Слово и дело.
В русском процессе вплоть до середины XVIII столетия удерживалась такая его форма, как «слово и дело государевы». Произнесший эту сакраментальную фразу мгновенно оказывался в руках властей, которые начинали розыск по этим самым «словам» и «делам». По сути это был розыск по государственным преступлениям (crime№ laesae majestatis), к которым, напомним, согласно Уложению (гл. I) относились и преступления против Церкви. Впрочем, обстоятельства этих дел были таковы, что любая оговорка, неосторожное поведение во хмелю могли стать обвинением в «государеве слове». Вот характерный образчик такого дела:
«В нынешнем во 133 году (1625. — М.И.) декабря в 21 день писали к государю с Воронежа воеводы Иван Волынский да Семен Усов, что декабря в 4 день пришел к ним в съезжую избу Воронежского уезда Карачунского монастыря старец Исайя, а сказал за собою государево дело того ж Карачунского монастыря на шумна Варсанофия да на дьякона Герасима. В нынешнем де во 133 году до Филиппова поста за неделю, призвав его игумен Варсанофий и дьякон Герасим к себе в келью, в келье били, и под пол сажали, и доскою давили и, по доске скачучи и пляшучи, пели: «радуйся, царь Иудейский, твое царствие пришло». И они того игумна Варсонофия против извета старца Исайи расспрашивали, и тот де игумен против извета старца Исайи им ничего не сказал, и их воевод лаял матерны» (Новомбергский. 1911. 1. № 23).
Однако у процесса «слово и дело» была еще одна сторона, еще одна особенность. Дело в том, что содержание под стражей в ту эпоху никак не регулировалось законом. Срок содержания (даже предварительного) зависел от произвола тюремщика («как государь скажет»). Как правило, арестанты содержались годами; срок ведения следствия тогда тоже законодательно определен не был (первые попытки к этому делаются только в законодательстве Петра Великого). Поэтому несчастные сидельцы очень часто прибегали к «слову и делу», чтобы заставить тюремщиков ускорить рассмотрение собственного дела. Процесс по «слову и делу» шел быстро, часто заявившего за собой «слово» отправляли в Москву, в Разбойный приказ, где у несчастного, вытерпи он пытки (а пытка была непременным условием «дела»), появлялся шанс освободиться от обвинения и обрести свободу. Тем более что на допросах от «дела» не оставалось и «слова»: обвиняемые просто выдумывали его, надеясь на скорую свободу. Вот характерный пример такого дела:
«В нынешнем во 7154 году (1646. — М.И.) февраля в 6 день писал к государю царю и великому князю Алексею Михайловичу из Переславля Рязанского Дмитрий Овцын, сказывали де ему тюремные сидельцы, рязанец сын боярский Федотка Короваев да боярина Никиты Ивановича Романова Скопина городка казаки Бориска Воротников Кривой да Захарко Лопаткин, что за ними государево дело; а они ему того государева дела не скажут, а скажут де они про то государево дело на Москве».