В отношении требований имущественного характера вопрос остается открытым. Наиболее верным представляется установление очередности с точки зрения неблагоприятных последствий, которые вынужден нести должник вследствие применения в отношении его как меры ответственности за нарушение законодательства об исполнительном производстве, так и личного ограничения. С одной стороны, ответственность представляет собой новую юридическую обязанность, которой не существовало для должника до совершения им правонарушения. Личные ограничения новой обязанности не возлагают, а способствуют исполнению существующей, поэтому привлечение к ответственности следует осуществлять только в том случае, если меры косвенного принуждения должника к исполнению судебного или иного подлежащего исполнению акта не возымели действия.

Однако следует иметь в виду, что рассматриваемые меры имеют последствия разного характера: личного и имущественного. В то время как средства косвенного принуждения предполагают личные лишения для должника, мера привлечения к ответственности связана с издержками имущественного характера. Размер штрафа, установленный ст. 17.14 КоАП РФ, не столь высок, чтобы представлять для должника серьезные лишения. Административный штраф в отношении граждан составляет от 1 000 до 2 500 руб. Сравнивая с ограничением, например, права на выезд за пределы страны или с изъятием водительских прав, административный штраф представляется менее суровой санкцией, поэтому и применять его следует первоначально, оставляя средства косвенного принуждения в качестве крайней меры.

Однако приведенные рассуждения хотя и не лишены смысла, тем не менее иллюстрируют существенный недостаток предложенной концепции: для борьбы с недобросовестными должниками, препятствующими ходу исполнительного производства, законодатель создал отдельные механизмы, в то время как ограничения личных прав направлены на любых должников, не исполняющих судебные решения или акты иных юрисдикционных органов добровольно, и в этом смысле они являются обычными мерами воздействия, а не предусмотренными для крайних либо экстренных случаев или для наказания должника.

Таким образом, представляется возможным сделать вывод, что конструирование концепции использования института личных ограничений в исполнительном производстве на основании поведения должника является неубедительным и создает целый комплекс последующих проблем — определения, что есть злостное уклонение от исполнения судебных и иных юрисдикционных актов, доказывания проявления недобросовестности в действиях должника, а также приводит к необходимости соотношения с мерами административной ответственности.

Более обоснованным является рассмотрение ограничений личных прав должника в качестве регулярных и обычных способов принуждения, для применения которых достаточно пропуска срока для добровольного исполнения. Безусловно, ограничения личных прав могут представляться для должника достаточно болезненными, но не настолько, чтобы рассматривать их в качестве крайней меры и значительно сокращать круг лиц, в отношении которых может использоваться косвенное принуждение.

Что касается тех случаев, когда у должника действительно нет имущества, но, несмотря на это, ограничение личных прав установлено, такую ситуацию также нельзя считать критической. В подобных обстоятельствах меру косвенного принуждения невозможно оценивать в качестве сурового способа воздействия на должника, порождающего для него неблагоприятные последствия, поскольку если должник в действительности не располагает ни денежными средствами, ни имуществом, то наверняка он не пользуется своими правами ни на выезд за рубеж, ни на управление транспортным средством и такие права не представляют для него ценности, а значит, их ограничение не может быть болезненным. Более того, с недавнего времени в России действует институт банкротства физических лиц, что также может стать решением обозначенной проблемы и выходом для должника из затруднительной ситуации, позволив исключить возможность установления в отношении его ограничений личного характера.