Процедура гонения следа очень хорошо описана в одном памятнике польского права XIII в. Мы с полным основанием можем применить описание этой процедуры и к нашим порядкам. «Если кто-нибудь будет убит возле деревни, — писал немецкий анонимный автор этого сочинения, — а сельчане не будут в состоянии изловить убийцу, гонят по следу его с криком до другой деревни, тогда не несут никакого ущерба; эта деревня должна дальше с криком преследовать по следу убийцу до другой деревни, и таким образом должна каждая деревня гнать по следу, пока не будет пойман тот, кто совершил преступление. Деревня, к которой с криком довели след, в случае не пожелает гнать дальше по следу, должна уплатить за голову» (Собестианский. 1888. С. 109 — 110). Последний случай есть как раз вариант «дикой виры», как она названа в Русской Правде.

Вторая стадия есть процедура рассмотрения самого спора в суде. В ее ходе стороны состязались друг с другом, предъявляя доказательства своей правоты. Тут же по окончании прений судья выносил свое решение. Последняя стадия процесса — исполнение решения суда. Государство никак не вмешивалось в этот вопрос, за исключением случаев так называемого «потока и разграбления». Под последним следует понимать объявление преступника вне закона. Ни его жизнь, ни жизнь его близких, ни их имущество не подлежали защите закона. Тем самым он сам был заинтересован в том, чтобы скрыться как можно скорее, если это ему, конечно, удавалось. В остальных случаях стороны должны были формально уладить между собой то, как они будут исполнять решение суда. Если сторона злостно уклонялась от исполнения этого положения, то противная сторона могла потребовать у государства (суда) выдать ему противника «головой», т.е. в его полную власть.

Система доказательств древнерусского процесса.

Помимо явных и очевидных следов правонарушения — синяков, ран, мертвого тела и т.п. наше право требовало представления прежде всего свидетелей. Свидетели были двух родов: видоки и послухи. Видок — это очевидец события (ст. ст. 2, 9 РП Акад. сп.; ст. 24 РП Кар. сп.; ст. 31 РП Троиц. сп.). Наше право знало принцип «u№us testis №ullus testis», поэтому видоков должно было быть не менее двух. По некоторым делам требовалось выставление большего числа свидетелей.

Следующая категория свидетелей имеет достаточно сложную природу. Послух не есть очевидец и не свидетель по слуху, как до сих пор думают некоторые, очевидно, полагаясь на видимую этимологию этого слова. Этим термином обозначалась обрядовая сторона судебного ритуала, обусловленного представлениями древних о присутствии божества правосудия на суде. В некотором роде послух — рудимент Божьего суда. Только этим можно объяснить, например, положение ст. 17 ПСТ (ср. ст. 18 РП Троиц. сп.), где послух признается активной стороной судебного разбирательства, так как ему предписано поле и он не может выставить вместо себя наймита. Известный русский юрист Н.Л. Дювернуа был совершенно прав, когда замечал, что в этимологии этого слова необходимо отталкиваться от глагола «ссылаться», поскольку послухи — те люди, на которых можно сослаться для удостоверения «доброй» славы истца или ответчика. Формально послухи не очевидцы событий. «Если я положился или послался, — писал Н.Л. Дювернуа, — то этим самым я вызываю его содействовать мне, я делаю его моим пособником» (Дювернуа. 1869. С. 102). Иными словами, послухи в древнейший период полностью соответствовали, например, «соприсяжникам» эпохи Варварских Правд (L. Sal. Cap. VII. Extr. B. 5).