Исковая давность в XVIII в. испытывает определенные изменения. Если в московском процессе она была подчинена реципированным из византийского права, то в эпоху Империи вводятся следующие сроки: три года по искам о спорах о недвижимости (1737 г.); один год по апелляциям дел (1775 г.); 10 лет по уголовным и гражданским делам (1775 г.).

Судебные доказательства в дореформенную эпоху представляли собой следующую картину. Прежде всего в процесс вводится доктрина формальной оценки доказательств. Последняя означает, что судья не вправе самостоятельно оценивать их, а обязан руководствоваться в этом деле уже заранее (в законе) установленной иерархической шкалой их. Главнейшим доказательным средством, таким образом, в эпоху Империи становится собственное признание обвиняемого. При этом чтобы признание можно было рассматривать в качестве доказательства, необходимо, чтобы оно было справедливо, добровольно, сделано на суде (повторно), вероятно и простиралось на такие обстоятельства, о которых после него не могло бы уже быть сомнения (гл. 2 ч. 2 Крат. из. пр. 1715 г.).

Следующее по важности доказательство — свидетельские показания. При этом закон указывал, что «чин свидетеля есть явный чин, и того ради к сему только беспорочные люди (а не достоинства лишенные) употребляются». Далее, закон устанавливал особые требования к свидетельским показаниям: свидетелем могло быть лицо, достигшее 15 лет, пол не влиял на способность быть свидетелем, но закон указывал, что свидетельство мужчины ценится выше, чем свидетельство женщины, преимущество получал также грамотный над неграмотным, духовное лицо перед светским, законнорожденный перед незаконнорожденным. Закон также устанавливал особый перечень лиц, не допускавшихся к свидетельствованию: раскольники, лишенные чести по суду, разбойники, воры, убийцы и т.п. Свидетельствование допускалось только под присягой: «Всем свидетелям надлежит, хотя б оные вышнего достоинства и знатнейшие были, присягать, понеже свидетелю, который присяги не учинил, верить не мочно, хотя б оный и архиепископом был».

Письменный документ являлся также доказательным средством. Закон по этому поводу гласил следующее: «Третий образ доказывания бывает через грамотки и письменное свидетельство в сих письмах находится, что друг другу обязан, и по силе оных един из них имеет право от другого что-нибудь претендовать» (гл. 4 ч. 2 Крат. из. пр.).

Присяга была «четвертым образом доказывания». В определенной мере она была воспринята еще из московского процесса, где играла роль очистительной клятвы. Напомним, в случае, если тяжущиеся стороны представляли равные по силе доказательства, то в допетровские времена дело разрешалось жребием, который указывал, какая из сторон должна принести присягу и тем самым выиграть процесс. Краткое изображение процессов 1715 г. признавало за присягой доказательную силу тогда, когда предъявленные сторонами доказательства не могут быть расценены убедительными, когда они являются «полуявными», или «ответчик в явных собраниях таким же образом обнесет, а иных доказов иметь не может, то повинен он свое дело присягою удостоверить» (п. 2 гл. 5 ч. 2 Крат. из. пр.). Присяга, помимо всего прочего, являлась субсидиарным средством, подкрепляющим свидетельские показания.