Наконец, большие сомнения в рамках данного законопроекта вызывает формулировка, согласно которой органы власти могут устанавливать также иные основания, при которых лицу может быть отказано в предоставлении государственной услуги. Такое, по сути, безграничное применение рассматриваемых мер представляется не вполне обоснованным и достаточно опасным в области воздействия на сферу личных прав и свобод должника.
Поэтому стоит признать данную инициативу весьма амбициозной, однако недостаточно разработанной для дальнейшего внедрения в систему принудительного исполнения. Из предложенного перечня государственных услуг представляется допустимым отказывать только в выдаче заграничного паспорта и водительского удостоверения, поскольку данные меры сопряжены с существующими ограничениями прав должника и являются по отношению к ним обеспечительными, кроме того, отражают уже сложившуюся правоприменительную практику и основываются на успешном опыте зарубежных правопорядков.
Анализ существующего на сегодняшний день в российском исполнительном производстве механизма применения мер косвенного принуждения, проведенный в настоящей главе, позволил прийти к следующим выводам.
Во-первых, личный характер прав, на которые воздействуют меры косвенного принуждения, не допускает исключения из правила о предоставлении срока для добровольного исполнения, поскольку ограничения такого рода затрагивают права, находящиеся на высшей ступени в иерархии прав и свобод человека и, соответственно, представляющие объект повышенной защиты. Исходя из этого применение временного ограничения права на выезд за рубеж в качестве обеспечительной меры, что допускает законодательство об исполнительном производстве, является неправомерным.
Во-вторых, при исполнении неимущественных требований косвенное принуждение является необходимым и порой единственным средством воздействия на должника, которым, бесспорно, должен располагать судебный пристав-исполнитель в целях восстановления нарушенных прав взыскателя. При исполнении требований неимущественного характера мотивация должника и создание соответствующего стимула к исполнению предписаний получают принципиальное значение, поскольку исполнение не может быть достигнуто непосредственно за счет имущества должника или действиями третьих лиц.
В-третьих, основной проблемой при использовании института косвенного принуждения в целях исполнения требований имущественного характера является достижение оптимального баланса интересов и соответствие принципу соразмерности. В целом следует признать, что к нарушению приведенных стандартов исполнительного производства приводит скорее чрезмерная боязнь ущемить интересы должника, нежели применение мер косвенного воздействия.
В-четвертых, концепция, допускающая применение мер косвенного принуждения только в случае исчерпания мер имущественного характера, хотя и содержит четкую дифференциацию способов воздействия на должника исходя из различий в их правовой природе, тем не менее необоснованно сужает круг обстоятельств, при которых личные права должника могут быть подвергнуты ограничению. Такая позиция не способствует достижению эффективности процедуры принудительного исполнения и неоправданно смещает баланс интересов сторон исполнительного производства в пользу должника, в то время как первоочередной задачей является восстановление нарушенных прав взыскателя. Кроме того, подобный подход исключает возможность применения мер косвенного принуждения в тех ситуациях, когда личные ограничения становятся единственным способом исполнения предписанных требований, а именно в случае сокрытия должником принадлежащего имущества. Наконец, указанная концепция не учитывает стимулирующую направленность мер косвенного принуждения, заключающуюся в создании для должника мотивации к исполнению судебных решений и иных юрисдикционных актов.