где экономические отношения были более развиты, чем на севере, удержалась видоизмененное римское право (применявшееся со времен римского господства). Соответственно с тем юг называли «страной писаного права», а север — «страной обычного права».

Старые германские обычаи действовали и по всей Германии. На их основе развился так называемый феодальный кодекс — смесь обычаев, регулировавших отношения сюзеренитета-вассалитета, феодальной собственности и пр.

В отличие от обычного права государств континентальной Европы, английское обычное право было общим для всей страны. Этому способствовала деятельность высших судов. Важное значение имели также королевские «ассизы» — законы. Они Изменяли II дополняли старинные правовые обычаи, восходившие к суде1″.нт1кам англосаксонских королей.

1. Переломными для истории европейского права были Х11-Х1II века. В это время появляются первые кодификации (сб»;.:1;-.:1) права, начинается рецепция римского права, возникает городское право, все большее распространение получает право католическое.

Самой ранней попыткой кодификации феодального права был составленный в XII веке Ломбардский сборник. Он содержал в себе нормы права, выработанные в судах Милана и других северо-итальянских городов.

Ломбардский сборник послужил образцом для Франции. В течение ХШ столетия здесь появляется немалое число собственных правовых компиляций. Составлялись они частными лицами и потому имели главным образом справочный характер. Наиболее важной из этих компиляций были Великие кутюмы Нормандии (около 1275 г.).

Большую известность приобрела компиляция местного права, составленная профессиональным юристом (бейлифом и сенешалом) Бомануаром. Она выходит за пределы собственно округа Бове, толкуя’о многих таких нормах, которые были приняты в других провинциях (о праве крестьян продать и заложить свой надел, купить землю, лежащую за пределами своей провинции и т. д. Бомануар же написал, что, если кредитор говорит, что он дал взаймы, но не получил долга, а должник утверждает, что он его возвратил (уплатил) и не будет представлено доказательств ни с той, ни с другой стороны, должно довериться должнику).

Сборники, фиксировавшие местные обычаи (кутюмы), давали им толкование, способствовали единообразному применению

права.

В XV столетии во Франции насчитывалось около 60 больших сборников кутюмов и не менее 300 малых. Можно вполне понять Вольтера, писавшего: «Когда путешествуешь по Франции, то меняешь законы всякий раз, когда меняешь лошадей».

Большой известностью пользовались немецкие компиляции XIII столетия, особенно Саксонское зерцало и Швабское зерцало; принадлежит оно перу судьи Эйке фон Ребхофа. Первоначально оно было написано по-латыни, затем переведено на немецкий.

Саксонское зерцало состоит из двух частей. В первой излагается «земское право» северо-восточных областей Германии. К нему относились нормы государственного, гражданского, уголовного и процессуального права. Во второй части излагается «ленное право» — нормы, регулировавшие отношен;:» между

феодалами.

Кодекс проникнут идеями верховенства князей над императорами, независимости отдельных областей Германии. В этом смысле он достойный предшественник «Золотой буллы».

Появившееся, позднее Швабское зерцало воспринимает некоторые принципы Саксонского зерцала, но ориентируется главным образом на право южно-германских областей.

3. По особому пути в том же ХШ столетии шло развитие английского права. C этого времени здесь стали записывать в особые книги — свитки тяжб — судебные решения, вступившие в законную силу.

Постепенно входит в жизнь правило, что судебные решения, вынесенные вышестоящим судом и занесенные должным образом в свитки тяжб, имеют силу закона для всех нижестоящих судов, когда они рассматривают аналогичное дело или сталкиваются с аналогичной ситуацией. На эти решения можно было ссылаться, как ссылаются на закон. Так возник и утвердился в Англии судебный, прецедент — узаконенный пример для решения аналогичных дел. Совокупность прецедентов составила в своей основе общее право Англии.

Возникновение общего права не может считаться вопросом вполне выясненным. Полагают, что разъездные королевские судьи, отправляя правосудие на местах, руководствовались местными обычаями, о которых они узнавали через присяжных. Возвращаясь к себе в Вестминстер — резиденцию высших судов в Англии, — они отбирали «лучшее» в массе местных обычаев или попросту отдавали предпочтение тому или другому из известных им обычаев.

Это стремление вполне объяснимо, если иметь в виду, что Англии удалось избежать распадения на уделы и сохранить от времен нормандского завоевания весьма сильную центральную власть, а значит, и единую для всей страны администрацию. Разнообразие правовых обычаев было для нее нетерпимым явлением.

Постепенно стало считаться, что самой существенной частью прецедента является не столько само решение, сколько его обоснование, и таким образом судьи не были обязаны следовать буквальному тексту предшествующего решения.

На практике применения прецедентов старые англосаксонские обычаи стали дополняться и видоизменяться еще и под действием реципированного римского и канонического права, а еще больше в результате произвольного толкования обычая.

Наиболее важные решения стали издаваться в виде Ежегодников.

Что касается компиляций, то наибольшим авторитетом пользовался сборник известного юриста Гленвила (XII в.). Нельзя не сказать и о судье Королевской скамьи Брактоне, авторе трактата «О законах и обычаях Англии» (сер. ХШ века).

Самым же значительным сборником английского феодального права следует считать так называемый Fleta, составленный неизвестным лицом в лондонской тюрьме (Флит) около 1290 года.

Общее право представляется обычно гибким, то есть легко приспособляющимся к новым обстоятельствам, но поначалу оно таким не было. Судьи тяготели к строгой формальности, к «отвердеванию» прецедента. Они выработали 39 так называемых приказов, под которые стремились подводить все возможные варианты исковых притязаний. А когда это не удавалось, отказывали в иске.

Но жизнь, в особенности экономическая, не терпит застывших форм регулирования. Стороны стали искать защиты у короля и его администрации. Они справедливо ссылались на ущерб, причиняемый им судами общего права, терявшимися, например, перед таким новым для них делом, как фрахт морских судов или что-нибудь в том. же роде, чего не знали и не могли знать старинные обычаи англосаксов.

Тогда-то и возникают уже упоминавшиеся ними суды справедливости. Первым из них был суд лорда-канцлера, действовавший по поручению самого короля. Суд справедливости не был связан не только нормами общего права, но и никакими нормами права вообще: каждое его решение было правотворчеством в собственном смысле, и это считалось естественным, поскольку он действовал по прямому поручению короля.

Постепенно вошло в обычай, что решения лорда-канцлера имеют значение прецедента, подобно решениям судов общего права, но только для судов справедливости.

Таким образом возникли две системы прецедентного права, из которых последняя отличалась большей приспособляемостью к меняющимся условиям жизни.

4. Начиная с XIV века все большее значение приобретают такие источники права, как закон, королевское распоряжение, решения высших судов.

Во Франции в интересах объединения страны с помощью логистов, приглашенных в королевскую курию, издаются ордонансы, эдикты и другие акты по вопросам уголовного, гражданского и процессуального права. Их действие распространялось на всю страну. То же значение имела деятельность парижского парламента.

В Англии начиная с ХШ века издаются статуты и ордонансы по различным вопросам права. Статутами назывались акты парламента, получившие утверждение (санкцию) короля; ордонансами — акты самого короля.

В более позднее время, в XVII столетии, во Франции издаются систематические собрания законов вроде Торгового или Морского кодексов, а также более известного Большого ордонанса 1670 года, кодифицировавшего процессуальное право.

Тем не менее кутюмы оставались, а вместе с ними и раздробленность права, его партикуляризм.

Среди немецких кодификаций права XVI-XVIII веков заслуживает быть отмеченной знаменитая «Каролина», изданная вскоре после поражения Крестьянской войны 1525 года (в 1532 г.), в качестве единого свода законов для всей громадной, пестрой по своему составу Германской империи «Каролина» (названная так по имени императора Карла) могла бы иметь — уже по одному этому — известное положительное значение. Но ее «всеобщность» значительно умалялась оговоркой, принятой по настоянию князей: «Мы не желаем, однако, лишать курфюрстов, князей и сословия их исконных, унаследованных и правомерных обычаев».

«Каролина» объявляет уничтоженными такие старые обычаи, «неразумность» которых была очевидна: захват корабля со всем его имуществом в случаях, когда он терпит крушение; самовольное присвоение опрокинувшегося воза; арест с целью получения выкупа — эти и некоторые другие обычаи старого германского феодального права, узаконенные в интересах дворянства.

Вызванные интересами развивающихся товарных отношений, эти постановления могли бы принести пользу. Но они тонули в массе мер террористического характера, направленных против крестьян.

В то самое время, когда, повинуясь законам первоначального капиталистического накопления, тысячи крестьян должны были расстаться с привычными условиями существования, «Каролина» постановляла, что так называемых злостных бродяг «должно предавать смертной казни мечом… как только они попадут в тюрьму, невзирая на то, что они не совершили какого-либо иного действия».

Устрашения ради «Каролина» сохраняла такие виды смертной казни, как сожжение, четвертование, колесование, повешение, утопление, погребение заживо, волочение к месту казни, терзание калеными щипцами (перед смертной казнью).

Процессуальные постановления, составляющие главное содержание кодекса, увенчиваются признанием допроса под пыткой, характер которой — продолжительность, суровость — предоставляется «усмотрению благонамеренного и разумного судьи».

Предписывается, чтобы арестованному не рассказывалось об обстоятельствах преступления, которое ему инкриминируется, чтобы не дать ему возможности обдумать защиту, тем легче запутать и добиться признания или оснований для допроса под пыткой. Требовалось, впрочем, немногое: «Если заметят, что подозреваемый держится потаенно, необычным и опасным образом около тех лиц, в измене коим он подозревается, и если он ведет себя так, как будто он им верен… то сие является доказательством, достаточным для применения допроса под пыткой».

«Каролина» не может считаться чисто германским правовым памятником. Не говоря уже о многочисленных ее отсылках к римскому праву, рецепированному в Германии, она так много заимствует из других источников, что называется порой не без оснований «немецким учебником итальянского уголовного права».

