Если модель «параллельного федерализма» в российской действительности пытались и пытаются реализовывать главным образом субъекты Федерации, которые усматривают в ней возможность создания необходимых условий для роста своей самостоятельности, повышения статуса вплоть до конфедеративных отношений с государством, то модель «унитарного федерализма» досталась федеральной власти в наследие от прежних времен. Для нее, как уже отмечалось, характерно стремление к централизации и даже унитаризму при сохранении внешних декоративных атрибутов федеративного государства.

В качестве конкретных примеров конкуренции различных моделей федерализма не только в теории, но и в практической деятельности различных субъектов политической жизни страны можно привести, скажем, позиции регионов в известном деле о проверке конституционности Лесного кодекса Российской Федерации от 4 декабря 2006 г. № 200-ФЗ 1 (когда ярко проявилось представление ряда руководителей региональных властей о предметах совместного ведения как о некоей материальной ценности, подлежащей разделу); позиции значительного числа федеральных чиновников, принципиально негативно относящихся к договорной практике разграничения полномочий с субъектами Федерации. Уже упоминавшиеся предложения провести «раз и навсегда» разграничение полномочий Федерации и ее субъектов по предметам ведения, закрепленным в ст. 72 Конституции РФ, являются проявлением идей «параллельного федерализма», а тенденции к отказу от выборности глав субъектов Федерации есть не что иное, как ренессанс старых командно-административных методов «унитарного федерализма».

 

1 СЗ РФ. 2006. № 50. Ст. 5278.

Собственно, именно наличие конкурирующих концепций федерализма в России является причиной хронической незавершенности ряда научных и политических дискуссий, касающихся наиболее принципиальных позиций в оценках содержания федеративного перехода, а также стратегии и тактики правовой и институциональной реализации конституционной модели федерализма. Споры о конституционной или договорной природе Федерации; асимметричности или симметричности ее устройства; делимости или неделимости государственного суверенитета; о якобы имеющем место нарушении договорами о разграничении предметов ведения и полномочий принципа равноправия субъектов; о возможности или невозможности передачи предметов исключительного ведения субъектов Федерации в совместное ведение и т.п. являются отражением того факта, что общество с недостаточным уровнем правовой, конституционной и политической культуры еще не пришло к осознанию императивности конституционной, т.е. кооперативной, модели федерализма и опасности ее искажения на практике. Поэтому поставить логическую точку во всех этих дискуссиях можно будет лишь в том случае, если их участники договорятся как минимум пользоваться единым понятийным аппаратом (в содержательном смысле) и определятся, какую все-таки модель федерализма они отстаивают.

Однако констатация наличия практической конкуренции трех моделей федерализма не снимает необходимости дать ответ на вопрос: является ли современная версия федеративного устройства неполным воплощением одной из трех моделей российского федерализма либо речь должна идти о некоей гибридной форме? В последнем случае возникает проблема изучения жизнеспособности или химеричности этой формы, которая может стать темой дальнейших исследований.