Из священнических полномочий царя вытекало его право высшего церковного суда. Этим воспользовался Иосиф Волоцкий, когда, не поладив со своим прямым начальством — архиепископом Новгородским, напрямую обратился за защитой к Василию III. Несмотря на то, что поведение Иосифа Волоцкого противоречило каноническому праву, Василий III поддержал его. Само утверждение автокефальности Русской православной церкви также произошло благодаря поддержке царя. Избрание высших иерархов Церкви осуществлялось либо по прямому указанию царя, либо с его ведома и одобрения. Нередко цари выступали в роли законодателя по вопросам Церкви, доказательством чего служит деятельное участие Иоанна Грозного в Стоглавом соборе 1551 г. Вместе с тем русские цари до Петра не дают поводов обвинять их в цезарепапизме. Нередки случаи соправительства патриарха и царя, особенно при двух первых Романовых. Вместе с тем царь все же оставался «простым» человеком, в чем признавался Иоанн IV во втором своем письме к Курбскому: «А и з женою вы меня про что разлучили? Только бы вы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было. А будет молвишь, что яз о том не терпел и чистоты не хранил, — ино все есмы человецы» (Переписка. 1993. С. 104).
Было бы вместе с тем большим преувеличением считать власть царя Московского равносильной власти абсолютного монарха в западноевропейском понимании. А некоторые советские историки находят черты абсолютизма чуть ли не с середины XVI в. Власть царя Московского не была абсолютной хотя бы уже потому, что исходя из вышеизложенных канонических правил царь не мог, как западноевропейский монарх, по собственному произволу менять веру своих подданных, тогда как на Западе мы встречаем это сплошь и рядом, особенно с утверждением во время Реформации принципа «cujus regio, ejus religio». Также известно, что начиная с правления Василия Шуйского цари давали за себя «поручную запись». Вот наиболее характерные выдержки из нее:
«И позволил есмя я, царь и великий князь, Василей Иванович всеа Руси, целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом з бояры своими смерти не предати, и вотчин, и доров, и животов у братии их, и у жен, и у детей не отъимати, будут которые с ними в мысли не были. Также и у гостей, и у торговых, и у черных людей, хотя которой по суду и по сыску доидет смертные вины, и после их у жен их и у детей дворов и лавок, и животов не отъимати, будут с ними они в той вине неповинны. Да и доводов ложных мне, великому государю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное христианство без вины не гибли; а хто на кого лжет, и, сыскав, того казнити, смотря по вине его: что было возвел неподелно, тем самым и осудится» (Собрание. 1818. 2. № 141).