Крупнейшей …среди всех немецких феодальных кодификаций явилось Прусское земское уложение 1794 года. Его составители сумели как-то связать рецепированное римское право периода поздней империи с постановлениями Саксонского зерцала и некоторых городских компиляций. Нормы гражданского и уголовного права перемешаны здесь с моральными изречениями, прикрывавшими патриархальный деспотизм полицейского государства.

5. Мы уже говорили о вмешательстве церкви и область имущественных и семейных отношений, о преследовании еретиков и таких надуманных «преступлений», как «колдовство»; как уже отмечалось, на основе весьма неопределенного положения о том, что все преступления, связанные с «грехом», подлежат суду церкви, последняя стала преследовать кровосмешение, двоеженство, лжесвидетельство, клевету, ложную присягу и т. п.

Церковные суды руководствовались нормами, неодинаково толкуемыми, — учениями апостолов, высказываниями авторитетов, постановлениями церковных соборов и пр. Весь этот пестрый комплекс норм получает в XII столетии название канонического права. В том же веке выходит в свет первый сборник его — Кодекс Грациана. Каждая норма права была подкреплена в нем цитатой из Библии, высказыванием «отцов церкви» и т. п.

При Иннокентии III (XIII в.) папская курия претендует на то, чтобы стать верховным интерпретатором (толкователем) права, какими бы ни были его происхождение и область регулирования.

6. Огромную роль в истории европейского права сыграла рецепция (заимствование и усвоение) римского права.

Развивающиеся экономические отношения стали испытывать нужду в новых нормах права, которые могли бы должным образом регулировать торговлю, морские перевозки, кредит и денежные отношения вообще, новые формы собственности, возникшие и развившиеся в городе, и т. п. Феодальное право, примитивное и консервативное, разное в разных провинциях, не годилось для указанных целей.

Выход был найден в рецепции римского права. Правда, оно было рабовладельческим. Но одновременно с тем оно было правом развитого товарного общества, правом, основанным на частной собственности, и к тому же продуктом высокой юридической культуры.

Нормы римского права выражены в наиболее общей, абстрактной форме и потому могли быть легко применимы в сходных ситуациях. Рецепция не исключала критики, рецепированное римское право применялось не механически. Весьма часто оно бралось только за основу, дополнялось и изменялось.

Раньше всех в Европе римское право, главным образом по кодификации Юстиниана (см. главу «Византия»), стали изучать в итальянских университетах, особенно в Болонском. Здесь выдвинулся юрист Ирнерий (1082-1125 гг.), положивший начало школе глоссаторов — комментаторов римского права.

В начале XIII века в Болонском университете учится 10 тысяч студентов. Вслед за ним римское право стали преподавать в университетах Лейдена, Парижа, Оксфорда, Праги и т. д.

Создаются обширные руководства по применению римского права, из которых особенную известность приобрело сочинение профессора Аккурция (ХШ в.), автора так называемой Glossa ordinaria, содержащей 96200 глосс (на этом, собственно говоря, школа глоссаторов завершила свое существование).

В XIV-XVI веках характер комментариев меняется. Место общих рассуждений заняли толкования институтов, вопросы применения права, исследование противоречий. Комментаторов этого времени называют постглоссаторами.

Римское право было находкой прежде всего для развитых итальянских городов. Вслед за тем оно стало распространяться в Германской империи.

Германские императоры, тяготившиеся зависимостью от собственных вассалов, увидели в римском праве надежную опору. Им в особенной степени импонировало правило, сформулированное римскими юристами: «слово императора — закон». Император Фридрих 1 (XII в.) объявил римское право «всемирным правом». В акте Земского мира 1342 года римское право фигурирует наряду с имперским правом. Доктора римского права проникают в имперский суд, занимая там главенствующее место.

С XVI столетия признанным центром изучения римского права становится Франция. Здесь комментаторская работа, обогащенная знанием римской истории и идеями гуманистов, становится более основательной, да и латынь, которой продолжали пользоваться как языком науки, стала отличаться от варварской латыни глоссаторов.

О масштабах комментаторства свидетельствует, например, сочинение Донеллюса (1527-1591 гг.), составившее 28 томов. Это его знаменитые «Комментарии к римскому частному праву», оставившие глубокий след в классической романистике.

И в Германии и во Франции римское право приобрело силу закона, конкурируя с правом национальным. Во Франции только правительство Наполеона объявило Кодекс Юстиниана утратившим силу.

Англия менее других стран была затронута влиянием римского права. Здесь, как мы уже знаем, пошли по пути создания судов справедливости. Но есть серьезные основания полагать, что судьи, объявленные универсальными знатоками обычаев страны, систематически прибегали к заимствованию, «хотя и не всегда разумно, ходячих отрывков римского и канонического права» (Г. Мэн).

Из римского права в европейские законы проникло понятие «естественного права» как права, общего для всех народов, ибо оно «заложено в природе».

Французский король Людовик Х мотивирует освобождение крестьян от крепостной зависимости «естественным правом»: «Ввиду того, что согласно естественному закону каждый должен родиться свободным, а вследствие некоторых обыкновений и обычаев, введенных в глубокой древности… а также, может быть. и по вине предков многие лица из нашего народа попали в рабство…» и т. д. Легисты; писавшие этот ордонанс, не могли, разумеется, знать, каким оружием станет для просветительной философии «естественное право», когда придет время покончить с феодализмом.

Неизбежным результатом рецепции сделался антагонизм местного и римского права. Воспитанные на римском праве, юристы королевских судов пренебрегали кутюмами, вводили в процесс массу формальностей, видоизменяли действие целых институтов и пр., достигая этого как судебными решениями, так и еще больше эдиктами и ордонансами.

Когда королям было выгодно, они прибегали к кутюмам, например при взыскании феодальных платежей; в других случаях, уничтожая самостоятельность городов, сеньориальный суд и т. д., они предпочитали римское право.

При всем том рецепция римского права принесла с собой немало худого. Дуализм обычного и римского права открывал неограниченные возможности для судебного -произвола. На основе более чем «свободного» толкования права расцветают казуистика, «схоластические», оторванные от реальных условий толкования закона, увлечение формально-логическими толкованиями, часто

ложными, надуманными.

С рецепции римского права утверждается за юристами дурная слава, которая и до сих пор дает себя знать. Ребенок, открывая книгу сказок, читает в лучшей из них («Кот в сапогах»): «Один мельник оставил детям в наследство мельницу, осла и кота. Дети скоро поделились, не призвав при этом ни нотариуса, ни прокурора. Ведь те разом бы проглотили все их наследство». Эти слова, написанные Перро в XVII веке, выражали собой подлинно народную традицию. Английский поэт XIV века Чосер, рисуя своего адвоката, пишет: «Нигде не было такого неутомимого приобретателя». А знаменитый французский фарс о Патепене-адвокате, отъявленном мошеннике! Или немецкая сатира Бебеля (XV в.) на адвоката, который, сделавшись монахом, стал вдруг проигрывать дело за делом в ущерб своему монастырю. Вот его оправдание: «Я не должен больше лгать, как раньше, потому я и проигрываю».

7. В Х1-Х11 веках, раньше всего в Италии, начинает складываться городское право.

Городские республики Италии весьма рано приобрели право на собственный суд. Осуществлялся он, как правило, лицом, принадлежавшим к высшей администрации. Решение его, в том числе и по конкретному делу, приобретало значение общей нормы.

Не следует думать, что в каждом случае решения эти «изобретались». Италия находилась в оживленных сношениях с Византией, воспринимая от нее право и опыт. А потом началось возрождение римского права.

Купцы Германии и Франции, находясь по делам в Италии, становились очевидцами судебных споров, а нередко и сами заявляли иски или отвечали по искам других. Возвращаясь на родину, они приносили с собой новый правовой опыт и стремились привить его на родной почве.

Каждая гильдия, как и каждый цех, имела свой собственный суд и сравнительно несложное судопроизводство. Гильдейские и цеховые судьи не были связаны кутюмами, могли решать дела по «справедливости». При таком положении заимствование чужого права было делом нетрудным.

С течением времени появляются в средневековой Европе компиляции торгового права, морского права, городские статуты и пр. Здесь широко применяются римское право, торговые и иные обыкновения.

Городские статуты XII века (Валансьена, Фрайбурга) содержат постановления о полиции, рынке, об обязанностях по отношению к сюзерену, об уголовном и гражданском праве и пр.

Весьма обычным было то, что один город заимствовал право у другого. В Германии в этом отношении образцом служили статуты Кельна, Магдебурга, Любека и других крупных торговых центров.

Кельнское право было усвоено тридцатью городами, гамбургское широко применялось в Прибалтике, магдебургское — в Силезии, Галиции, Польше (и через нее на Украине).

Б. Юристы

1. Адвокатура, получившая столь большое развитие в императорском Риме, стала возрождаться к жизни с появлением церковных судов, а затем и парламентов.

Вскоре адвокаты стали создавать корпорации по примеру других средневековых профессий. Во Франции такая корпорация существует уже при Людовике IX. В Англии адвокатские корпорации возникают в XIII столетии. Это так называемые инны, проникнуть в которые было очень трудно (и дорого стоило). С течением времени только принадлежность к корпорации давала право выступать в суде.

Особую группу составляли адвокаты, которые специализировались на юридической консультации (продолжая выступать в судах). Во Франции их начинают отличать от прочих адвокатов уже с XIV века. Это юрисконсульты.

2. Распространение канонического и рецепция римского права усилили значение документов, могущих служить основанием правового притязания. Стали с особым усердием требовать от них соответствующей формы, придираться к упущениям. Появляется необходимость особого подтверждения, удостоверения документов.

Так возникает нотариат. Начиная с ХШ столетия и папы и короли стали давать определенным лицам право составлять и удостоверять документы. Позже (в XVI в.) издаются положения, регулирующие их деятельность. Во Франции нотариусы сделались чиновниками короны.

