Вместе с тем следует признать, что ни преимущественная защита прав взыскателя, ни сама по себе конституционность личных ограничений не оправдывают любой порядок их применения, и необходимость минимальных стандартов правовой защиты должника признана как международным, так и национальным правом, а также не вызывает сомнений среди авторов в юридической литературе 1 . Более того, если принимать во внимание стимулирующую направленность мер косвенного принуждения, в результате чего исполнение осуществляется должником самостоятельно, нельзя игнорировать в данных правоотношениях фигуру судебного пристава-исполнителя, чьи действия сводятся к вынесению постановления об установлении ограничения личных прав, и в этом смысле его деятельность значительно облегчается.

 

1 См., например: Ярков В.В. Университетские научные записки. 2006. № 1(17). С. 51 — 70.

С одной стороны, сведение к минимуму затраты судебным приставом-исполнителем времени и действий для достижения результата в виде исполнения предписанных требований является бесспорным преимуществом института косвенного принуждения. Однако, с другой стороны, можно предположить, что баланс интересов в некоторой степени смещается в пользу судебного пристава-исполнителя. На одной чаше весов оказываются интересы должника, на другой — судебного пристава-исполнителя, которому предпочтительнее вынести постановление о применении личного ограничения и добиться самостоятельного исполнения требований исполнительного документа за счет действий должника, нежели воздействовать на его имущество, что представляет для него гораздо больший объем работы.

Насколько допустимым является решение проблемы высокой нагрузки судебного пристава-исполнителя за счет препятствия реализации должником его личных прав? Тем более что интерес взыскателя состоит в получении исполнения требований исполнительного документа, а то, каким образом и за счет каких средств будет достигаться такое исполнение, не имеет для него принципиального значения. Правомерность данного вопроса обусловлена также и тем фактором, что в российском исполнительном производстве стороны занимают не столь активную позицию, как в зарубежных правопорядках. Например, во Франции взыскатель самостоятельно определяет, какую меру принуждения применить в отношении должника 1 , а в Германии он самостоятельно осуществляет розыск его имущества 2 . В России все действия по принудительному исполнению требований исполнительного документа осуществляются самостоятельно судебным приставом-исполнителем и преимущественно по его инициативе, поэтому с точки зрения отечественного подхода не вполне оправданным представляется фактическое перекладывание обязанностей, возложенных на судебного пристава-исполнителя, на плечи должника.

 

1 Кузнецов Е.Н. К вопросу о принципах исполнительного производства // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2007. № 6. С. 312.

2 См., например: Brox H., Walker W.-D. Opt. cit. S. 87 — 101; Jauer№ig O., Berger C. Op. cit. S. 95 — 112; Lackma№ R. Op. cit. S. 92 — 111.

Можно представить ситуацию, когда сумма задолженности велика и для того, чтобы исполнить судебное решение или иной подлежащий исполнению акт, должнику придется самостоятельно реализовывать имущество, что, по сути, входит в круг обязанностей судебного пристава-исполнителя. Кроме того, исходя из норм Федерального закона «Об исполнительном производстве» исполнение требований исполнительного документа осуществляется за счет личного имущества должника, и данное правило в полной мере соблюдается в случае применения мер принудительного исполнения.