К этому пришли в Германии в результате подлинной «дрессировки», которой в XVII и XVIII вв. подвергались граждане в результате использования законодательства в сфере экономики и потребления, содержавшего зачастую абсурдные детали. Либерализм XIX в. покончил со всем этим, и BGB воспринимался в Германии, как и во многих других странах Европы, на которые оказывало воздействие германское право, как подтверждение гражданских свобод, которые конкретно обеспечивались гражданско-правовой субъективной свободой действий.
«Великая хартия вольностей» {прим. ред.).
316
Качество юридической техники в BGB как продукта законодательства было весьма спорным уже с самого начала и остается таковым сегодня. Однако не следует оценивать этот кодекс с позиций нашего времени. Историческое явление должно оцениваться по меркам своего времени. Остроту критики абстракции, исключительно сложной систематики и труднодоступного языка надо, безусловно, смягчить, если учесть, что законодатели адресовали свой труд вовсе не широким народным массам, а корпусу правоведов-юристов, обученных обращаться именно с юридической техникой пандектного права. Можно сожалеть, что в Европе это обстоятельство в течение длительного времени затрудняло понимание германского законодательства и применения права из-за незнания методов, использованных в BGB. Тяжелым камнем преткновения является система ссылок. В отдельных параграфах текст закона беспорядочно отсылается зачастую к различным его местам таким образом, что читатель должен владеть всеми 2385 параграфами для правильного толкования закона. Классическим примером является параграф 941, который отсылает к четырем другим параграфам; они, в свою очередь, отсылают к пяти другим, в которых ранее были ссылки на два параграфа, а три оставшиеся содержат ссылки на 40 параграфов. В последних на 17 были более ранние ссылки, а другие 23 параграфа отсылают, в свою очередь, еще к 21 параграфу и т. д. Такие же сложности характерны для общей части, с которой начинается закон. Общая часть включает набор общих правовых принципов, которые в пан-дектном праве считалось возможным изложить путем их извлечения и приведения к общему знаменателю из казуистических положений права Юстиниана. То, что в римском праве не выводились позици из различных общих принципов, совсем не беспокоило представителей пандектного права, что выше уже отмечалось. Ими предполагалось, что в римском праве это делалось неосознанно, что представляется совершенно неисторической точкой зрения. То, что эти принципы были узаконены в BGB как основа толкования тех детальных положений, которые содержатся ниже в специальных частях закона, не сделало закон более понятным для неспециалистов или юристов, не знакомых с BGB. Но данный метод исторически объясним: общая часть BGB играет некоторым образом ту жд роль для сторонников пандектного права, как и Institutiones в их любимом образцовом Corpus Juris Civilis, или, вернее, ту роль, которую, как они счистали, играет Institutiones.