В Англии утвердился особый порядок: нотариальные действуя с документами совершались в суде судейскими чиновниками за особую плату — пошлину.

3. Зарождение должности прокурора во Франции следует связывать с теми функциями, которыми наделялся помощник бальи в королевском домене: когда не оказывалось обвинителя против очевидного преступника, эту функцию брал на себя помощник бальи. Он представлял в данном случае «короля» и его «интерес».

Окончательно французская прокуратура (с функциями государственного обвинения) утверждается в XVI веке.

Тогда же возникает прокуратура в Германии; ей поручается также расследование преступлений.

В Англии особый чиновник для судебных обвинений стал называться атторнеем (атторни).

В XVI-XVII веках прокуратура действует уже во многих странах — Италии, Нидерландах и др.

Следует заметить, что средневековая школа, при всех ее очевидных недостатках, учила своих питомцев составлять юридические документы (составная часть риторики). Вместе с тем в школе изучались и комментировались правовые источники. Особое внимание уделялось искусству спорить и доказывать. Для этого в большом ходу были диспуты.

В. Применение права

1. В период варварских правд действовал личный принцип применения права: где бы данный человек ни проживал, он мог требовать, чтобы его судили по тому праву, к которому он принадлежал» по рождению.

Традиция эта шла еще от тех времен, когда франк судился по франкским законам, римлянин — по римским и т. д.

Начиная с Х-Х1 веков личный принцип действия права уступает место территориальному: зато каждая провинция обзаводится собственным правом.

2. Весьма бурные дискуссии вызывал у средневековых юристов вопрос о том, должны ли законы применяться во всех случаях по их буквальному содержанию или это применение может корректироваться разумом, совестью или в зависимости от обстоятельств. Вопрос этот сделался очень актуальным. В начале XIV века король Франции возбудил преследование против тамплиеров. Они обвинялись в ереси, но дело было в том, что тамплиеры были богаты, а король нуждался в деньгах. Пытки вырвали у некоторых рыцарей ордена признание. Последовали осуждение, казни, конфискации.

В Англии, где орден имел свои отделения, пытка применена не была, ибо английские законы ее исключали, а потому не было и признания. Тогда римский папа выступил (в 1310 году) с толкованием, что по отношению к еретикам не может быть ни соблюдения законов, ни принятых гарантий. То был открытый призыв к нарушению права в видах политической целесообразности. Эта изуверская доктрина, исходившая от верховного толкователя религии и права, причинила страшный вред. Обвиненный был уже виновен потому, что подозревался, его лишали средств защиты.

Просвещение принесло с собой провозглашение иных начал, но еще далеко не их победу.

Спиноза скажет в своем «Богословско-политическом трактате»: «Неправосудие есть отнятие у кого-нибудь под видом права того, что ему следует на основании истинного толкования законов».

Монтень в своих знаменитых «Опытах» противопоставит римским полководцам Октавию и КЭтону, готовым «скорее подвергнуть свое отечество крайним опасностям, чем оказать ему помощь, нарушив законы», спартанского-царя Агеси-лая, который, потерпев поражение и оставшись без войска, приказал на одни сутки остановить действие закона, чтобы дать возможность бежавшим с поля боя вернуться в строй (без этого они должны были считаться преступниками). Кто из них прав?

Г. Судоустройство и судопроизводство

1. Несмотря на значительные различия, в судебном устройстве каждой страны можно отметить некоторые черты, общие для всех государств феодальной Европы.

В период расцвета феодальных отношений (Х-ХШ вв.) краеугольным принципом суда было следующее: всякий судится себе равным. Заседателями (асессорами) сеньориальных судов могли быть только те, кто имел равный лен с подсудимым.

Крестьяне судились сеньором или его уполномоченным. Свидетелями призывались, как правило, крестьяне.

Вот пример, относящийся к английскому суду XIV века. Джон Строт явился в курию манора и заявил, что отец его умер и он как старший сын просит передать ему землю, которой владел отец. Спрошенные по этому поводу вилланы заявили, что так оно и есть и что обычай требует, чтобы земля была отдана Джону. Курия вынесла решение и выдала истцу копию его. Эта копия стала документом, устанавливающим права Д.Строта. Отсюда и название основной массы английского крестьянства XIV и последующих веков — копигольдеры (держатели по копии).

Начиная с XV столетия в странах Западной Европы и особенно во Франции происходит оттеснение феодальной знати от участия в судебной деятельности.

Три причины способствовали этому: усиление королевской администрации, образование высших судов, распространение римского права и писаных сборников обычного права.

Когда появились кодексы и другие писаные сборники, когда было переведено римское право, пишет Монтескье, когда появились стряпчие и юристы — тогда «пэры и старшины не были уже в состоянии творить суд. Пары стали уклоняться от исполнения обязанностей судей, да и сами сеньоры неохотно созывали их; к тому же судебные разбирательства из блистательных действий, приятных дворянству, занимательных для военных людей, стали судебной процедурой, которой они не знали, да и знать не хотели».

Во Франции бальи стали первыми практиковать единоличное рассмотрение дел, тем более что заседатели, неосведомленные в новом порядке судопроизводства, ничем не могли им помочь.

Важную роль в профессионализации судебной деятельности сыграли высшие суды, возникшие повсеместно. В Англии и Франции они выступали и как суды первой инстанции и как ревизионные органы. Последнюю функцию они осуществляли главным образом через разъездных судей, периодически посещавших судебные округа.

Разъездные судьи судили и сами. В Англии, прибыв на место, они первым делом вызывали присяжных и требовали, чтобы те назвали имена преступников. Дело это кончалось для присяжных не всегда благополучно. Часто они навлекали на себя месть. Поэтому нередко случалось (особенно после какого-нибудь возмущения, привлекшего к себе внимание центра), что при первом появлении разъездных судей население устремлялось в леса и там отсиживалось.

Верховный суд ранее всего сформировался в .Англии. Во Франции парламент становится верховным судом при Людовике IX (1226-1270 гг.), выделившись из королевской курии. Резиденцией парламента был избран Париж. Состоял он из нескольких следственных палат и так называемой большой палаты. Созывался он сначала ежегодно, но по мере накопления дел стал постоянным учреждением. Для ревизии дел (и их решения) на местах назначались разъездные судьи.

При парламенте состояли «королевский прокурор», «королевские адвокаты». По мере воссоединения Франции парламенты — как судебные учреждения — стали создаваться и в провинциях.

В Германии возникает верховный имперский суд. Функции его были очень ограниченными. Верховные суды стали быстро пополняться профессиональными юристами: во Франции — знатоками кутюмов и римского права, в Англии — общего права.

В Германии доктора римского права становятся признанными авторитетами. Их всячески поощряют император, имперская знать, города. В 1425 году было даже специально постановлено, что не менее половины советников имперского суда должны быть докторами римского права. Распространение королевской юстиции (княжеской — в Германии) ограничивало суд феодальных курий по всем важнейшим делам, а также самосуд.

Легисты любили, должно быть, обращаться к известному рассказу о философе, который, попав в неизвестную страну и увидев виселицу и на ней повешенного, обрадовался: раз есть виселица, значит, есть и суд. А раз — суд, значит, народ цивилизован.

Исключение составляли некоторые, главным образом западные, области Германии, где самосуд приобрел резко выраженное антикрестьянское назначение. Это так называемый суд фемов.

Состав его подбирался местными властями из рыцарей и зажиточных крестьян. Имена судей и присяжных хранились в тайне. Судоговорение совершалось в пещерах, подземельях, обставлялось таинственностью.

Компетенция фемов была неограниченной. Они преследовали свою жертву всюду, где бы она ни спряталась.

Повестка с вызовом в суд втыкалась в засов ворот, и никто не знал, кто ее принес. Ни предварительного, ни судебного следствия не существовало. Обвиняемому не сообщали имен обвинителей. Он не знал доказательств вины. Судьи заседали в масках. Их приговор был предрешен заранее. Единственным видом наказания было повешение. Приговор приводился в исполнение немедленно, на первом дереве, тайно, и только по воткнутому рядом ножу можно было догадаться, что казнь произведена фемами.

Для процедуры суда фемов характерно, что они считали возможным вынести приговор на основе одного единственного показания, исходившего от «верного человека», причем сам он мог только слышать о преступлении и вероятном преступнике, не больше. Шефены суда фемов, то есть заседатели, были одновременно и доносчиками, агентурой властей.

Государство не только не препятствовало суду фемов, но даже благоприятствовало ему, помогало его распространению. Исчезать он стал не ранее XVI-XVII столетий.

2. Особого рассмотрения заслуживает возникновение суда присяжных заседателей в Англии.

Мы говорили уже, что реформой Генриха II было разрешено доказывать иски с помощью свидетелей, а в уголовных делах — устанавливать виновность показаниями 12 присяжных, принадлежащих к данной местности.

Первоначально английский присяжный должен был сам расследовать дело, расспрашивая о нем знающих людей. Свое решение он обязан был основывать на полученных сведениях («согласно очевидности»).

Если присяжные заявляли, что ничего не знают о том деле, о котором их спрашивали, то они распускались и назначались другие. Но постепенно этот порядок, которым слишком часто стремились воспользоваться, был отменен: присяжные должны были во всех случаях выносить решение, оправдывающее или обвиняющее, удовлетворяющее иск или отказывающее в нем. Из свидетелей они превращаются в судей. Завершение этого процесса происходит в XV столетии (при Генрихе VII).

Вытеснение судебного поединка судом присяжных в уголовных делах прошло через ряд промежуточных ступеней. Некоторое время подсудимому давалось право выбора: или поединок, или присяжные. Но в делах, по которым обвинение исходило от короля (особенно в делах о «разбоях», то есть чаще всего крестьянских выступлениях против феодализма), присяжные очень рано (еще при Генрихе II) оттесняют ордалий.

3. Предварительные следственные действия признавались возможными и действительно осуществлялись, но особой стадии процесса не составляли ни в одной из европейских стран. Даже в Англии, где присяжные начинали следствие по собственной воле, оно не имело официального значения, никак не фиксировалось, служило единственно для выработки убеждения.

