Вредительство рассматривалось как «подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации». Наладить бесперебойное функционирование всех этих вещей коммунисты не могли по определению. Плановая система, которая для них стала своего рода фетишем, имеет коренной недостаток, заключающийся в невозможности предусмотреть не то что все, а даже основные факторы, влияющие на производство и распределение. Планирование в некотором роде есть разновидность теории хаоса. Грубо говоря, для того чтобы планирование хоть как-то работало, необходимо иметь довольно много первоклассных математиков. У Советской власти с ее отношением к старым кадрам не было никогда необходимого числа математиков, чтобы все просчитать. Математики от сохи и от станка явно не дотягивали до уровня старых специалистов. В результате советская плановая экономика всегда напоминала Тришкин кафтан с извечным дефицитом самого необходимого и перепроизводством совершенно неконкурентоспособных и потому никому не нужных товаров. За эти безобразия кто-то должен был отвечать. Сама Советская власть за это отвечать не могла, оставалось найти вредителей. Вредитель — это скорее социально чуждый элемент, следовательно, кто-то из «бывших». Потом, разумеется, взялись за своих, более интеллигентных и умных.
Особенно ярко данное явление дало о себе знать в промышленности в годы индустриализации. Индустриализация проводилась в сжатые сроки в основном на производственной базе времен «проклятого» царизма и с нарушением всех мыслимых норм технической эксплуатации оборудования. Все решал комсомольский задор, энтузиазм масс, получивших в лучшем случае начальное образование, помноженный на извечный русский «авось». В результате когда на техническую установку оборудования (купленного за золото за границей), постройку фундамента и т.п. требовалось три месяца, ударники-комсомольцы делали это за месяц-полтора. Как следствие, станки ломались при первом же включении, стены заводов рушились, шахты взрывались. Абсолютное большинство дел о вредительстве именно такого рода.
УК РСФСР 1960 г. резко сократил число видов политических преступлений, переквалифицировав их в «особо опасные государственные преступления».
К другому виду преступлений следует отнести так называемые хозяйственные преступления (гл. 4 УК 1922 г.). Все этого вида преступления относились к деятельности, направленной на извлечение прибыли частным лицом с использованием государственного имущества и оборота вещей, запрещенных к нему. К хозяйственным преступлениям относились нарушения трудового законодательства и законодательства о советской торговле. УК 1960 г. сохранил подобную квалификацию преступлений, оставив нетронутой их широкую классификацию.
Определенным новшеством стали преступления, представляющие собой нарушение правил отделения церкви от государства, и преступления, составляющие собой пережитки родового быта. УК 1926 г. и УК 1960 г. имели на этот счет специальные главы.
В сфере преступлений, направленных против личности, большевики придерживались в общем-то традиционной политики. Интересным, но малоизвестным фактом является то, что в первоначальной редакции ст. 143 УК 1922 г. знала такую квалификацию, как убийство из сострадания. Сейчас подобного рода деяния именуют эвтаназией. Примечание к ст. 143 гласило: «Убийство, совершенное по настоянию убитого из чувства сострадания, не карается». Для сравнения скажем, что Уголовное уложение 1903 г. тоже знало такую квалификацию, но устанавливало минимальный срок наказания за него: «Виновный в убийстве, учиненном по настоянию убитого и из сострадания к нему, наказывается заключением в крепость сроком не свыше трех лет» (ст. 460). Однако следует заметить, что первоначальная редакция ст. 143 продержалась всего несколько месяцев. Причиной послужила эпидемия самоубийств, особенно в среде большевиков, не выдерживавших перехода к мирной жизни в условиях реставрации капитализма.