Более или менее разделенное на два акта, следствие — предварительное и судебное — появляется и начинает признаваться законом не ранее XVI века.

Обвинение по основной массе судебных дел продолжает оставаться частным, однако область преследования, осуществляемого от лица государства, все время расширяется. Политические и религиозные преступления, преступления, совершенные по должности, преследуются только государством.

В Англии, где частное обвинение удерживается в более широком объеме, чем на континенте, устанавливается, однако, правило, что обвинитель, не сумевший доказать обвинение и проигравший процесс, платит штраф.

Сколько-нибудь твердых оснований для обращения в суд не существовало. Каждый волен был затеять дело по любому поводу, который он считал основательным: были бы деньги на то, чтобы платить судьям.

4. Постепенно выходят из употребления старинные формы ордалия. Первое запрещение его содержится в постановлении Латеранского собора 1215 года. Но в делах «о колдовстве» ордалии продолжали применяться вплоть до XVH века.

Раньше всего прекратились испытания водой, железом, крестом. Их запрещают Фридрих П в Германии, Людовик IX во Франции. В Англии ордалии, включая судебный поединок, исчезают уже в XIII веке.

Память об ордалиях, впрочем, сохранилась. Во Флоренции в конце XV века испытание огнем было решено применить к знаменитому проповеднику Савонароле, обличавшему пороки церкви и призывавшему к очищению нравов. Разожгли огромный костер, через который тот должен был пройти так, чтобы огонь не оставил следа ни на нем самом, ни на его одеянии, чтобы доказать истинность своего учения. Но пошел дождь, и испытание не состоялось.

5. Признавая доказательства свидетельские и письменные, сохранив присягу, церковь предписывала своим судам добиваться признания обвиняемого и настаивала на формуле, ложность которой прекрасно сознавали и в то время: «признание — царица доказательств».

Всеми средствами домогаться признания предписывали капитулярии и ордонансы королей. Но вырвать признание было непросто, особенно в делах о политических преступлениях, по которым чаще всего привлекали людей, обладавших высокими моральными качествами, или при обвинениях в таких воображаемых преступлениях, как колдовство, сношения с ведьмами и пр.

На помощь пришла пытка. А так как достигнутое пыткой признание сомнительно, вынесение обвинительного приговора стали основывать на так называемом убеждении судей, что означало только одно — прикрытие произвола.

Особенно большое применение пытка получает с распространением римского права, которое допускало ее в качестве универсального средства «дознания». В Германии она была введена в XIV веке, во Франции — еще раньше. В Англии, несмотря на формальное запрещение, — с середины XV века и до самой буржуазной революции (1640 г.).

Крайний разгул пыток приходится на периоды острой классовой борьбы. Чтобы иметь «законное» основание для массовой репрессии, судьи заранее изобретали какие-нибудь страшные преступления, которые затем приписывали людям, обреченным на пытки и смерть.

Таким образом уничтожались без вины лучшие, образованные, честные люди. А сколько было сведено счетов грязного свойства, сколько было устранено людей только потому, что они мешали чьей-нибудь карьере!

После подавления Крестьянской войны 1525 года княжеские суды предъявляли арестованным обвинение в том, что те добивались дележа имуществ, принадлежавших богачам. Но «слова пленников, — пишет историк Циммерман, — можно принимать с крайней осторожностью; им навязывали вопросы и истязали до тех пор, пока не получали утвердительного ответа, дававшего права казнить смертью». В числе надуманных обвинений было, например, и такое, будто крестьяне Зальцбурга хотели сварить кардинала Маттея, чтобы иметь возможность сказать, что они съели его.

Поскольку признавалось право судей выносить обвинительные приговоры и посылать на смерть на основе одного только ничем не подтвержденного «убеждения», постольку существовала полная безответственность судей. Нередко случалось, что, когда судья не мог решить, кто из двух вероятных преступников действительно виновен, он посылал на смерть того, чье лицо казалось ему более «преступным».

Великий гуманист Ф. Рабле рисует в своем знаменитом «Гаргантюа и Пантагрюэле» образ судьи Бридуа, решавшего дела по тому, как выпадут игральные кости — за истца или против него. Высший суд — и это самое замечательное — санкционировал судебные решения Бридуа, все, за исключением одного, явно несправедливого. Бридуа оправдывался тем, что, будучи старым, он уже не так хорошо различает очки на костях и мог свободно принять четыре за пять.

Не связанные определенными правилами, с^дьи могли переносить вынесение приговора на любой срок.

6. По иному пути пошло развитие судебного процесса в Англии. Здесь не было инквизиции. Здесь не получило сколько-нибудь широкого развития римское право. Здесь дольше удерживались, хотя и в измененном виде, старинные англосаксонские свободы. Королевская власть была несколько ограничена парламентом, местным самоуправлением, автономией горбдов, прецедентным правом.

Английский процесс удерживает и развивает состязательный момент, свойственный старинным германским судам.

В суде канцлера складывается постепенно то, что называют перекрестным допросом. С течением времени он усваивается и судами общего права.

Один из двух адвокатов истца (младший) излагает суть иска. Старший адвокат истца представляет доказательства.

Затем вступает вдело адвокат ответчика: он ставит вопросы свидетелям истца. Затем тех же свидетелей допрашивает адвокат истца. Затем допрашивают свидетелей ответчика. Адвокат истца резюмирует суть следствия (судебного). Адвокат ответчика возражает.

Судья, который до этого времени бездействовал, резюмирует доказательства сторон. При этом всякое не опровергнутое доказательство считается истинным.

Присяжные решают вопрос факта (было, не было и т. д.). Судья постановляет решение.

Важнейшим завоеванием английского уголовного процесса стало правило, согласно которому обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Тем самым бремя доказывания — важнейший вопрос всякого процесса — ложилось на обвинителя.

Последнее слово в английском уголовном процессе принадлежит адвокату той стороны, против которой были представлены последние свидетели.

В течение всего процесса присяжные не могли отлучаться из здания суда, не могли иметь сношений с внешним миром. Если процесс затягивался, они спали в здании суда. К дверям их комнаты ставился часовой. Английское право требовало единогласия присяжных как в обвинительном, так и в оправдательном вердикте.

В Англии было две коллегии присяжных. «Большое жюри» (23 человека) решало вопрос о предании суду (оно выносило приговор, если обвиняемый тут же признавался). «Малое жюри» (12 человек) решало вопрос по существу (то есть «виновен» — «невиновен»).

Английский средневековый суд, как бы его ни идеализировали, был далек от совершенства. Продажность судей и их готовность следовать приказу, самый подбор присяжных, волокита и крючкотворство, вымогательство, облегчаемое судебной процедурой, то есть широкими возможностями отложения и перенесения дел за «недостаточностью доказательств» или их «неясностью», огромная власть судьи и пр. — характерные его черты. Самой же худшей была мировая юстиция, находившаяся в единоличной власти помещика.

7. В период варварских правд стороны могли не соглашаться с приговором и предлагать свой собственный. Поединок решал, кто прав.

Вплоть до ХШ века обыкновенным средством пересмотра приговора был поединок с судьей, его постановившим. Как только обвиненный заявлял о своем несогласии с приговором пэров, возникала ситуация, которая, при тогдашних представлениях, приравнивалась к оскорблению в лживом и злонамеренном действии. Выходом из нее был поединок.

Чтобы обвиненный не был обязан драться со всеми судьями, прибегали к следующей уловке. «Каждый пэр громко произносил свое мнение, и, как только один из них его высказывал и прежде чем второй успевал сделать то же», недовольный «объявлял это мнение лживым, злонамеренным и клеветническим» (Монтескье).

Побежденный в поединке апеллянт подлежал смерти, а его противник получал значительное возмещение. Поединок не разрешался тому, кто был приговорен к смертной казни, ибо ему во всех случаях нечего было терять.

Начиная с XIII столетия поединок как средство апелляции сходит со сцены. Во Франции, внимая «покорнейшим просьбам» о пересмотре дел, решенных в курии сеньора, сначала королевская курия, а затем парламент принимают апелляции к своему производству. С этого времени пересмотр приговоров теряет свой оскорбительный (для судей, его постановивших) характер.

В Германии возникновению нормальной апелляции способствовала рецепция римского права. Здесь возникает обычай обращения к другому суду, обыкновенному высшему.

Вместе с тем к высшим судам стали обращаться за консультацией во всех затруднительных случаях. Судьи сначала сами ездили в Любек или Франкфурт-на-Майне, где были созданы такие суды, а затем стали посылать простых курьеров. Консультации имели обязательное значение.

Не исключался в принципе и такой пересмотр приговора, который имел целью посмертную реабилитацию осужденного. Примером подобного рода может служить уже известная нам реабилитация Жанны д’Арк, преследовавшая политические цели.

Д. Имущественные правоотношения

1. Право земельной собственности было, как уже говорилось, привилегией господствующего класса. Формула «нет земли без сеньора» была выражением этого принципа. С большим трудом городам, когда ..-они вошли в силу, удавалось покупать для своих нужд господские земли.

Феодальная земельная собственность носила расчлененный характер. Одну часть своей земли сеньор держал для себя, другую отдавал своим вассалам, но не в собственность, а в пользование на условиях феодальной службы. Всякий раз, когда вассал намеревался распорядиться землей (продать ее или обменять), он обязан был получить согласие сеньора.

Право верховной собственности давало сеньору многие преимущества. Сеньор выбирал жениха для дочери-наследницы вассала, если у последнего не было сыновей. Он мог вернуть себе землю, если вассал умирал, не оставив наследника, или если вассал нарушал обязательства.

Право неограниченного распоряжения, которое римские юристы считали неотъемлемым атрибутом всякого права собственности, не было свойственно феодальному праву земельной собственности. Не только сеньор, но иногда и родственники, которые в каком-то будущем и при каких-то обстоятельствах могли стать наследниками феода, могли запретить отчуждение последнего. Все они, а также сеньор, имели право ретракта — принудительного выкупа проданной земли у ее нового собственника.

Категорически воспрещалась передача феода церкви: в этих случаях земля оказывалась потерянной навсегда, а сеньоры этого не желали. Церковь держала свои богатства, как тогда говорили, в «мертвой руке».

Всякий новый приобретатель — на этом особенно настаивает английское право — должен был нести все те повинности, которые нес предшественник.

Далеко не всегда оказывалось возможным доказать право собственности на землю каким-нибудь законным способом. Весьма часто право собственности было основано на захвате. На помощь приходила приобретатсльная давность. После невоспрепятственного владения в течение определенного срока приобреталось право собственности, и местный суд (или курия) выдавал соответствующий документ.

В ХШ веке французские кутюмы потребовали для таких случаев тридцатилетней давности владения.

2. Крестьянин не имел права собственности на землю, а в самое раннее время право собственности помещика распространялось и на личность крестьянина, его детей, его имущество.

С течением времени контроль феодала за тем, как крестьянин распоряжается урожаем или приплодом скота, ослабевает, и на первое место выступает требование денежного чинша. Копигольдер в Англии, виллан во Франции удерживают за собой и своими наследниками земельный участок, добиваются некоторого «отвердевания» повинностей. В Германии было несколько по-иному. Здесь — не без помощи докторов римского права помещики и силой, и через суд добиваются замены старых форм наследственных крестьянских , держании арендными отношениями, при этом краткосрочными. Это позволяло увеличивать повинности при каждом новом, выгодном для помещика, изменении цен. После кратковременного периода освобождения крестьян в большей части Германии осуществляется «вторичное закрепощение», заключавшееся в том, . что чиншевиков лишили свободы перехода.

3. Важное воздействие на характер феодальной земельной собственности оказал майорат. После некоторого периода, в течение которого феодальная земельная собственность (лен) поровну делилась между всеми сыновьями-наследниками, устанавливается принцип первородства. Наследником стал признаваться только старший сын. Сделано это было для того, чтобы предотвратить дробление феодов, их измельчание.

Во Франции новый порядок стал распространяться уже с XI века. Касался он главным образам крупных вотчин, владений знати.

В Англии майорат был узаконен Вестминстерскими статутами XIII века и неукоснительно соблюдался относительно всех дворянских земельных владений. Наследование земли осуществлялось только «по закону», но не по завещанию.

В тех же целях принцип первородства был перенесен и на крестьянское землевладение. Куттомы Бомануара, например, предписывали, чтобы старший сын получал не менее двух третей отцовского надела.

4. С возникновением городов начинают появляться и первые зачатки буржуазных отношений. Земля, находившаяся в собственности горожан (несмотря на обременения феодального характера), имела более свободный правовой статус, могла продаваться и завещаться.

Появляются посредники, скупающие сырье у крестьян и перепродающие его в городе. Между непосредственными производителями и потребителями становится новое лицо, в производстве не участвующее, наживающееся на посреднической торговле. По мере развития товарного производства из него вырастает купец.

В Англии возникает особая категория предпринимателей. Они раздают шерсть ткачам, а получают от них готовое сукно, которое затем поступает красильщикам, валяльщикам, ворсовщикам, пока товар не будет готов к продаже. За каждую операцию предприниматели расплачиваются особо.

Образуются торговые компании. Капитал их составлялся из взносов участников. Соответственно взносам делилась и прибыль.

5. Огромный размах приобретают ростовщические операции всякого рода. Возникают первые банки. Появляется вексель. По одной версии, его изобретение приписывается флорентийцам, по другой — арабам.

Вексель представлял собой по существу переложенную на бумагу римскую стипуляцию. Для истребования денег по векселю не было преград. Тот, кто его подписал, должен был платить в бесспорном порядке и именно ту сумму, какая была указана. Просрочка платежа влекла за собой немедленные репрессии- заточение в долговую тюрьму с конфискацией имущества, изгнание из города (как в Генуе) и пр. Главное же удобство состояло в том, что показанная в векселе сумма долга могла заключать в себе любой процент, намного больший, чем дозволялось: никто не мог входить в обсуждение того, как и из чего образовалась сумма долга по векселю.

Процентные операции были в принципе запрещены церковью .ввиду той явной неприязни, которую евангельский Христос питал к мытарям (сборщикам налогов) и ростовщикам. Но была оговорка в папских буллах насчет возмещения «ущерба», который «может потерпеть заимодавец». В тех случаях, когда церковь сама давала взаймы, она выговаривала себе землю должника в виде обеспечения, извлекала из нее доходы и уже не выпускала из рук. Недаром этот вид залога стали называть «мертвым залогом».

Процент по займовым операциям был, как правило, очень высоким -от 40 до 60 годовых.

Сохранился рассказ об одном английском аббате, который, взяв взаймы 25 фунтов, должен был через четыре года уплатить 840 фунтов.

6. Все большее разнообразие экономических связей так же, как и распространение римского права, усложняет некогда весьма примитивную область договорных отношений. Договоры найма, подряда, поручения и пр. занимают место рядом со старинными куплей-продажей, меной и дарением.

Сохранился договор между Микеланджело и купеческой гильдией Флоренции о сооружении статуи Давида. Гильдия давала мрамор, рабочих и ежемесячную плату в течение 10 лет начиная с 1 сентября 1501 г.

Постепенно отходят в прошлое старинные формы удостоверения сделок. Все большее значение приобретают документы.

В крестьянской среде, впрочем, предпочитают старинные обычаи: при переходе земли продолжают призывать 12 свидетелей и 12 мальчиков. Каждому из мальчиков, наблюдавших ввод во владение, надирают уши и дают пощечины, чтобы они лучше запомнили происходящее и могли быть свидетелями в будущем.

Б. Семейное право

1. Семейное право европейского средневековья развивалось под сильнейшим влиянием католической церкви.

Раннее христианство видело в браке богоустановленный способ обуздания чувственности и потому относилось к нему с терпимостью. Но уже в 451 году устанавливается запрет для монахов, ав1107- для священников вступать в брак. Внедрялось это с большим трудом.

С IX века стало утверждаться представление, будто брак является особым таинством, подобным причастию или крещению. Следствием такого взгляда было запрещение внебрачных связей и разводов, на что очень много сил положил папа Григорий IX.

Тридентский собор (XVI в.) наложил анафему на всех, кто не признает брак таинством и допускает развод.

Однако, если оказывалось, что один из супругов ошибся в социальном положении другого супруга, более низком, чем его собственный, церковь охотно признавала такой брак недействительным. Классовые интересы и на этот раз оказывались выше доктрин.

Брак между близкими родственниками не допускался. Но ни крестьянину, ни крестьянке не было позволено уходить в другую деревню. Тем не менее церковь закрывала глаза на проистекавшие из этого неизбежные кровосмешения.

Каноническое право принесло с собой резкое ухудшение правового положения женщины. Из римского семейного права бралось все худшее. Так, был установлен брачный возраст: 12 лет для девочек и 14 лет для мальчиков

В то время как римские юристы, например Гай, считали несправедливым отстранение женщин от распоряжения имуществом семьи и, основываясь на естественном законе, говорили о равенстве полов, творцы канонического права настаивали на полной имущественной неправоспособности женщины.

2. Правомерность физического наказания жены сохранялась в течение всех средних веков, а в самое раннее время феодализма не возбранялись ни ее продажа (в Англии), ни даже убийство ее (в особенности за прелюбодеяние).

Широко известен русский «Домострой» попа Сильвестра. Но он еще может считаться либеральным по сравнению с сочинением французского юриста Тирако «О брачных законах», изданным в 1513 году. Вот основные положения книги.

Женщина — существо низшее, ее депо повиноваться: так устроила природа. Мужчины должны вступать в брак 36 лет, женщины — 18 (сам Тирако женился на 11-летней девочке). Женщине разрешается наряжаться только для мужа. Муж не должен смотреть на жену как на ровню. Бить ее, впрочем, не надо только потому, что она может отомстить неверностью и ядом. Полновластной хозяйкой женщина может быть только в саду; ее рабочий инструмент — прялка.

3. Приданое, которое приносила жена, становилось общей собственностью семьи, и распоряжался им муж. Дарения в пользу жены хотя и не запрещались, но ограничивались.

По общему правилу, можно было дарить не более 1/3 имущества (Саксонское зерцало). В Англии по общему праву жена наследовала 1/3 свободного держания (фригольда).

Раздельность имущества супругов существовала в немногих странах Европы, в частности во Франции.

4. Каноническое право ставило вне официального общества детей, рожденных вне брака. Оно требовало их последующего узаконения браком родителей, хотя законы и обычаи ограничивали возможность подобного узаконения.

Английское право (Мертонский статут 1235 г.) прямо запретило подобный способ узаконения, видя в нем нечто противное интересам феодальных собственников.

В Англии в XII веке законом Генриха II предписывалось, чтобы всякая девушка, забеременевшая вне брака, сообщала о том властям. Если она этого не делала, то при гибели ребенка (независимо от причин) она подлежала смерти.

5. Там, где поддержание нормальных семейных отношений становилось невозможным (например, вследствие прелюбодеяния жены), церковь допускала отлучение от стола и ложа: брак сохранялся, брачные отношения разрывались.

Реформация (протестантизм перестал смотреть на брак как на таинство), а еще более Возрождение (XV-XVI вв.) принесли с собой некоторое улучшение в семейном положении женщины. Возросло уважение к ней, у нее самой прибавилось чувства достоинства.

В особенной степени это относится к Италии. Образованные, энергичные женщины становятся во многих отношениях равными самым выдающимся мужчинам. Дочь известного юриста Джованни д’Андреа, учителя Петрарки, Новелла читает вместо отца лекции в Болонском университете, хотя и скрываясь за занавеской. Исчезает разница между законными и незаконными детьми. Незаконнорожденными были Леонардо да Винчи и сам папа Климент VII.

Но и здесь еще очень много варварского. Одна женщина из Прато, будучи похищенной испанским солдатом, убивает его, захватывает по праву добычи деньги солдата и, возвратившись домой, спрашивает мужа, согласен ли тот взять ее назад, если она уплатит 500 гульденов в виде нового приданого и платы за насильственное бесчестие, над ней учиненное.

Ж. Уголовное право

1. В настоящее время кажется само собой разумеющимся, что уголовный закон должен быть определенно сформулирован и что только те действия влекут за собой уголовное преследование, которые прямо и недвусмысленно предусмотрены законом как преступные.

Средневековая юстиция смотрела на это по-другому. Хотя и кутюмы и законы предписывали наказание за известные действия, судья не был связан этими предписаниями, особенно в том, что касалось преступлений, квалифицируемых как политические и религиозные.

То же самое следует сказать и о наказаниях. Каждый раз, когда преступление заслуживало особого наказания, судья изобретал казнь, которая должна была поразить воображение, была бы достаточно длительной, достаточно мучительной.

Мы уже не говорим о внесудебных расправах, о массовых избиениях, сопровождавших всякую попытку возмущения, всякое отступление от католичества. В 997 году французские крестьяне, виновные в возмущении против гнета, были подвергнуты массовому искалечению: им отрубили руки и ноги. При подавлении ереси на юге Франции уничтожались все без разбора: «Господь на небесах разберется, кто католик, а кто еретик». О том, что последовало после поражения крестьянских восстаний в Англии и Германии, нельзя и сейчас читать без содрогания. Ни о каком суде не было и речи.

Преступлением считалось всякое проявление «неверности» по отношению к королю, сеньору, цеху, гильдии. Но что такое «верность», не было определено достаточно точно, и потому всегда существовала возможность произвола. От этого особенно терпели города, когда они были вынуждены бороться за вольности.

Таким же неопределенным было понятие «государственной измены» в английском уголовном праве. Государственной изменой считалось одно время одобрение первого брака короля Генриха VIII и осуждение брака с фрейлиной Анной Болейн (за это поплатился головой Томас Мор). Потом, когда Болейн надоела королю, приказано было считать изменой сожаление по поводу ее казни.

Можно указать на множество действий, считавшихся преступлениями, которые не назовет преступными ни один современный суд. Так, анатомирование трупов рассматривалось как преступление, за которое вплоть до XVI века была установлена смертная казнь.

Когда в начале XV века народ Милана, разоренный бессмысленной войной, вышел на демонстрацию с криками «мир!», было объявлено, что произнесение слов «мир» или «война» есть государственное преступление. Дело дошло до того, что священникам пришлось, вместо слов молитвы «дай нам мир», провозглашать «дай нам тишину».

В то же время многие деяния, признаваемые преступными любым современным законодательством, не считались таковыми в средние века. Это прежде всего открытый грабеж на больших дорогах, которым систематически занимались конные отряды рыцарей, пленение и заточение в целях получения выкупа, так называемое право первой ночи, бывшее легализованным изнасилованием, и т. п.

Распространение инквизиции и преследование так называемых религиозных преступлений привело к необычайному расширению феодальной репрессии. Под видом еретиков истреблялись и уничтожались все те, в ком видели опасность существующим порядкам, все наиболее передовые умы, восстававшие против схоластики и суеверий.

Используя невежество и фанатизм, церковь сумела придать популярность своим зверствам. Верили, что «колдовство» и вероотступничество могут навлечь «гнев божий» на всю страну, на весь народ. Об этом без конца повторяется в Библии. Не удивительно, что в каждом стихийном несчастье видели «божье наказание» за ересь.

Со спокойной совестью король Испании Филипп II, дегенерат и садист, утвердил приговор инквизиции, которым осуждался на смерть весь народ Нидерландов, боровшийся за национальную свободу. Было казнено около 25 тысяч человек. Светские суды мало в чем уступали судам церковным. В Англии, где инквизиции не было, но преследования за ересь были не менее жестокими, общее число казненных — по всем видам преступлений — было очень велико: из 4-5 миллионов человек населения было отправлено на смерть: при Генрихе VIII — 72 тысячи человек, при его дочери Елизавете (XVI век) — 89 тысяч.

В Германии судья Карпцов послал на казнь, по его собственному признанию, 20 тысяч человек. И это только один судья!

Не существует возрастного предела, ограничивающего или исключающего применение уголовного наказания, особенно казни, в отношении детей. Епископ Вюрцбургский, например (XVII в.), приговаривает к сожжению девятилетнюю девочку, заподозренную в «колдовстве», и она была сожжена вместе со своей младшей сестрой.

Объективное вменение, то есть наказание без вины, наказание единственно с целью устрашения и мести, ^Широко применяется при каждом крупном политическом процессе, при преследовании еретиков и «колдуний».

Массовые избиения семей и друзей политических противников были заурядным явлением во время борьбы между гвельфами и гибеллинами во Флоренции (Италия): пока та или другая партия стояла у власти, она давала полную волю страстям.

В 1721 году в Париже на Гревской площади вместе со знаменитым разбойником Картушем был казнен его брат, совсем ребенок, никак не причастный к преступлению.

Английское право, впрочем, довольно рано обогатилось понятиями, заключавшими в себе идею группировки преступлений в зависимости от их тяжести. Самым тяжким стали признавать «тризн» — государственную измену (главным образом неверность сеньору); термином «фелония» охватывались особо тяжкие преступления против личности (убийство, изнасилование) или собственности (поджог).

Это ничуть не мешало тому, чтобы приговаривать к смерти за убийство кролика на чужой земле, за кражу носового платка из кармана и пр.

2. Особую группу деяний, квалифицируемых как преступные, составляли те, в которых выражался протест угнетенного народа против эксплуатации.

Многочисленные постановления, касающиеся преследования крестьянских «разбоев», указывают на одну из наиболее распространенных, хотя и примитивных, форм сопротивления гнету. Но в то время, как законодательство и суд изощрялись в наказаниях для «разбойников», народные симпатии были на стороне последних.

Всем известна легенда о Робин Гуде из Шервудского леса (Англия). Враг попов, дворян и купцов, друг и защитник простого человека — так выглядит «разбойник» в глазах народа и таким он запечатлен в народной памяти.

С необыкновенной жестокостью, как мы уже говорили, подавлялись восстания против феодального строя. В начале XIV столетия по всей Италии гремела слава Дольчино — великого крестьянского вождя. Стоя во главе крестьянской армии, Дольчино добивался осуществления коммунистического идеала, как он ему рисовался. И он и его солдаты («апостольские братья») бились до конца. Дольчино и его подруга Маргарита были схвачены и подвергнуты пытке. От них требовали отречения. Им при жизни сдирали кожу, скручивали, раздробляли конечности, вырывали мясо. Оба молчали с непередаваемой твердостью. Маргариту казнили позднее, чтобы она могла видеть агонию Дольчино.

Способствуя развитию буржуазных отношений (до известного времени), европейский абсолютизм использует уголовное законодательство с тем, чтобы принудить работника (особенно разоренного огораживанием крестьянина) принимать навязываемые ему условия работы. Так вырастает «кровавое законодательство», наиболее яркий пример которого дает Англия XVI века. Законы 1536, 1547, 1572 годов, изданные королями династии Тюдоров, предписывали отрезание ушей у так называемых закоренелых бродяг и смертную казнь при рецидиве; всякого человека, отказавшегося от работы на предложенных ему условиях, разрешалось обращать в рабство. Для этих категорий преступников закон предписывал унизительные телесные наказания: кнут, клеймение, заковывание в цепи.

3. В официальной теории непреложной истиной считалось, что устрашение (или, как мы сказали бы сейчас, общая превенция, предупреждение) является главной целью наказания («чтоб иным, на то смотря, не повадно было так делать», говоря языком старого русского права). Во Флоренции был даже, рассказывают, обычай «увековечивать» каждый случай публичной казни картиной.

Следуя этому убеждению, смертную казнь стремились осуществлять в наиболее мучительных формах. Применялись кипячение в масле (при этом тело казнимого опускалось в котел не сразу, а постепенно — начиная с ног), колесование, четвертование, разрывание, распятие на кресте, закапывание живьем, вытягивание внутренностей из живого тела, вливание в горло расплавленного металла, засечение и т. п.

Смертный приговор, предписывавший казнь, определял, по обыкновению, и способ ее, при этом не возбранялось соединять многие мучительные средства.

Вот как казнили, например, Равальяка за убийство короля Генриха IV во Франции (1610 г.): убийцу положили спиной на эшафот и крепко привязали; в руку его вложили нож (орудие преступления) и сожгли ее серным огнем; клещами рвали тело и лили в раны расплавленный свинец, масло и серу; затем конечности Равальяка привязали к лошадям и стали рвать сначала слабо, затем сильнее, пока не оторвали.

Во многих случаях наказание, помимо устрашения, заключало в себе заметный элемент мщения, как бы его ни прикрывали «священным писанием» или «государственным интересом».

Когда по приказу Людовика XI казнили герцога Немурского, под эшафотом поставили его малолетних детей, чтобы на них упали капли отцовской крови.

После казни не спешили убирать трупы. Они неделями висели на пиках, на стенах городского вала, на базарной площади, целыми или расчлененными.

4. Своеобразным обобщением средневековой теории и практики наказаний явилась так называемая «Терезиана» — австрийский кодекс 1768 года, сменивший «Каролину» в землях австрийской монархии.

В XVIII веке не только Австрия, но и другие германские государства выработали свои кодексы, сменившие «Каролину».

«Терезиана» не только узаконила пытку — это не было новшеством, — она содержала иллюстрации, разъяснявшие, как и какими средствами следует пытать. ^В том, что касается наказаний, авторы кодекса дали волю самому изощренному воображению. Разрешалось вырезывание ремней из человеческой кожи и т. п., и все это как дополнение к смертной казни.

При «просвещенном» короле Иосифе II «Терезиана» была заменена другим кодексом, несколько смягчавшим наказания (1777 г.).

Пройдет время, и мир узнает о формах и методах пыточного процесса, применявшихся сталинским КГБ. Не думаю, чтобы они отличались от средневековых в чем-либо существенном.

5. Упование на суровость наказания как на самое верное средство предотвращения преступлений проходит через всю историю феодального права.

Между тем опыт самой же средневековой юстиции служит наиболее ярким свидетельством ошибочности этой точки зрения.

Никакие репрессии не могут остановить классовой борьбы, порождающей бесстрашные натуры. Но репрессии сами по себе не могут подавить и общеуголовную преступность, хотя способны в какой-то мере и на какой-то срок (3-4 года в среднем) уменьшить количество преступлений.

Самые суровые казни не производили должного впечатления на преступников. Карманные воры продолжали красть у самого эшафота, пользуясь стечением публики (несмотря на то, что им самим грозил эшафот); в г. Тулузе (Франция) незадолго до революции банда убийц скрывалась за забором городской виселицы.

Сообщая об этом случае, Ж.П. Марат пишет: «Заблуждением является думать, что злодея обязательно удержит суровость угрожающей меры: воспоминание о ней очень скоро испаряется, между тем как неотвязные побуждения и нужды несчастного не покидают его ни на миг».

По наблюдениям священников, принимавших последнюю исповедь обреченных, большая часть преступников неоднократно присутствовала при казнях. Но каждый раз, совершая преступления, они надеялись на принятые ими предосторожности. Эта надежда была сильнее страха.

Не следует преувеличивать также положительное воздействие смертной казни на публику. Следуя одна за другой, казни быстро превращаются в зрелище. Не раз было замечено, что когда казнимая молода и красива, а казнимый имеет за собой славу «героя» да еще мужественно держится, зрители выражают свое сочувствие преступникам.

Оказываясь в центре внимания, осужденный нередко ведет себя вызывающе. Долго сохранялись в народе ужасные шутки осужденных, произнесенные на эшафоте или на пути к нему. Один просил палача вести его по той улице, где он не встретится с кредитором, другой предупреждал, что не любит, когда касаются шеи, ибо боится щекотки, и пр.

Необыкновенную убедительность приобретают столь частые уверения в невиновности, когда они произносятся с высоты эшафота; ужасное впечатление производит зрелище борьбы между палачом и преступником, когда последний, собрав силы, оказывает сопротивление.

Любопытно отметить то высокое положение, которое занимал в средневековом обществе палач; его одаривают деньгами, присваивают дворянский титул (например, в Германии) и пр. Он считается «последним судьей» (Nachrichter).

Как отмечал русский криминалист Таганцев, в XIX веке отношение общества к палачам уже совсем другое. С ними не хотят иметь дела. Их подбирают нередко из рецидивистов, которым за то прощают преступление. Но много раз случалось, что убийцы и грабители предпочитали идти на казнь, чем принимать на себя обязанности палача.

6. Среди прочих наказаний, применявшихся феодальными судами, следует выделить ссылку на галеры.

Галеры — это гребные суда. На каждой галере находилось до 300 гребцов. Каждые 5-6 человек были прикованы к одной скамье и одному веслу. Здесь они ели и спали.

Ссылку на галеры стали применять начиная с XV-XVI веков. Она была, как правило, бессрочной — до смерти. Больных сносили в трюм, где, лишенные воздуха, света и нужной пищи, они быстро погибали. Трудно сказать, какая смерть была предпочтительней: на галерах или на эшафоте.

При Людовике XIV на галеры стали ссылать не столько преступников, сколько протестантов, не желавших менять веры, а также авторов и издателей книг, почему-либо не понравившихся правительству.

С течением времени галеры стали заменяться каторжными работами в портах.

Излюбленным средством наказания в Германии было прогнать через строй. Оно применялось по отношению к лицу «податного сословия». Во Франции прогоняли через строй виновных солдат.

7. Тюрьма становится орудием наказания не ранее XVI века (до этого времени она только место задержания до суда).

В настоящее время трудно вообразить себе, чем была средневековая тюрьма в Англии, Франции и во всех других странах Европы.

«Мы с любопытством осматриваем теперь, — пишет выдающийся русский дореволюционный криминалист Таганцев, — в более старых городах Европы или в развалинах замков эпохи феодальной подземные каменные гробы, лишенные света и воздуха, или такие же клетки с раскаляющейся свинцовой кровлею… но представим мысленно то время, когда… в них проводили годы, десятки лет, целую жизнь заживо погребенные, прикованные к стене или хотя и пользующиеся свободой движения в двух-, трехсаженном логовище, но среди скученных товарищей по несчастью — живых, а нередко и мертвых, по неделям остававшихся без погребения, без всякой одежды или в разодранных лохмотьях, покрытых насекомыми всякого рода, в удушливой атмосфере сырости, плесени, не выносившихся нечистот, поддерживая свои силы заплесневевшим хлебом да какой-нибудь похлебкой, мало отличной от помоев».

Женщины и мужчины, взрослые и дети, новички и закоренелые преступники содержались вместе. О том, чтобы занять арестантов работой, никто и не помышлял.

Весьма нередко (особенно в Англии) в одной и той же тюрьме, в одной и той же камере помещались неоплатные должники и уголовники-рецидивисты, ждущие суда за преступления.

Для того чтобы арестованные не пытались бежать, применялись кандалы и приковывание.

«В Кембриджском графстве, — продолжает Таганцев, — арестантов, напр., клали спиной на железные полосы, укрепленные на полу, приковывали цепью, надевали на шею железное, с большими иглами, кольцо, мешавшее наклонять голову к земле, и покрывали еще другою тяжелою полосою ноги».

Нередко оказывалось, что в таких условиях многие годы находились заключенные незаконно, случайно.

Основную массу арестантов составляли мелкие преступники, виновные в незначительных кражах и т. п.; виновные в немногим более тяжких преступлениях наказывались смертью.

8. В Древней Греции, равно как и в рабовладельческом Риме, уголовному преследованию подвергались и животные. Средние века сохранили и «упрочили» этот обычай.

Объясняли его по-разному. Одни — тем, что всякое преступление нуждается в очистительном наказании, другие — тем, будто нельзя сомневаться в наличии сознания, психической деятельности у животных.

В XIV и XV веках животные, виновные в смерти людей, приговаривались обыкновенно к повешению. Перед этим их подвергали заключению и пытке. Крик боли принимался за признание вины. Во время казни животных одевали в человеческое платье. Казнь животных была чаще всего квалифицированной: вешали за задние ноги.

Весьма обыкновенным было обвинение животных в «колдовстве»: в XV веке был сожжен петух, которого обвиняли в том, что он снес яйцо (следовательно, находился в союзе с дьяволом); церковные суды нередко разбирали дела о преступлениях, совершенных насекомыми, грызунами, когда они причиняли вред земледелию, и т. п. Комментарии излишни.

II. Феодальные государства в Восточной Европе

Глава одиннадцатая Восточная Римская империя — Византия

1. Началом Византийской империи принято считать 395 год, когда император Феодосии 1 разделил Римское государство на две части — восточную и западную.

Столицей восточной части империи сделался Константинополь (так был переименован в 330 г. старый греческий город Византии).

В свои лучшие времена — до начала арабских завоеваний (VII в.) — империя включала обширные территории на Востоке: Палестину, Сирию, Месопотамию (ныне Ирак), Египет. После того как арабы отвоевали эти земли, империя сосредоточилась на Балканах и в Малой Азии (нынешняя Турция).

2. Начиная с IV столетия н.э. в Византии, как и в Риме, стали развиваться, хотя и медленно, феодальные отношения. Занятые в сельском хозяйстве рабы получают в пользование землю и инвентарь; подобно колонам, они обязаны платить половину урожая в пользу своих господ.

Свободные крестьяне отдаются под покровительство крупных землевладельцев на основе уже известного нам прекария.

Большая часть советских византинистов (3.В. Удальцова, А.П. Каждан и др.) полагает, что рабовладельческие отношения удерживались в Византии вплоть до VII века н.э. как господствующие. В противоположность этому Е.Э.Лифшиц, как и некоторые другие ученые, считает началом перехода к феодализму в Византии IV-V века. Рабство еще удерживается, но как пережиточно сохранившийся и потому отмирающий уклад.

Мы полагаем возможным придерживаться в данном случае (не причисляя себя к специалистам-византинистам) той точки зрения, которая установилась в нашей историко-юридической литературе и которую разделял переводчик и комментатор Дигест проф. И.С.Перетерский. Начиная с IV века в римское право, особенно в Византии, был включен ряд нововведений, свидетельствующих о переходе к феодализму: особо следует отметить прикрепление к отдельным профессиям и корпорациям различных групп населения, в первую очередь колонов. С IV века колон — уже зависимый арендатор, причем степень его зависимости увеличивается. «Рабы, посаженные на землю, — писал И.С.Перетерский, — оставаясь юридически рабами, фактически превращаются в крепостных. Они вели хозяйство на мелких участках, а ранее свободные арендаторы начали постепенно нисходить до положения рабов, посаженных на землю… В отношении наказуемости некоторых преступных деяний колоны, как и вообще люди низших сословий, занимают положение, близкое к рабам». Отсюда не следует, конечно, что рабство и колонат уже не различаются.

«В результате мы должны признать, что в IV-V веках Восточно-Римская империя была разлагающимся рабовладельческим государством. Специфической особенностью Византии было… сохранение сильных пережитков рабства при развитии крепостнических форм эксплуатации»‘.

Феодальные отношения развиваются и в городах. Ремесленники прикрепляются к своим коллегиям. Дети ремесленников обязываются следовать профессии отца.

Крупнейшим земельным собственником сделалась церковь. В Константинополе уже в VI веке насчитывалось 100 монастырей, один богаче другого; многие сотни их были построены в провинции.

В VI-VII веках в Восточно-Римскую империю вторгаются славянские племена. Они поселяются на обширных территориях во Фракии, Македонии, большей части северной Греции, а также в Далмации и Истрии.

Подобно франкам, славяне сохраняют на новых землях свои старинные общинные порядки. Они долгое время успешно сопротивляются всяким попыткам установить над ними феодальный гнет. Более того. По их примеру и при их поддержке возрождается свободное крестьянское сословие в среде коренного населения Греции.

Возрождается и старая крестьянская община. Одновременно с тем уменьшаются крупные имения. Исчезают прикрепленные к земле крестьяне.

Главным угнетателем крестьянина стало выступать государство в лице его податного аппарата. Однако и внутри свободной крестьянской общины уже не редкостью становятся кабальная аренда, наемный труд. Не отмерло и рабство.

Окончательная победа феодальных порядков приходится в Византии на 1Х-Х1 столетия, чему немало способствовало поражение крестьян в восстании Фомы Славянина (IX в.) и последовавшем за тем движении павликиан (так, от имени Апостола Павла, было названо широкое крестьянское восстание против феодального угнетения).

Крупные землевладельцы и военная знать («динаты» — сильные) захватывают крестьянские земли, подчиняют себе сельские общины, добиваются нового прикрепления крестьян к земле. С этого времени основная фигура в Византийской деревне — феодально-зависимый парик, крепостной.

В городах устанавливается тот же мелочный контроль над ремеслом, что и в других странах Европы.

Наконец, в довершение сходства государство стало практиковать (с XI в.) раздачу земель за службу, подобно тому, как это делалось при Карле Мартелле у франков. И так же, как это было у франков, прониары, как назывались в Византии бенефициарии, добиваются превращения своих служебных поместий в неотчуждаемые вотчины, приобретают административную и судебную власть над населением.

Установление феодальных отношений в Византии идет особым путем — через постепенное устранение рабовладения и его пережитков. Но результат оказывается таким же, как и у франков и остальных германцев.

2. Важными особенностями характеризуется и государственный строй Византийской империи. Первая из них — сохранение сильной императорской власти, наличие устойчивого централизованного руководства империей.

Это, впрочем, не исключает того, что весьма нередко императоры находились во власти клик, ими ставились и свергались. Из 107 Византииских самодержцев только 42 умерли своей смертью или скончались в боях — остальные были либо убиты, либо отреклись от престола.

Начиная с IX столетия выборность трона сменяется его переходом по наследству (принцип легитимности). При этом, как правило, наследник престола назначался соправителем еще при жизни императора. Ему присваивался титул «царя» (точнее, «цезаря»).

Окруженная неслыханным внешним почитанием, императорская власть опиралась на огромный, строго централизованный аппарат управления. К высшим ведомствам империи принадлежали министерства внутренних дел (полиции), иностранных, военное, финансовое и др.

Замещение высших должностей было привилегией сгняторской знати — высшего сословия империи. Она подразделялась на 18 разрядов. Каждый разряд замещал строго определенные должности. Переход в более высокий разряд давал право на более высокий пост. Проникнуть в этот круг было трудно.

Местное управление империи представляет интерес благодаря соединению военной и гражданской власти (VII в.) в одних руках — в руках генерал-губернаторов («стратигов», как они назывались). Правительство желало видеть их сильными и в то же время пугалось связанных с этим опасностей. Выходом было раздробление провинций, уменьшение их территории.

Военные силы империи состояли из солдат, для которых служба была наследственной профессией. За службу они наделялись земельными участками.

Ни одно европейское государство не могло состязаться с Византией по части налогового обложения.

Укажем на поземельную подать, которую налогоплательщик доставлял своими средствами, в виде зерна и пр., подушную подать, подать с жилищ, налог на париков и т.д. Кроме того, широко практикуются: принудительные постои солдат и чиновников в домах обывателей: принудительная продажа скота и зерна по пониженным ценам; поставки продовольствия в крепости: принудительное участие в строительстве мостов, дорог и пр.

Мы уже не раз говорили о том произволе, который царил в период абсолютных монархий, о потоках крови, которая проливалась в угоду той или иной политике. Но то, что происходило в этом смысле в Византии, мало с чем сравнимо.

При императоре Фоке (602-610 гг.) были испытаны на множестве невинных людей все способы казни: разрезание на части, старинные римские зашивания в мешок с последующим выбрасыванием в море и пр.

Вот как, например, казнили сановника Елпидия: выкололи глаза (делалось это обыкновенно раскаленным металлом), вырезали язык, отрезали ноги и руки, затем, еще живого, бросили в лодку и сожгли.

Императору Андронику (Х1П в.), человеку мелочному и подозрительному, принадлежала идея одновременного массового избиения всех заключенных, а заодно и всех их родственников. Мотивировалась эта мера государственным интересом и, разумеется, «повелением божьим».

«Хотя, — говорилось в указе Андроника, — все эти люди заключены в оковы и даже ослеплены, они не оставляют своих злых умыслов, и потому нет другого средства образумить их, кроме как лишить жизни». Народное восстание, воздавшее полной мерой самому Андронику, спасло заключенных.

Еще и сейчас можно услышать слово «Византийство» как определение политики и режимов лицемерных, жестоких, развращенных.

Сохранение сильной императорской власти в течение всей феодальной истории Византии можно объяснить рядом причин: наличием многих крупных городских центров — наследников римской эпохи — и потому потребностью в экономической связи между областями и провинциями; особой остротой классовой борьбы, что вполне объясняется сходством интересов крестьянской массы и многочисленного городского плебса, открывшим возможности союза между ними; наконец, постоянной внешнеполитической опасностью, дополняемой необходимостью эффективного подавления подвластных империи народов.

В отличие от того, что имело место на Западе, в поддержку сильной центральной власти выступает в Византии и церковь. Ее попытка подняться выше светской власти, предпринятая в VIII веке, оказалась неудачной. В конце концов было признано, что единственным лицом, достаточно компетентным для разрешения церковных дел, включая богословские споры, является император.

3. Наше особое внимание привлекают те страницы истории Византии, которые связаны с созданием крупнейшей правовой кодификации всех времен — свода законов Юстиниана. Значение его двоякое: во-первых, он дает наиболее систематическое изложение римского классического права и римской юриспруденции вообще; во-вторых, он послужил основным источником рецепции римского права в средние века — со всеми вытекающими из этого последствиями.

Кодификационные работы были выполнены в небывало короткий срок — за пять лет, с 529 по 534 год н.э.

Современное название свода — Corpus iuris civilis — не принадлежит Юстиниану. Оно было дано глоссаторами в ХП веке, в параллель своду церковного права — Corpus iuris canonici.

Законодательство Юстиниана преследовало разнообразные цели. Здесь и стремление привести в систему старое право, унаследованное от Рима и во многом уже не соответствующее новым временам, особенно тем временам, которые принесла с собой медленно совершавшаяся феодализация империи; здесь и надежда укрепить монархию; здесь и желание придать блеск правлению императора — выходца из простых солдат.

Племянник императора Юстиниана (в прошлом крестьянина), фактический соправитель, а затем император, Юстиниан отличался необыкновенной активностью. Он полагал, что, подобно римлянам, он должен не только побеждать, но и создавать законы. Всю жизнь Юстиниан носился с неосуществимой мечтой воскресить былое величие Рима, объединить под одной властью его бывшие владения.

Интерес Юстиниана к праву и судебной деятельности был очень велик. Вмешательство в судебную деятельность, в том числе в качестве высшего судьи, было для него делом обыкновенным.

Юстиниан полагал, что «безопасность государства зиждется и укрепляется оружием и законами… благодаря им возвысились римляне. Так было в прошлом, так будет и впредь».

В качестве руководителя кодификационных работ был избран юрист Трибониан, занимавший один из важнейших постов в государстве (начальник столицы). Ему было дано всего 15 сотрудников. Через три года после начала работы были готовы две основные части кодификации — Дигесты и Институции.

Дигесты, или Пандекты (переводятся одинаково — как «собранное», «содержащие в себе все»), составлены из сочинений выдающихся римских юристов (в извлечениях). Здесь излагается и комментируется действующее право. Дигесты — самая толстая книга кодификации — около 100 авторских листов (1600 стр.)’

Институциями был назван учебник для студентов Византииских юридических учебных заведений.

В империи имелись три высшие юридические школы: в Константинополе, Риме и Бейруте. Обучение продолжалось пять лет. Программа утверждалась государством Институции были кратким учебником по общим началам юриспруденции. Составлены они были на основе более старого учебника римского юриста Гая.

Третья и последняя часть свода — это собрание императорских постановлений, собственно «Кодекс Юстиниана».

Наконец, все дополнения и изменения, вносимые в свод последующим законодательством, составили особую часть — «Новеллы».

В широком смысле изменений и дополнений закона вообще это название сохраняет свое значение и в настоящее время.

От новелл отличались интерполяции, которыми стали называть всякие «скрытые», не оговоренные изменения текста, внесенные в Дигесты.

.Из последующих Византииских кодификаций отметим «Эклогу» (VIII в.), хорошо известную в славянских государствах, «ЗемЯеДельческий закон», санкционировавший существование сельских общий в Византии регламентировавший их правовой быт, наконец, «Базилики» императора Льва VI (890 г.), возвратившие Византийскую империю к законодательству »Юcтиниaнa. Кратким изложением основных законов явился изданный раньше «Прохирон».

В ХШ столетии Константинополь сделался добычей крестоносцев, шедших «освобождать» Иерусалим от мусульман.

Ослабленная политически, переживавшая экономический упадок, Византия должна была между тем вступить в непосильную конкуренцию с развивающейся европейской торговлей на Востоке. Угнетенные народы, в том числе славяне, в жестокой борьбе с империей отпадали от нее, образуя самостоятельные государства.

В XIV веке в наступление на Балканы переходят турки. Они захватывают сначала Сербию, потом Болгарию. В 1453 году наступает очередь и самого Константинополя. «Второй Рим», как его называли в Москве, сделался добычей завоевателей.